Мое первое убийство

АТОМНАЯ ЗОЛУШКА.

Аромат китайской груши отдает вишней.
Скажи, между нами, сотнями, кто лишний?

И ленивая птица ночная все бредит солнцем.
В ожиданье кого-то другого застыли станции.

Вот привиделась позавчерашняя грязная лужа.
Несмотря ни на что, в ней мое расползлось отраженье….

Я смотрю на твою ослепительно – злую улыбку,
Несмотря ни на что, она жутко тебе не подходит….

Я сегодня с тобой и одна в этом мире – престранно.
Убегаю долой по долам и горам, а в душе – ненормально.
Ни любви этим летом, ни самого доброго слова…
Раскраснелись забывшие ласку и вкус поцелуя
Безответно влюбленные в чудо иссохшие губы.
Где-то принц потерялся, а может, женился давно он…

Показалось, что песня знакомая слышится глухо.
Прижимая метлу, по дороге домой я иду еле слышно.

То ли черт, то ли ветер мою разрушает работу.
Я не помню, где мне приходилось пылиться сегодня.

И все чаще зевота тревожит мои пересохшие губы.
На пути неожиданно смело возник одуванчик.

Обезглавила. Знать, не судьба ей уже опушиться.
Белокровно стекает липучая жидкость по пальцам.

И летучая серость к фалангам теперь прилипает.
Будто совесть – прескверная тетка, покоя лишила.

Незаметно с меня теперь можно снимать отпечатки.
Приговором суровым «ВИНОВНА» меня обезглавить.

Растрепались нескромно пропахшие улицей кудри.
Некультурно лицо увлажнилось и стало пылиться.

Макияж – «аль натуре», и вот мне осталось вписаться
В раствердевшийся столб, дабы он фонарем поделился.

Просвистела маршрутка – видать и кому-то не спиться.
Пронеслась. Из окна неожиданно выпала полная тетка.

Подошла и пропела чуть-чуть «под шафе» неизвестный мотивчик,
Где отчетливо мне говорилось, что я ее крестная дочка.

Что она моя крестная мама – волшебная фея.
Только запах спиртного отнюдь не внушал мне покоя.

Предложила проехать на тыкве до дома напротив.
Если в тыкву не влезем, то можно на крысах арабских.

А метлу мою старую выкинуть надо давно бы.
Не пристало красавице пыль разгребать на дороге.

Мы отправились сразу,… как только подъехал автобус.
А про тыкву и крыс как-то мне вспоминать не хотелось.

Я молчала. В то время, как крестная полная фея
Все махала какой-то указкой у носа контроля….

Не доехав до места волшебного три остановки
Мы пешком ковыляли…. А звезд становилось все больше.

Вместе с тем все росло недоверие к тетеньке – фее.
Я устала. Метлу свою старую к сердцу прижала.
И подумала: может все это лишь мне в наказанье?
И нащупала пальцем в кармане цветочек бестелый.
 Я молилась богам, дабы те мне сей грех отпустили.
Болтовня «не со мною» порядком уже надоела….

Мы зашли в обветшалый задрипанный старый подъездик.
Где на стенах писалось, что Ленин – бессмертный товарищ.

Еле как подобрали ключи к плотнозапертой двери.
Отворили ее, а внутри на года загостил беспорядок.
И по запаху, что просочился из маленькой кухни,
Можно было сказать, что в квартире на редкость стерильно.

Со своею метлой ни на миг не могла я расстаться.
И мое раздражение стало расти машинально.

Я подумала, что не убью эту старую тетку,
Если та хоть на миг перестанет звучать, как пропеллер.

Я молчала уже в продолжение битого часа.
Но моей собеседнице вовсе молчать не хотелось.

Она даже смеялась – ей, видимо, не было скучно.
Начала распарсачивать шкаф, нашпигованный молью.
На диван, разрисованный лапами кошки Пикассо,
Полетели наряды веков эдак так запыленных.

После этого мне поступило одно предложенье –
На себя эти платья примерить и двигать на танцы.

Я пыталась достаточно вежливо не согласиться.
Но слова мои будто об стенку известный бобовый.

Через десять минут непрерывного сопротивленья
На моей голове оказалась брильянт – диадема.
И хрустальные туфли – попробуйте на ногу вазу.
Тут не то, что на танцы, а с места сходить не хотелось.

Между тем, в голове у меня созревал план побега.
Я представила, что меня ждет после платьев и туфель?

Мое бедное сердце все громче стучало под платьем.
Я не знала, что делать, и как тишиной насладиться.
Но в руке неожиданно смело метла затвердела….
И зажмурившись, я замахнулась…
И что-то сломалось….

Я шагала по улице, радостно песенку пела.
И ночной ветерочек трепал мои темные кудри.
Я нащупала пальцем в кармане желтушное солнце,
Поднесла его к носу и с жадностью запах вдохнула.
Как прекрасно в ночи бестелесную голову нюхать!
Если это, конечно, цветок – золотой одуванчик.

Говорят, первый раз – это самое трудное дело!
А потом – это все череда бесконечных событий….

Может быть, может быть…. Напевала я песенку снова.
В это время за мною вдруг кашлянул кто-то негромко.

Обернулась – стоит предо мною седой старикашка
И так сладко беззубой улыбкой мне скалится добро.
- Так, так, так, говорите, вы, дедушка, ибн Хатабыч?
Хорошо…. На ковре самолете? Прекрасно. Пройдемте…