Дравих. Глава 3 Вот слух от жизни. Часть 3 Взросление

Неминуемое взросление, или то неотъемлемое что сопутствует рождению всегда.

Гнилая вонь, подвал владыки
И топот ног «Его» великий -
Одна лишь музыка певцу -
Нет, слышен стон, мольба Зевсу,
Нам слышен вопль сумасбродный
И голос близкий и утробный
И запах мерзкой смерти нам
Предстал,
Почтенным господам.
Ввели поэта. Ужаснулся,
Он думал: сплю я, не проснулся,
Поникший весь, разбит в себе
Взбодрился - даже вам и мне
С трудом дается что-то помнить,
Тоску свою переживать,
Когда стою я с вами, помнить
Что надо сказку продолжать,
И удержаться там, остаться
Не убежать, а сил набраться
И продолжать:
Там старец был
Безногий, в нем была лишь гниль.
И молвил страшным гласом пленный

Все отвернулись - слух смертельный
Как с света чуждого всем нам
Внушая страх любым умам
Дает урок понятней света
Иль всеми чтимого поэта:

"ты что ли, молодой и свежий
зашел и сел со мной, невежей...
... и там открылась дверь моя
вошли высокие фигуры
не понимал, был счастлив я,
величье славил я фортуны.
они спустились мерно, тихо.
я помню сырость под ногами
каменной лестницы пред нами
играла песнь, о, как велико
построен был ее сюжет
и к подчинению открыто
все существо, весь человек…

о, мы любили свет унылый
дверей тяжелых скрип ретивый
нам каждый раз сверкали лица
глаза весельем наполнялись
когда копыта, колесницы
над нами!.. – вскрикнул:
нас! стеснялись...-

подернул голову к юнцу
тот тут же устремил к Зевсу -

...над головами, все топчась
в обитель снизойти стучались.
мы ждали, каждый ждал из нас,
я звал их глупых, заходите!
чего боитесь, коль хотите,
так нет, вот странность
вот где рок
ведь никогда не заходили,
…да… где собралась глупость впрок.
...безумцев Боги породили!..
копытца бренчают над нами
над светло-ясными умами. –

улыбкой зубы оголил
и мерзкий лик преобразил
теперь еще сквернее стало,
нам с вами страшно дико стало
безумства видеть верных слуг
здесь пик (не снизить бы заслуг)
здесь наивысшая ступень
непревзойденна по сей день
безумства плоти.
здесь Аид,
здесь будто трон его стоит! –

так вот, та дверь, скрипнула снова
какой-то светоч встретил взор
а я, дурак, не мог им слова -
сказать,
позор...
какой-то бесконечный вздор –

сказал и тут же отвернулся,
теперь на стену положил
он голову, вздохнул, прогнулся,
как - будто горб свой распрямил. –

они спустились, о, величье
ходить и топать с безразличьем
и удержаться от веселья,
такое внявши вдохновенье!
едва, едва ли это - люди
не знаю кто они, но верно
когда-нибудь с тобой мы будем
все так топтать непринужденно...-

и что сегодня там за время,
когда тюремной жизни бремя
на всяку спину ляжет равно
и искалечит взор исправно...-

...так вот, я встретил их,
«что ж надо,
садитесь, можете мне рядом…»
но нет, вот жизни многозначность
они не стали делать это,
там слава, камни и невзрачность
неромантичного сюжета.
тогда ж, тем ясным летним днем
я не сумел, я ждал любви,
я думал: слава!
весь огнем обдался,
но взоры смыли мне в крови...

теперь с тобой сижу, спасенье
я знаю все: судьбы теченье
как бесконечный океан.
велик, огромен он, но нам
по неподвижным тем волнам
спасенья нет застыть - и звезды
не остановятся, поверь мне...-

умолк, глаза свои закрыл,
но вдруг опять заговорил -

едва ли я как ты - невежа,
а ты вот, дышишь, знать без скрежа
в груди, в ушах моих прогнивших
бытуют твари нравов низших
они едят меня тихонько
они плодятся, их уж столько,
сколь нет жрецов в великих храмах,
и прихотей в шумерских дамах.
мне слышен сердца тяжкий стук
и тварей, плоть жующих звук.
это меня, меня терзают.
но,
мертв уж я, они не знают.

- да отвернись ты от него! –

с упрямых ног скосил беседы,
рождавший флотские обеды,
он кок, т.е. повар самого
царя прославленной галеры -

не слушай бред гнилой его.
ты умереть скорее должен,
а он здесь в гнев царя положен.

- он услаждает слух зловонной речью,

- с ума сведет своей он речью.
его судьба давно скончалась...

- э-э, может, жизни мне осталось
как после царского вакхала
вина на дне Его бокала,
переживу и их и вас

-да, замолчи уже, Соврас! -

вмешался в ту беседу воин,
не молод он, но жизни полон.

к стене прикован, ближе к двери,
различный узник там лежал:
политики, прекрасны пери,
певец поэму там рожал, -

я покажу тебе, где правда
хочу чтоб все ты верно знал
подходит время для паденья
и осенью желтеет лист
конец настиг, он неминуем
знай, завтра твой последний день,
лишишься радости дыханья
и сердца счастья колебанья.
не осложняй отход всем этим,
кем был ты в мире том?
– поэтом, -
поэтом, стал быть, умирай.
стихи любимые читай,
не забывай счастливых песен,
будь перед смертью ясен, весел.
не думай что ты жизнь не прожил,
не сожалей ушедших дней
ты молод, жизни полон, все же
не изменить судьбы твоей!
смирись, усни, уйди в покои
все ясно и светло теперь
как никогда ты сам с собою,
то редкость дивная, поверь.
перед тобой отчайнья пропасть
я помню это все, я знал
несправедливость, безысходность
о, рок нелепый, умирал.
а ты, глупец, очнись скорее
ты умираешь тем вернее,
чем ждешь, поджилками бренча
своей нелепой смерти час.
очнись же, ну, мы все здесь знаем,
как тяжко счастья пленных знамя,
есть время, помни, друг мой, это.
-о, я вас слышу с трудом
лишусь я завтра солнца, света,
когда любовь моя и не догадывается,
гром меня, об этом! -
потом все, счастье, все потом
теперь лишь скорбь и все о том
к одной мечте, прекрасной деве
дороги мыслей всех ведут
он без нее, о, Боги где вы?!
уж демоны его несут
к потоку масс, где ветер мчит
корабль его в страну Аид.
- эй, ты, вернись, вернись лицом к нам
я расскажу тебе два мифа,
один направится к Атлантам
ты слышал, Жители Олимпа...
– я слышал этого сполна
поэт я, иль быка слюна!
– тогда другой, его не слышал
его никто еще не слышал
– услышит вряд ли, - прохрипел
Соврас, и, выпрямившись, сел.