Сон кончился...
По ожиданью трав бежала дрожь.
Так пробужденье обещало осень, -
Но прямодушная открытость сосен
Была как отстраненность от времён
Или приятие любых,
как сон,
Который скрещивает в теле
Такие временные параллели,
Что не узнать ни автора, ни цели.
Я не забыл, что мне приснился друг.
Мы шли. Мы покидали Петербург…
Чтоб говорить у озера,
в деревне,
В которую и люди и деревья,
И старые дома, кресты и плиты
Вросли как слово в тихую молитву.
Друг не молчал, но будто ждал мгновенья,
Чтобы сказать о самом сокровенном.
Его я слушал медленно,
смиренно,
И соглашался с тем, что очень скверно,
Когда твои душевные движенья –
Хожденья от сомнения к сомненью,
Которые лишают красоты
Саму любовь,
поступки и цветы.
Печально, отрываясь от поверхности
Земли и слов
к вершинам откровенности,
Он говорил о сущности неверности.
«В любой измене в каждом из примеров -
Одно признанье:
недостаток веры.
Все похоти, все зависти, кручины
От маловерья – глубже нет причины».
И тут я вспомнил… «Как же ты вернулся?»
Воскликнул я –
он то ли улыбнулся…
Я вспомнил, что он умер –
и проснулся.
И я лежал в такой живой тиши!
Я пробудился там, куда мы шли.
В большом окне задумалась сосна.
Я вспомнил, что во сне была весна.
Петровское
Свидетельство о публикации №106032901994