Без сердца

Больно… рву сердце. Распиливаю на маленькие кусочки и прячу по карманам. «Что бы никому – никому не досталось…». Брежу. На лбу выступили бусинки пота, маленькие, как те капельки крови, срывающиеся с пальцев. « Еще чуть – чуть. Немного. Терпи».
Ай,Больно! А ты как думала, самой рвать себе сердце, распускать по ниточкам, словно старый шарф? А оно, оказывается, крепкое. Кое – где треснуло, или зашито-заклеено, так там легче ломается, а местами еще совсем целое, твердое, блестит лакированным боком. Даже жалко немножко. Нажмешь посильнее, придавишь воспоминанием, оно покроется сеткой трещин, громко хрустнет, и вот уже побежала из тонкой щелки горячая алая струйка...
 Перед глазами все плывет. Не знаю, слезы это, или просто мутнеет сознанье от боли? «Только бы не отключиться. Успеть…успеть…» Вгрызаюсь в красный, горячий, окровавленный шелк, рву на части. «Это последнее…» Судорожно, дрожащими влажными пальцами запихиваю в самую глубь карманов, застегиваю на молнии. Зашиваю. Зашнуровываю. «Что бы никому…не…досталось». Все. Падаю. Теряю сознанье. Пульса – нет. Биться больше нечему. Но «Тсс!…» об этом еще никто не знает.
 И ничего, что я сейчас лежу на полу. Измученная. Бледная. Без сознанья, или просто забылась коротким сном. Мокрые ресницы склеились в тонкие стрелы. Непослушная кудряшка прилипла к покрытому испариной лбу. Руки сомкнулись там, где еще недавно билось сердце, словно пытаются сберечь, оградить от хозяйки то, чего уже нет. На спине, робко прижимаясь к лопаткам, топорщатся мятые крылья. Боятся, бедняжки, что их ждет та же участь…
 Ничего. Я еще встану. Оклемаюсь. Привыкну. Научусь жить так. Без сердца. Сначала будет больно, страшно, дыхание, с непривычки, будет сбиваться. Но потом ранка затянется, покроется тонкой пленкой, и будет лишь слегка постанывать на перемену погоды. Зато теперь уже Никто. Ничего. Мне. Не разобьет.