Братишка,

Однажды, задыхаясь от несчастья, слепой мудрец набрал в ладонь воды…
Вниз по реке стекали струйки грязи… и тот процеживал сквозь пальцы зримый смысл.
Тепло, нечестный красный цвет. Быть может, сгусток крови от стрелы,
Которую, под темным и глубоким, уже вонзили дважды в две спины…

Когда-то по путям своей надежды, глумясь над верой и топча рассвет любви,
Он был начальным, пред печалию правления прекрасно видящих, но доблестно слепых.
И отдаваясь ласкам и желаньям, хватаясь гордой глупостью за сны,
От встретил Двух, богатых красотою, возможно мудрых, возможно не чужих.

В один пьянейший день Ее назвал любимой, пил кровь иного – Светлый побратим.
В другой, по трезвости и воле дьявольских сомнений, он, стиснув зубы, выстрелил в двоих.
Стрела прошла сквозь преданное сердце; в груди любимой юной, смертью расцвело.
Как справедливо то, что, целясь трезво, он видел только спины… Плач сходил на вой.

А грусть уж не таиться в недалеком, закованным в границы пустоты.
Устал герой от истины искомой, открылся для познания вины.
Глаза намокли за беспечной пленкой, утратили огонь, отвергли свет.
Склонился над водой, такой… по детски одинокий… Герой ослеп.

Мудрец гулял дыханием под рекою, он научился растворяться в бытие.
Пронесся ледяным потоком по дорогам, где отражения наши плыли миллионы лет…
Однажды, будучи глубоким дряхлым старцем, почувствовал два взгляда, ощутил…
Он видел, как Земля сжималась в точку, он знал, что вверх взмывает не один…