Ольге Олеговне

I
Ты где-то там, в тумане нового и нервного,
Я, где-то здесь, под тенью старого и глупого,
Воруем счастье у продажного бесценного,
Судьба, как водится – опять всё перепутала.
Я, вышел первым, но имею два сомнения,
Они друг другу не друзья, а так, приятели,
Одно зачем-то будоражит вдохновение,
Другое, шлёт всех по чертям к такой-то матери.
Напротив окна, тех домов, где время сжалилось,
Над теми кто, не смог идти, а сразу выдохся,
Оно вчера и на меня ехидно пялилось,
Когда я в новой пустоте лежал не двигался.
Бросают камни тут и там смешные гении,
Кричат вороны по утрам, на павших в юности,
Уже уснуло моё первое сомнение,
Второе в баре, заливает водкой грубости.

Я, весь пронизан непонятным одиночеством,
Оно поделено на «до» и «после» радости,
Тащу на небо человеческое общество,
А сам, исполнен пустотой незримой гадости.
Я век скитался по дорогам исполинами,
Чернел как золото на пальцах вещих странников,
Хватал руками, то короткими, то длинными,
Остатки пищи со столов всеобщих праздников.
Я был дождём, который лил на землю олово,
Я был как ветер, для забытых и отверженных,
Метался в клетках заколдованного города,
И лаял фразами на грубых и не сдержанных.
Набравшись сил, взлетал с привычным легкомыслием,
Но, тут же падал, не узнав, что в небе прячется,
Меня сшибало как синицу точным выстрелом,
Всё то, что значимо, но в нас давно не значится.

II
Ты тоже верила в привычное искомое,
Корила небо за бездарное ушедшее,
Твои глаза несли болезненно знакомое,
Неудержимое, распахнутое, вечное.
Ты грела руки у огня чужого города,
Он как мираж, твои мечты всегда обманывал,
Он леденел, от сквернословия и холода,
В огромных мельницах живое перемалывал.
Казалось всё, таким бездарным и обыденным,
По всем углам валялось время обречённое,
И тот, кто рядом, был практически невидимым,
А приглядевшись, источал одно лишь чёрное.
Летели дни, рождая новое желание,
Послать всё к чёрту, и подняться над руинами,
На завтрак ревность, и ни капли понимания,
На ужин слёзы, с извинениями длинными.

Скиталась осень по асфальту жёлтой гордостью,
Застыло в воздухе тревожное мгновение,
Судьба швыряла тут и там костлявой подлостью,
А в старом зеркале дрожало отражение.
И что-то светлое со взглядом одиночества,
Едва родившись, стало ближе и опаснее,
Тащило в небо человеческое общество,
Но с каждым днём смеялось громче и ужаснее.
Сдавались карты тем, кто мог ещё надеяться,
Кто на последнем этаже дышал презрением,
Я говорил, что всё когда-нибудь изменится,
Но ты не верила, ты верила сомнениям.
Всё заискрилось, погорело и расплавилось,
Мы видим лица, но не видим в них отличия,
Мы смотрим в прошлое, которое нам нравилось,
И улыбаемся, хотя бы для приличия.

Ты где-то там, в тумане нового и нервного,
Я, где-то здесь, под тенью старого и глупого,
Воруем счастье у продажного бесценного,
Судьба, как водится – опять всё перепутала.

«F»
10 April 2006
Nemelnikov