Вова

 1

У одного глаза волчьи,
У другого – коровьи,
А у него особого типа,
Можно сказать, вовьи.

Черные, как печная сажа,
С огромными ресницами
А взгляд – не дай бог
Ночью кому присниться.

 Не знаешь, что делать,
 Дрожать, иль смеяться.
 Но он не медуза,
 Не надо бояться.

Волнами волосы вьются
Расплавленного гудрона,
И только на самой макушке
Расческою локон не тронут.

Болтается, словно парус
Под крыльями ветра шального.
С неряшливой этой прической
Воинственней выглядит Вова.

 Не знаешь, что делать,
 Дрожать, иль смеяться,
 Но он не из зевсов,
 Не надо бояться.

В любом, пускай беспричинном
И даже ненужном споре,
Он чинно, со знаньем дела
Мешается в разговоре.

А если с ухмылкою спросят,
Его, где же бог обитает,
Он долго помнется на месте
И скажет: «Забыл, не знаю».

 Не знаешь, что делать,
 Дрожать, иль смеяться,
 Но он не профессор,
 Не надо бояться.

От дома до места учебы
Всего-то шагов эдак двести.
Но Вова встает пол седьмого,
Ему не сидится на месте,

Ведь нужно в гараж (как шоферы),
Залить что-то в что-то скорее…
Он может хоть час, если видят,
Прощаться с машиной своею.

 Не знаешь, что делать,
 Дрожать, иль смеяться,
 Но Вова – Шумахер,
 И должно бояться.

Все люди встречают с улыбкой,
С душою сжимают руку,
Прощаясь, ругают вечер,
Принесший с собою разлуку.

А он, только в двери станешь,
Опаздывая, соваться,
«Знаешь, - скажет, - снова
Пришлось с ДПС разобраться».

 Не знаешь, что делать,
 Дрожать, иль смеяться,
 Но он не министр,
 Не надо бояться.

Расхлябисто, глаз прищурив,
В пальто дорогого покрова
Летит средь законов и формул
Умытый, надушенный Вова.

И сколько еще можно слышать
Подобных правдивых чудес:
«Я все это знал, но не помню…»,
«Пришлось предъявить ДПС…»

 Не знаешь, что делать,
 Дрожать, иль смеяться,
 Пока он студентик,
 Не надо бояться.

 2

Здесь нет запретов и законов,
От гвалта здесь бросает в дрожь.
Под усилитель, в микрофоны
Орет, беснуясь, молодежь.

Здесь каждый свою цену знает,
«Бесценным» не дают билет.
Бугай у входа оценяет,
Кто как стоит и как одет.

Быть трезвым нынче не в почете –
Чем больше пил, тем веселей.
Не думай, главное, о рвоте,
Побесшабашней, понаглей!

В неоне головой мотая,
Ты беспрестанно куришь, пьешь.
Гуляй, страна! Теперь такая
Твоя златая молодежь…

Простой совет: кто пересыщен
Развратом танцев и утех,
Пускай покой себе поищет
В гробах пустых библиотек.

Уж если скрыться от знакомых
Захочется когда-нибудь,
В немые склепы зябких комнат
Вам напрямик проложен путь.

И ежели с собачьей сворой
Друзья вас кинуться искать, -
Вниманье Канту, Фрейду, Мору
Они не будут уделять.

Там женщина немолодая
Предложит книжку от тоски.
И вы, мирских сует не зная,
Уже не слушая шаги

Печальной дамы в серой блузе,
С любовным томиком в руках,
На час-другой поддайтесь музе,
Что ждет поэт в своих стихах.

Теперь совет не уважают,
Глупей себя уж не найдешь.
Гуляй, страна! Теперь такая
Твоя златая молодежь…

Приходит вечер. Не сидится
И не до формул, раз в душе
Веселье буйное родится
И с ним не справишься уже.

Пускай пока закрыты клубы,
Луна светла и нету звезд, -
Ему без клубов стали любы
Компании известных мест.

Вот он пришел, сияя. Снова
Несут очередной заказ.
Но кто-то крикнул в спину: «Вова ,
Да ты совсем не видишь нас!»

И вот ревет мотор машины.
В салоне крик, в салоне дым
С гнетущим запахом резины
Асфальт карябающих шин.

Регулировщик чуть не помер
От страха скорости такой.
Но всем известен этот номер,
Не смей ему махать рукой.

Иначе мальчик с наглым смехом,
Мизинцем тыча в корки «прав»,
Расскажет, что он к папе ехал,
А тут, дороги не признав,

Пришлось катить по тротуару,
Гудком прохожих разогнать,
Потом по встречной с пылу с жару
Машин пятнадцать обогнать.

Добавит, что «не прав, конечно,
Но папа мой не любит ждать…
Вы не боитесь (только честно)
Сержанта лычки потерять?»

Эх, папы, папы, не судите,
Раба бумаги и пера.
Сынам машины не дарите,
Дарите лучше катера.

Закрыв гараж под утро снова,
Не протрезвев еще, домой
Идет, пошатываясь, Вова,
Окончив «балл» очередной.

Он больше всех сегодня выпил,
Не спотыкнулся, не упал.
На этот раз его не выбил
За дверь накаченный амбал.

И все бы как по маслу было:
Пришел домой и – на кровать,
Но мать в дверях еще завыла.
Всю ночь глотала слезы мать.

Опять набросилась на сына:
«Ну что ты делаешь со мной,
Мужчина ты, иль не мужчина?!»
«Не надо, мама, я большой», -

Ответит он – и тут же в койку,
Не соизволив снять штаны.
Ждет завтра новая попойка
Достойных сыновей страны.

 3

Весна заплакала над миром.
Диплом закуплен. Вова рад.
Но как назло в его квартиру
Повестку шлет военкомат.

Какие тут теперь поездки,
Он тих как мышь, и зол как волк.
Страшит его и текст повестки
И самый тот гражданский долг.

Сейчас не в моде быть солдатом,
Солдат не ждут, солдат не чтут…
Медсестры в беленьких халатах
Больному завтракать несут.

Он на уколах, на таблетках,
Осунулся и постарел…
На то и детки, чтоб о детках
Отец без устали потел.

Боится гроз, ветров боится,
Но больше – шорохов в ночи,
Ему все чаще стало мниться,
Что, вот, возьмут сейчас ключи,

Откроют дверь в его палату,
Прольется свет на сетку штор,
Войдут угрюмые солдаты,
А с ними толстенький майор.

О, сколько раз, кусая вату
Он папу проклинал уже:
Ну, обязательно палату
На третьем было этаже!

Ведь со второго спрыгнуть можно,
С окна повиснув, и бежать,
А с третьего – ну, невозможно
Ноги иль шеи не сломать.

Остынет он теперь не скоро,
Но все же встанет в полный рост,
Ведь по сравнению с майором
У главврача побольше звезд.

Раздумья осами роились,
Спать не давали по ночам,
А если спал, то танки снились,
Стреляющие по врагам.

Позавчера кошмар приснился:
Он в лазарете, он без ног,
Хирург внимательно склонился
С иглою, делая стежок.

В поту он часто просыпался,
Орал во всю и звал сестер.
Но в дверь палаты не ворвался
С повесткой толстенький майор.

Весна, весна! Пора сомнений
Как дым костра летела прочь.
И дела Вове нет до мнений
Чужих. Дорога, фары, ночь,

Бордюры грязью поливая,
Несется Вова в ресторан.
Он рад дождю в зеленом мае,
Он снова весел, снова пьян.

И вот летят на стол купюры.
Здесь нет рублей, долой рубли!
Рубли не для такой натуры
Доселе в банках берегли.

Сегодня жить без денег горько,
И каждый рубль идет на счет…
Официантам Вова бойко
Без сдачи денежки сует.

Нужна как будто эта сдача,
Когда «карманных» и не счесть,
Да и не может он иначе,
На сдачу «чаевые» есть.

Таким друзей поить за милость,
Друзья их часто сами ждут.
И вот вокруг стола столпилась
Орава. Все чего-то ждут.

Напряжены немного даже,
Не знают, где бы руки скрыть.
Но Вова в духе: «Что закажем?
Чего поесть? Чего попить?»

И тут же ахи, ухи, охи,
Сплетенье рук, сплетенье ног.
Восторженность, немые вздохи
Теперь народ сдержать не мог.

По залу парочки летают
Уж без причесок и лица.
Но их не выгонят, ведь знают
Отлично Вовина отца.

А дальше – бары, бары, бары,
И до тумана на луне –
Все те же лица, те же пары
В табачном дыме и вине.

Две тыщи триста лет до Вовы
Вино и грекам было в сласть.
Но тот разгул с разгулом новым
Похож, как с тою – наша власть.

 4

Для женщин Вова был подарком:
Смешон, болтлив, пригож лицом.
К тому же женщинам не жалко
Себя тянуть за кошельком.

Всех увлечений невозможно
Его по пальцам перечесть,
Но Вова как-то осторожно
Свою любовь пытался несть.

Одну особу рядом долго
Он никогда не оставлял:
И обещал всегда без толку,
И откровенно, нагло врал,

Не утруждался пониманьем
Ее желаний и страстей,
Все время обделял вниманьем,
Собой и ласкою своей.

Ему дороже, верно, было
Покой душевный сохранить.
Да, ни одна его любила,
Но все сумели разлюбить.

В груди любого сердце бьется.
А тут еще весна пришла!
Мозг обязательно взорвется,
Увидев стройные тела.

Они разряжены по моде,
Благоухают, как цветы,
И даже при дурной погоде
Их лишь такими встретишь ты.

Весною трудно не влюбиться…
На шею галстук нацепив,
К принцессе сердца Вова мчится,
Роз по дороге прихватив.

Он весь огонь, он весь сияет,
От ожиданья щемит грудь.
Но не она его встречает,
В дверях перегорожен путь.

Огромный полу лысый дядя
Угрюмо ищет Вовин взор,
А тот, при галстуке, в наряде,
К нему букетик роз простер.

Но кратким было удивленье,
Кто гость – отец, конечно, знал…
Без неуместного волненья
В прихожей Вова счастья ждал.

Оно пришло, и заиграли
Словами Вовины уста.
Признанья в воздухе летали,
Мечты, любовь и красота.

Вот после роз хозяйка бьется
Как раб у кухонной плиты.
А Вова весел, он смеется,
Со всеми перейдя на «ты».

Такой момент отметить важно.
Отец, со лба стирая пот,
Бутылку в руки взяв отважно,
В графин хрустальный водки льет.

За словом Вова по карманам,
Бахвалясь, шарить не посмел.
По сути дела, полупьяный,
Он папе все баллады пел.

Не видел он смущенных взглядов
Ее родителей. Потом
Мать тихо скажет ей: «Не надо
Таких вот, доченька, в наш дом.

Трезвонить славно каждый может,
И мудрый старец, и юнец,
Но без наград тебе поможет
Лишь твой, а не его отец...»

Они расстались слишком скоро.
Неволи Вова не терпел
И через день под рев мотора
К другой возлюбленной летел.

Влюбившейся по уши дуре,
Глотая пива кислый квас,
Твердить пытался о культуре
Своей натуры битый час.

Все в объясненьях распинался,
Таща из памяти слова,
И на кровати распластался:
Мол, разболелась голова.

Проснувшись утром рядом с нею,
Неловкость не пытаясь скрыть,
Он сообщил, что поскорее
Ему по делу нужно быть.

Уехал. Обещал вернуться,
Но больше носу не совал,
Боялся об нее споткнуться
И на звонки не отвечал.

Пытаясь скрыть позор той ночи,
Она надеялась найти
Виновника последствий очень,
Чтоб честь законностью спасти.

Общеизвестность часто губит,
Особенно, когда друзьям
Знакомо все: и где он будет,
И где бывает по ночам.

Но, как всегда бывает, Вова
Причастность к делу отрицал,
Перед собой смотрел сурово,
Мол, не бывал и знать не знал.

В конец разгневанный папаша
Сверкал глазами, словно черт,
Но не случившейся мамаше
Пришлось дать денег на аборт.

А чтоб пойти на преступленье
Заставить милое дитя,
Ей чуть не кланялись в колени,
Деньгами пред лицом вертя.

 5

С работой стало туговато.
Да и какой, скажите, толк
От полунищенской зарплаты,
Когда на спички просишь в долг.

Куда ни сунься, - грустно видеть
Свою способность покупать.
И остается ненавидеть
Да спирт технический хлестать.

Есть много мнений, больше – прений.
И все же истина одна:
Упрямо ставит на колени
Своих детей своя страна.

Но… Это чуждо Вове с детства.
Он с малых лет не мог не знать:
Ему отцовское наследство
С достоинством преумножать.

Чтоб сын и опыту набрался,
И жизнь, взрослея, познавал,
Отец немного постарался
И управлять его послал.

Увязнув в хламе указаний,
Прожектов малых и больших,
Не слушал Вова пожеланий,
Советов избегал чужих.

Быть грубым вовсе не стеснялся,
Нравоучений не терпел
А чаще попросту валялся
В потайной комнате без дел.

Он с упоеньем уносился
В мечтах от дел и от забот.
Ему все клуб знакомый снился,
В хмелю танцующий народ.

Раскрепощенные девицы,
Картинно выпятив низа,
Дышали в Вовины ресницы,
Смеялись в Вовины глаза…

Тоска как червь терзала душу,
Катился к черту белый свет.
В пылу одну шестую суши
Проклял бы Вова на сто лет.

Не в силах справиться с тоскою,
Он очень быстро похудел
И, не владея над собою,
Забросил уйму важных дел.

В конце концов, от управленья
Был с громким треском отстранен.
Но, вместо слез и огорченья,
В веселый пляс пустился он…

Какое небо, - небо к черту!
Подайте потолок в огнях!
Удары в сонную аорту
Бесповоротно рушат страх.

Адреналин покрепше водки
Хватает душу за грудки,
Когда в мозгу уже не четки
Машин просящие гудки.

Но выжимая из мотора
С оскалом злым последний ватт,
В щит деревянного забора
Проводит Вова новый ряд.

Столпотворенье, крики, топот,
Советчики гортани рвут.
Дрожащего, под общий ропот
Куда-то Вову волокут.

Он еле дышит, на вопросы
Не может толком отвечать,
Лишь тихо просит папиросу
Со спичками кого-то дать.

Слюну с волнением глотая,
Он с вожделеньем закурил.
А в сером небе вечер таял
Да ветер в поднебесной выл.

Исправить тихо положенье
Родителям не удалось
И чтоб не тратить уваженья,
Им сына пожурить пришлось.

Кому-то дали обещанья,
Кому-то поклялись собой,
Что он без ихнего желанья
За руль не ступит ни ногой.

Летели ночи, дни бежали,
Луна смеялась за окном.
Умершую листву теряли
Деревья под косым дождём.

Ушла былая радость Вовы.
Задумчиво бросая взгляд
В холодное окно, он снова
С тоской встречал седой закат.

Уж две недели он устало
Ждал перемен в своей душе,
Почти не спал, был слабым, вялым,
И не надеялся уже

Вернуть покой. Покоем бредя,
Но все ж былую жизнь любя,
Он ненавидел все на свете
И в нем особенно – себя.

 6

В мгновение года сольются,
Поблекнет юности весна.
И не успеешь оглянуться,
Как тронет волос седина.

Утихнет сердце, дрогнет голос,
Дрожь проберется в кисти рук.
Иссохший августовский колос
Роднее неба станет вдруг…

И все ж устроились достойно
С годами Вовины дела.
Теперь и жизнь его спокойно
В неге и радости текла.

Вернувшись на былое место,
Он стал работать веселей.
Нашел достойную невесту
И нарожал себе детей.

В лесу, за городской чертою,
Семье большой отгрохал дом
И вместе с новою четою
Безбедно зажил в доме том.

Дипломатические встречи
Как будто в радость стали вдруг.
Друзей известных каждый вечер
Все шире разрастался круг.

Его грустившим не встречали,
Он без улыбок не ходил.
Знать, прошлые свои печали
Беспечно Вова позабыл.

Взрослее становились дети,
Толстела на софе жена,
И все же всем на этом свете
Доволен Вова был сполна.

Однажды, вовсе не по-детски
От размышлений хмуря бровь,
Сын спросит папу: «Достоевский
Писал, как Пушкин, про любовь?»

Не вспомнив школьную программу,
Ответа Вова не искал
И лишь сказал: «Спроси-ка маму.
Теперь не знаю, раньше знал.

И вообще, чем в книгах рыться,
Делами лучше б занялся,
Чтоб мог отец тобой гордиться,
Сердешной муки не неся».

И дел мальчонке не наметя,
Окончив жизненный наказ,
Отец к оставленной газете
Прильнул, не отрывая глаз.

А мальчик, сунув книги в полку,
Дела настойчиво искал,
Ходил по комнатам без толку
И в тайне все чего-то ждал…

Орут очередные гости,
Изрядно пьют, посуду бьют.
Мальчишку, красного от злости,
К столу здороваться ведут.

Ему сжимают больно руки,
Льстят, корча рожи, невпопад.
Не чувствуя сердешной муки,
Сыновней злобе Вова рад.

«Представьте, - он трещал, икая, -
Книжонки вздумал ворошить.
Пойми, сынок, и не читая
Умней любого можно быть.

Тут главное, с людьми общаться,
Привычки их и нравы знать,
Уметь, где надо, подчиняться,
А где и на своем стоять.

Дороже цели, к черту средства.
Жизнь не обуза, жизнь – игра.
Тебе отцовское наследство
Преумножать придет пора.

В бумагах рыться проку мало.
Послушай папочку, сынок.
Твой папа рос для капитала
И он его умножить смог».

Потом последовали речи
За здравье дорогих гостей.
По всей округе в этот вечер
Навряд ли было веселей…

Какая ночь! Какая лунность!
Какие звезды, черт возьми!
Знать, прибивают чью-то юность
Желтоголовыми гвоздьми

Они в сырую мякоть неба,
Смеясь над судьбами людей.
Каким бы долгим путь твой не был,
Они все гуще, все светлей.

Нахмурив брови, сам не зная,
Под крики чем себя занять,
Он лег в кровать, припоминая,
Как капитал преумножать.

Уже уснул, сопя, братишка
В уютной койке у окна.
А на раскиданные книжки
Густой бросала свет луна.