Хома и Homo-Sapiens

Я с высоты смотрел на слабость хомячка
И в этом был не прав. Теперь я вижу сходство!
(Изысканный эстет узрит наверняка
В коллизии такой моральное уродство.
Но, что мне до него! Ему в постельку чай,
Быть может, подают? А, может быть, напротив,
Небрит и одинок, сушеный молочай
С утра он примет, чтоб быть злей в работе?)

Однако, к хомячку вдруг присмотрелся я
И начал проводить смешные параллели:
Мы, оба с ним «ЗэКа», изгои и друзья,
Заложники семьи, трудяги карусели!

Едва его домой с сюсюканьем внесли,
Обласкан был толпой, причесан и накормлен,
Потом его купать с восторгом понесли
И стал он – Царь зверей, и был он всем угоден.
Был выделен ему отдельный Хомо-дом,
Для этого сосуд из пластика сгодился,
И на пол голубой, чтоб мягко было в нем,
Опилок принесли, чтоб он с природой слился.

Известно, какова судьба у хомячка:
Обласкан, сыт, здоров и изредка пригоден…
Однако, невдомек, не хочется пока
Подумать, почему он вверх глаза заводит
Туда, где край ведра, как синий горизонт,
Границу проложил свободы и неволи,
Туда, где никакой искусственный бомонд
Не будет диктовать ни имиджа, ни роли.

Вот, почему он тру-дит-ся, скользя,
Пытаясь одолеть штампованные формы.
По-своему, Сизиф, смешной живой тюфяк,
Не понимает он безвыходность проформы…

Я, как и хомячок, уж много лет скольжу
По пластику твоей нордической натуры.
И выхода еще пока не нахожу -
всё не могу понять загадок конъюнктуры.

Я, как и хомячок, уверен и силен,
И убежден, что труд любой не аморален…
Друзья мы с ним еще и по корням имен.
За жизненный урок ему я благодарен.

29 мая, 2003