Книга стихов

ПОД ГИТАРУ





Сегодня Вы скажете мне на рассвете:
- Подайте гитару, мой северный ветер,
Мой северный встречный из всех поперечных,
Аида загуляем по Замоскворечью.

Айда загуляем - уж утро настало.
Обнимем привычно гитару устало
И тронем, восторженно струны рукою,
И может, простимся с Москвою - рекою.

Когда же, любимая, снова найдемся,
Весенней прохладою с неба прольемся,
То стану опять с Вас одежды срывать я.
На Ваше лесное зеленое платье

Опустится серость речного тумана
Желали обмана Вы
 - я без обмана
Приду к Вам бессовестный, чтобы ответить:
Какое же счастье Вас утренней встретить.





---Виктор Яременко – Раевский -------------------4

КОРИЧНЕВАЯ ДВЕРЬ





Вот старая, коричневая дверь,
Которая умеет открываться
И закрываться, оставляя щель,
В какую можно видеть подоконник,
И сонник, на столе лежащий, и щавель,
И пару абрикосов, и свинину
Сырую, что еще не видит в щель,
Лианы распустив, плетя корзину,
Твой сон.
 Оберегая тишину,
Летает ангелом бескрылым и свободным.
Вот старый ветеран прошел войну
И ждет когда вернется сына родный.
И говорит о правде на земле,
Грустит не в меру. Что ж, грусти, конечно.
Возможно, так пережует омлет
Беззубый рот, что выглядит потешно.
А ты все спишь, ты крепко спишь
И никого не видишь,
 и не хочешь просыпаться.
Ты думаешь, что я подглядываю.
Нет, я просто стою за дверью.


----Виктор Яременко – Раевский--------------1

 
***





С утра лил дождь и только в среду,
Когда с небес прогнали ртуть,
Душа оттаяла к обеду,
Чтоб новой свежестью вздохнуть.

Чтоб из нее, как из кармана,
Все вытряхнуть над головой.
Я растворил вино стакана,
Её прозрачной синевой.

И в этой жизни, как в проделке,
Ещё пока слепых котят.
Увидел, как на посиделки,
 Со всех сторон слова летят.

Когда ещё, вот - вот, и выльет.
Как грозный и незримый вождь.
Душа, отвыкшая от крыльев.
И вновь с небес прольётся дождь.









 ----Виктор Яременко – Раевский--------------2
***





Открылись окна, сделав вдох.
Свеча погасла и упала.
Блестит в росе чертополох,
И месяц льёт, на покрывало
Свой узкий и холодный свет.
И ты пришедшая на ужин,
Мгновением, прошедших лет
Отозвалась, и стал я нужен.
Как отраженье зеркалам.
Бриллиант, не стоящий оправы.

Но есть любовь, и тут, и там.
И шелестят ночные травы.


 













 ----Виктор Яременко – Раевский--------------3
 
 
***





Жара, июль. И бочка дегтя.
На каплю меда пролилась.
Я знал, что Вы меня не ждете,
Не веря в страсть.

Но удивительно и просто
Вершился суд.
Была в ромашках Ваша простынь -
Пожар в лесу.

И ночь небесного скитанья.
К утру был квас.
И как последнее желанье
Я встретил Вас...
 












МАЛИНОВЫЙ ЧАЙ



Где китаянка,
А где и японка,
Чай, наливая малиновый
в тонкий Белый бокал,
изумительно резко
Телом своим прижимается
В блеске
Утренних рос ли,
полночной прохлады...
Не для экзотики и променада.
Где времена из других категорий.
Словно признанье Восточных историй
Северо-западным
Или же Южным
Вьюжного часа ли
Встречам недужным.
Не понимаешь.
Но – форма для глаза
выглядит так,
как китайская ваза.

Взяв с полнедели наличного счета,
Делая вид, что не купишь посуду.
Все ж озираешься
в пол-оборота,
Тайно взирая на женского Будду.

 
 ----Виктор Яременко – Раевский--------------8
 

Дольше мгновения
здесь
 не бывает.
Тает твой айсберг последнего страха.
Пламенный Будда
чуть слышно зевает
И называется просто –
Н а т а х а.























 ----Виктор Яременко – Раевский--------------6


А. БЛОКУ





Я был здесь, казалось нищий,
И плащ твой, как веру нес.
Где звезд, голубые ниши,
Мерцали, среди берез.

Я встал, и тебя в надежде,
Покрыл, внеземной хулой.
Березы смеялись, прежде
Чем, все занесло золой.

Но все отзывалось эхом,
Когда ты восстал, как бог.
Сознанье мое орехом,
Упало, в таежный мох.

И я оказался, между,
Всего, кем ты был вчера.
 Увидев, как прячет вежды,
 Таежной росы пчела.


 




 ----Виктор Яременко – Раевский--------------7
 
 ***





Когда сорвали календарь,
Рукою сильной исполина.
Из недр таинственных, янтарь,
Как ветер, продувает спину.

И рвется парус в никуда,
Без корабля и капитана.
И льется горная руда,
На крону горнюю платана.

И начинаешь привыкать,
К печальной флейте, без оркестра
И Моцарт учится опять...
Сальери ставит всё на место…

И словно коршун, по пятам,
С высот готических и странных,
Взор простирает Мандельштам,
Царя оркестром, филигранных...







 ----Виктор Яременко – Раевский--------------12

ПАМЯТИ М. СТЮАРТ





Когда уже я умирала,
И целовала крест Господень.
Ко мне душа моя взывала,
Тая печаль, о древнем роде.

Косноязычно, не для чтива,
Онa крестом - кресты крестила
И обходясь со мной учтиво,
Подолгу с кем - то говорила.

И словно эхо, тайны вещей,
В пыли соборного органа,
Весь день разодранные вещи,
Звучали песней, хулигана

Во мне слились - и крест, и тора.
Я находила в них начало
Того бескрайнего простора,
Где птица Вещая кричала







 Виктор Яременко – Раевский-------------9

 



КРЕЩЕНИЕ





Достоверно: гром, звезда,
Над курганом - черт, на черном...
Но гудят, не поезда.
А взошли, дороги зерна.

Твердь, без права умирать.
Звезды, двигая рукою.
Кто теперь тебе, не мать,
От кого, тебя я скрою?

С кровью кроешь – ни почем.
А кроишь – себе ж на платье.
Время стянуто бичом.
А вокруг лишь - сестры, братья.

Жерла нет, и ни к чему,
Проливать слезу - простили.
Жизнь, доставлена, Ему!
Клеть, всех прожитых Бастилии.



 

 Виктор Яременко – Раевский-------------10



В КОНЦЕ ЗИМЫ




Мы скучали, и думали в полночь
К головешкам дымящих костров
Приспособить солёные волны
С лепестками зелёных ветров.

Сквозь туман и густые объятья
Озорной чепухой прорасти
В эту синюю жижу без платья
Молодой и гулящей души.

Мы пугались, мы были как дети,
А туман, словно сволочь прирос,
И кусты, как железные плети,
Раздарил нам сырой купорос.

Что нам думалось, что нам хотелось
Осаждаемых крыльями мглы
Нас сменили на млечное тело,
Прободаемой в полночь зимы.

Мы могли бы использовать это…
Этой новостью мог быть любой,
Но разбуженных хлопьев сонеты,
Ледоходом вели за собой.
 
 Виктор Яременко – Раевский-------------11



И.К.





Ирина, какое-то время лелейте,
Что мир раскололи, на две половины.
Когда Вы не будете, где-то на рейде.
И ступит нога на холодные льдины.

И снова поймете, как хочется в складчину,
Разбить этот лед и на веки оттаять.
И реки вопят, и влюбляются в гатчины.
И снится сирени, что Вы золотая.

Когда б, я не знал, что мы вместе с рождения,
То верил в истории двух одиночеств.
И сам снизошел бы, в ту бездну падения.
И выбрал одну Вас, средь множества прочих.

И это смутило бы вскоре невежество.
Соседи встречали бы, нас, улыбаясь.
А мы разливались улыбками вежливо
И видели жизнь - как выводит кривая.




 Виктор Яременко – Раевский-------------16




НА ОДУВАНЧИКЕ МИРОВ





Я делал так, читая жесты
Своей руки через года.
И с неба звезды, как невесты,
В ночь увлекали города.

И, расступившись в полумраке,
Впустив меня в разгул тех груд,
Души голодные собаки
Съедали видимость минут.

И случай выпадал удобный
Для всевозможного зверья,
И, необычно став голодным,
Вдруг останавливался я.

А вы могли б остановиться,
Перемахнувши через ров
Своих надежд - чтоб появиться
На одуванчике миров?..



 
 Виктор Яременко – Раевский-------------13






ЗА ТО, ЧТО





Гуляю,
 насвистываю,
 напеваю.
И хочется вроде по самому краю
Бежать тротуаров
 и снова влюбиться.
Решаю у двери твоей появиться.

Откроешь ли, гордая,
выйдешь ли смело...
Для встречи полгорода вишни поспело,
В садах Алладиновых
треплются майны.
О чем-то судачат в каналах маринки.
Журавль летает у самой окраины,
а это всего лишь
 в двух метрах от рынка.

Ты выйдешь, конечно,
 и ветер бывалый
Задует откуда-то

вроде бы с юга.
И небо набросит свое покрывало.
С далеким посланием Южного круга.

С далеким тем краем знакома ты, Нинка,
Конечно, по письмам,
 конечно, по книжкам.
И вправду была ты моею картинкой,
Той самой одной
  и единственной фишкой.

Я ставил на все – было время надежды.
Ты стала другою,
мы стали другими.
Не я проиграл - просто что-то, как прежде,
Уже не волнует,
особенно имя.

И все же,
и все же
 надеяться смею,
Ты выйдешь однажды за все извиниться:
За то, что была, но не стала моею.
За то, что я мог бы в тебя не влюбиться.

Гуляю,
 насвистываю,
 напеваю.
И хочется вроде по самому краю…



 Виктор Яременко – Раевский-------------15

* * *



 

Я пришел, ты зашторила окна,
Словно прятать чего могла.
Нелюдимая, это ж око.
Это ночь – не игла и мгла.

Это разве подвластно смертным?
Нелюдимая, ради нас
Брось все совести и наветы –
Там, на небе, сияет глаз.

Он, всевидящий, с нас не спросит.
Он, всезнающий, промолчит.
Отчего же тебя уносит
От меня, словно свет в ночи?

Словно кто одуванчик лета
Разбазарил на смерть души…
Нелюдимая, до рассвета
Признаваться в любви спеши.







 Виктор Яременко – Раевский-------------19


 И. Бродскому

Что для двуногих высь,
то для пернатых наоборот.
  И.Бродский

Закрываются ставни, закрываются шторы.
Закрывается дверь на крючки и затворы.
Закрываются жалюзи длинных балконов.
Закрывается сердце от всяческих стонов
И навек закрывается море от чаек.
Храмы также закрыты от всех попрошаек.

Закрываю глаза на холодное небо.
Не гляжу
 и не хочется соли и хлеба…
Не найдя для себя никаких оправданий,
Закрываются также витрины госзданий,
Закрывается все то, что может закрыться.
Черный ворон закрыт в небе белою птицей,
Белый снег обязательно – белым сияньем.
Закрываются также все сауны, бани.

Все закрыто – печаль, суета междометий.
Закрываются думы о будущем лете.
Никого, ничего, позабыты все страны,

Все вокзалы, все тюрьмы, а также зинданы.
Только не говорите,
 Молчите,
 не я слеп.
Только не убеждайте, что видите: ястреб
В небе осени слился с концом и началом.
Только не обсуждайте, что б ни означал он.
Нет печали, нет боли, нет прошлой разлуки.
Ведь ломаются с хрустом не крылья, а руки.
Ведь мятежного сердца заносчивый клапан
Был ни мною, ни вами - никем не залапан.
Только не говорите, молчите,
 М о л ч и т е…

























 Виктор Яременко – Раевский-------------17

***






Что память моя - оторви, да брось.
Чужими краями, живем, не врозь.

Что Вера моя, ты сама реши,
С тобой километры, моей души.




















 Виктор Яременко – Раевский-------------18
 
Не спит, гремучая змея.
И сердца пьет усталость.
Чтоб доля львиная моя,
По праву Вам досталась.




























 Виктор Яременко – Раевский-------------23

***






Нашедший кубок мой гранитный.
Не затевай маэстро - туш.
Не из породы он, элитной.
А весь из грязи наших душ.

Пороком, не обремененный
Его тугих, холодных жил,
Коснись рукою, обновленный,
И вспомни, я когда-то жил.
Как символ верности, и воли.
Сего, не запрягай коня.
А вновь, презрительно, до боли
Молчи, чтоб вывести меня.

Не напрягай, маэстро уши
Мы так, от музы далеки.
Ведь жизнь, уставшая от суши,
Уйдет в песок сухой реки.

Ты вседержитель, громовержец.
Твоя мечта – мою хранит…
Когда своей рукою держишь,
Любовь ушедшую, в гранит.


 Виктор Яременко – Раевский-------------20

***






Среди метелей нынче пью.
Пустопорожний, запрещенный.
Тот воздух, что и к ноябрю,
Достался мне, как дар взращенный.

Тот заменитель долгих бурь.
Где утомительная тяга,
Ложиться строчками, как дурь,
На терпеливую бумагу.

Как новый брак, поднявший стяг.
Дождаться участи, достойных,
Где ты ушедшая - пустяк,
А я спокойный, как покойник.

В забвение, усилил нерв,
И доказал, что все не правы.
Когда и впрямь, заводят стерв,
Не для любви, а для расправы.






 Виктор Яременко – Раевский-------------21

***






Печалить Вас, слегка дверей
Касаясь, уходящим…
Печалить Вас - царя зверей,
Увековечить спящим.

И обойтись без фраз когда,
Сирени слышен запах.
Вы лев! И гордая вода
На гриве, и на лапах.

Пусть трон царя притих, о нет…
Не поминаю всуе
Вы, ненаписанный сонет,
С названьем - "аллилуйя"

Вы образ - первородной ржи.
Ничто без Вас, не сталось.
Дом, где наточены ножи,
Или – приходит старость.

Тот самый невозможный час,
На диких пляжах Нила.
Ведь там, где были Вы сейчас
Шакалы ждут, уныло.

 Виктор Яременко – Раевский-------------22
 
* * *





Жизни тонкое стекло,
Разбивал, до срока.
Лопалось, да не текло,
Раненное око.

Разгоралось, вешним днем,
Болью ножевою
Словно было сердцем нем,
Да по гроб, живое.

Словно Вече образа,
Ожили для крика
Все не выплакал глаза,
А беду накликал.

И пошла, полуслепа
Жизнь, давясь от смеха
- Вся на елку скорлупа,
Грецкого ореха







 Виктор Яременко – Раевский-------------27

***





Я помню, когда еще билось,
В живое сердечное сложное,
Душа и листву окропила,
Чужое творение ложное.

Как стих, как аккорд, как безумие.
На теле страстей, в аллегории.
Листва, у предгорий Везувия,
Предстала в другой категории.

И вылилась тьма разногласия
Упырь, апогей красноречия.
Кричал на листву, не согласен я
Душе, причиняя увечие.

А дальше не помню, не виделось.
Чужое кипело и лопалось
И бранное слово Овидия
Меня поглотило в тот оползень.







 Виктор Яременко – Раевский-------------24
 
ПЕРЕЧИТЫВАЯ О. МАНДЕЛЬШТАМА





Промокшим вторником бежать по тротуару,
И тишину преследовать певуче.
Чтоб день врастал, туда, где бродят пары
Бессмысленно возлюбленные, тучей.

Оправдывая горечью душевной.
Просить тебя - им холодно, одень их...
Лететь за ними, брошенною тенью,
Рукою, суеты и возрождений.

Выслеживать, всей совестью - до бездны.
И говорить бессмыслицу - упрямец.
И верить в то, что именно полезно
Всем созерцать, ланит девичьих глянец.












 Виктор Яременко – Раевский-------------25

КРАСНОЕ И БЕЛОЕ





Ты говоришь: «вражда народов»…
Твой прадед был казак лихой.
А я в любую непогоду
Стою с повинной головой.

Ты веришь в то, что не напрасно
По всей земле идет война.
За что, мой друг, ты любишь красный,
Коль мне приятна белизна?

Далек тот день, когда забудут
Все люди вечную вражду.
А я сегодня верить буду
В твою счастливую звезду.

Рукой своею неумелой
Опасной бритвой не води.
Дурак, во все глаза гляди,
Как красное кропит на белом…







 Виктор Яременко – Раевский-------------26
 
ПРЕДЧУВСТВИЕ





Люблю еще не знаю, как,
Не знаю, где, кого – не знаю.
Не надеваю белый фрак
И черный я не надеваю.

Зевая, не иду ко дну,
Не завожу своей латыни,
И не вбиваю ни одну
Я истину в свою гордыню.

Не отношусь и к вам никак.
К себе –
 позвольте не об этом
Писать.
Но если вдруг в кабак
Идете вы…
 И не с поэтом…









 Виктор Яременко – Раевский-------------31

НЕСОЗВУЧИЕ





Я вспоминаю, как тогда
Была заснеженная осень.
Так рано выпали снега
И вышли на дороги лоси.

Заголосили поезда
О чем-то дальнем и знакомом,
И стала мерзлая вода
Хрустальной сказкой перед домом.

И дом, похожий на фрегат,
Стоял в снегах довольный,
Но прошлых ливней помнил сад
Тепло в первопрестольной.

И неопавших листьев стон
Над городом летал,
И от чего сердился дом
На сад - никто не знал.







 Виктор Яременко – Раевский-------------28
 
***





Ты не представляешь, ты просишь,
Бежать в это утро со мной.
Но только надежду уносишь
Тебя разлюбить под луной.

И трепетны наши объятья.
И снова в слезах небеса,
Когда я дарю тебе платья,
За эти как небо глаза.

Но этой беспечности милой
Я сам удивлюсь в ноябре.
О, как не хватает всем силы,
Стать пешкой, в счастливой игре.

Понять этой замысел тайный.
Что бить, это значит всегда,
Быть дерзким, хмельным, и случайным.
Как ферзь, как шальная звезда.







 Виктор Яременко – Раевский-------------29

ЗАТМЕНИЕ





Заря сменила очертанья,
Луна растаяла во мгле.
Ужель ошибка мирозданья –
Затменье солнца на земле?

Лишь на минуты даль за далью,
Но все увидели одно –
Светило темною вуалью
Прикрыто, словно ей дано

Еще одно предназначенье:
Смущать умы других светил…
И мальчик бегал в изумленье:
Он солнце новое открыл.












 Виктор Яременко – Раевский-------------30
 
ДОРОГА К ДОМУ





Уже дорога – прямиком
В твой дом, и пахнет кизяком,
К тебе протягивают руки,
Кто с детства был с тобой знаком.

А перед домом свет такой,
Какой с небес течет рекой,
И мама говорит с любовью.
Что ты опять такой-сякой.

Стоишь, и нет уже на свете
Тебя счастливее, и ветер
Несет вчерашнюю листву

По тихим улочкам Ташкента.
И дом, готовый к торжеству.
В друзьях запутался, как в лентах…









 Виктор Яременко – Раевский-------------35

Б. ПАСТЕРНАКУ





Когда наверх, туда, где темень,
Гудят ночные провода.
Во тьме сегодняшних селений,
Я восклицаю - ты куда ...?

Кто там, решительно и веско
Сказал, отрезал, и решил.
Что нам с тобой, у перелеска.
Встречаться нынче, как в глуши.

Что ослепительной улыбки.
Хватает, на один ночлег.
Чтоб совершить свои ошибки.
И времени, ускорить бег.

И как обычно тычет сокол,
Звезду ночную, клювом в бок
И льется сок, с осиных окон.
И ос ночных, мне слышен рок.







 Виктор Яременко – Раевский-------------32
 
ЧИТАЯ КЛАССИКА





Я был там, я видел, как падал,
На вечные злыдни земли.
Огонь, сумасшедшего ада,
И как Вы, глаза отвели.

Был ор, бесконечное пенье.
Вы мимо подножия гор.
Входили, в просторы терпенья.
А дальше, в небесный простор.

И кто-то, взывая стать ближе.
Лишь Вам, не солгавшему - Быть.
Кричал: я Ваш крест ненавижу
За то, что, учили любить.


Я был там, я видел, и понял.
И дальше, себя умолял.
Вот так бы, как ветер, и кони,
Но по небу, в северный шквал

Ворваться в земной круговерти,
Услышав судеб перехлест.
Но, чтоб, одиноко, средь звезд,
Весь мир прокололи на вертел.

 Виктор Яременко – Раевский-------------33

***





Наскоком не взять - в тетрадь
Каракули жизни пламенной.
За то, что с утра опять,
На крест нарываться, каменный.

На вечно земной предел.
Удавом вершить старание.
За то, что вне всяких дел,
Вам вера казалась, раненой.

Был гул внеземной, а тут
Всё старилась тьма болотная.
На этот, Сизифов труд,
Одна панацея – рвотная

Сдавило, ушел, охрип…
Стихая в невероятное.
Лишь ветра протяжный всхлип.
Любовь, да подушка ватная.







 Виктор Яременко – Раевский-------------34
 
БИБЛИОТЕКА





О, небо, ты снова унизилось.
Тебя собирали осколками.
Когда я воскликнул - "приблизь его"
То таинство, с книжными полками.

Тот час, приуроченный к бдению.
Двух, трех, четырех с опозданием
Столетий, как символ падения.
В руины сгоравшего здания.

Тоска, по-вчерашнему, скромному.
Где за морем, пальмам да фикусам,
Казались просторы скоромные
России, как - накось и выкуси.

И север единою льдиною.
Шел, точен, смертелен и девственен,
Как шли за тоской соболиною,
В сибирские храмы пришествия.

Где нежность в объятия клонится.
И все, что не встретишь в Евклидовой...
Расскажет вчерашняя школьница,
Стихами Дениса Давыдова.


 Виктор Яременко – Раевский-------------39

***





Смотри на эти стрелы, ты
Их видишь не впервые.
Так снег летит из темноты,
Горят глаза живые.

Так грезят прошлым, так не спят,
Смотря в окно соблазна.
Услышав, как снега храпят
Вокруг разнообразно.

Когда рассвет, нет больше сил
И нет признаний даже.
Ты слышишь, я провозгласил,
Тебя обычной кражей.

Я лес причуд, и не причем
Стоят так снежно ели.
Когда ты спросишь, в такт - о чем?
Тебе отвечу еле…







 Виктор Яременко – Раевский-------------36
 
***






Нас опять обсуждают былые друзья.
Вы опять уезжаете в Гагры надолго.
Я на Крайнем без Вас, бесконечно озяб.
Отобрали кровать и состарилась «Волга».

Нелегко мне сейчас говорить о Восьмом…
Засучив рукава, ветер гонит письмо
По пустынным проулкам да к вашему дому.
Почтальон извинится, что раньше не мог,
Опоздал, потому что на улице смог,
И помчится к другому…

Ни при чем здесь уменье такого письма.
Вы меня не забыли, а это весьма,
Удивительно празднично, и решено –
Я приеду за Вами,
 и это вино,
Несмотря на дожди, что ударятся оземь,
Вам подарит меня,
 как «бургундскую» осень.





 Виктор Яременко – Раевский-------------37

***





Всех марок пролито вино
В один бокал, но все равно,
Я эту каплю - пью, родная

Палитра нот, минор, мажор...
Всей жизни музыки не зная,
Похмельем станет коридор.


***
С окна - ледяной проем.
Напротив - музей кино.
И чудится, что вдвоем,
Пьем бархатное вино.

Пьем так, как поют навзрыд.
Как брошенный, средь лампад,
В окно, леденящий быт,
И вечных часов набат.







 Виктор Яременко – Раевский-------------38
 
***






Так подбирались, все слова.
Надежды, впитывая влагу,
Небытие, и голова,
Взирала тупо, на бумагу.

Глаз отрывался, и просил,
Служенье муз усилить вскоре.
И бровь, пока хватало сил,
Плыла, в межреберном зазоре

Колени, подпирали сон,
И шли глазеть, на одеяло.
А сердце, бешеный клаксон,
Кричал всем: что сирени мало.

Все утро копотью ресниц.
Играла тушь на антресолях.
А я пред всем, упавший ниц
Дробился в невозможных долях






 Виктор Яременко – Раевский-------------41

***






Теперь она сошла,
Та песня Палестрины.
То рубище псалмов.
Та жажда крепостей.
Та судорога ног.
Та призрачность витрины.
И та неистребимость
Непрошенных гостей.

Какая линия,
Какое превосходство!
Когда хрусталь – рождественский пирог
Голубоглазо небо в первородстве,
Когда страстей глаголющих урок…

Пусть лестницы хранят
Всей поступью эпох.
Я не извергну «Верую» псалмов,
Я не предам собор святого духа.
Когда б не осень пролитого слуха,
Когда б не песни чёрных городов.
 



 Виктор Яременко – Раевский-------------40
 
 
 
 ВЕСНА


 


В период весеннего равноденствия,
Я бабочку время, ловил сачком.
Я думал, и бредил, но я бездействовал.
Я грезил одаренным пятачком.

Я спал, и, влюбляя в себя безумие
Ко мне, словно к пристани по воде
Сходили галерами полнолуния,
Пороги, как гимны, ночной ладье.

Я знал – это бремя, я бился, как маятник,
О нечто, великое, на пути.
Препятствием стало - мое раскаянье.
Напутствием было – вперед идти.

И каждый свой день, я как рок приветствовал.
И каждую ночь, как мечту хранил.
И вот я пред всем, и за все ответствую.
Я не сохраняю, былой брони.

Я вижу тебя! О весна, и в весеннее
Я снова одет, и конечно спою.
И эту любовь, как свое спасение.
…Я снова по строчкам, тебя узнаю.
 
 




 





В пустоте неведения, встреча с мыслью, определяющее сознание бытие – есть не законченный сюжет этого рассказа.

Фраза – означающая конец действия,
И момент сотрясения воздуха -
Говорящим, и не знающим

И то и другое, определяет суть и естество
Главной сюжетной линии.
Даже тогда, когда мир является точкой конца отсчета.

Русский язык остается райским,
Пока язык, демонстрирует проявление хаоса и беспорядка
Раевский раздает мандаты…
Раевский рыдает – манда, ты
Художник, который рисует на полотне жизни,
Кистью собственного бытие.
В надежде исчерпать себя, чиркая спичкой
По штанине, просторечий.
Мы обрекаем себя на бесконечный водопад серого вещества
В место имения
Пожар – необратим.
Бездомность – необходима.
Не повторятся – единственный лозунг.

Виноградная лоза,
Источник всеобщего безумия.
Превращается в образ соборного восхищения.
Поскольку - собирать, это быть готовым
К употреблению себя в сути.
Без опьянения
Мы говорим на языке поработившим наше сознание.
Но сами, могли бы восхитится не сериалом, а творцом со творившим режиссера, актеров, и место действия,
Как наше присутствие в момент премьеры,
И дальнейшего маниакального опьянения.

 На меня наставлен сумрак ночи
 Тысячью биноклей на оси
 (Б. Пастернак)





В зале пусто. Никогда, я еще так, не был…
Удивление не родившегося в сей час…
Сей – призыв к действию,
А даль - взгляд пространства, ,внезапно возникающих стен, сцен.

Да – как волхвование – Аминь
Ликовать
Лик - лицо обращенное к…
Образ подражания
Икона - начальная стадия зародыша обожествления
Иногда я… состояние блуждающей частицы.
Иногда я, иногда не я.
Когда я – никогда… всегда…
Сегодня, как с его дня
Обращение к нему к творцу
Созидателю дня.
Отсюда – днесь.


 В конце времени





Отсюда, от моря, от горя – скорей.
Сказав, что знаменье – есть чудо.
Где слово, как сонмы живых снегирей,
А мертвое слово – Иуда.

Отсюда: от ос, от застенчивых лип,
От лап, и объятий медвежьих.
Где каждый твой вздох, как на моленный хрип.
А выдох – весною подснежник.

Отсюда, туда, где сверкает руда.
Где жаркое солнце в июле.
Где каждый мой взгляд, словно с гуся вода.
А гусь, как известно, в загуле.

Где бодрое сердце скучает в груди,
А звезды сверяются с небом.
Где я уверяю, что надо идти.
Иконы вздымаются хлеба.

Отсюда, туда, в не разбуженный рай.
Цвести, озариться, оставить.
И этот подснежник, и лунный сарай.
Как солнце, грядущее в мае.
 
 * * *
 





Уже изменчивость, уже не сны.
Жизнь повторившись, не ушла под лавку.
И я увидел в беготне весны,
Лун многоликих, уличную давку.

Уже творения, и сонмы птиц
В уединенье мне, поют разлуку.
В предчувствиях взлетающих ресниц,
С пучком укропа, и лесного лука.

Уже весна, и с этой мировой,
Уйдет война, и праздная цыганка.
Я сам уйду, прошедший и живой.
Передо мной: Москва, Арбат, Таганка.
. . . . . . . . . . . . . .
Поэзия – нет прожитого дня.
Нет в жизни беготни, все – постоянно.
Но если ты однажды от меня,
Уйдешь за чем-то, в мокрые туманы…

Что мне сказать, кому кричать - с кем быть?
Ни комната, мое лесное царство.
А пустота, чтоб навсегда забыть
Себя в отныне созданном пространстве.

* * *





Раскаянье пришло, а я не понимаю.
Со мною маленький каприз.
Когда сплелись, мы так стремились к маю.
И вот вам – бриз.

Спокойствие как сны, и наши чувства.
Я даже думаю, что это, как в гробу.
Мне море видится живое, как искусство
И бьет в графу.

Мне чуждо беспокойство и печали.
И эта весть сплетается, с другой.
Когда еще, мы так с тобой молчали
Душа с рукой.












* * *





Этот страх, из ниоткуда,
Как прощальная слеза.
Млечный шепот, звездной груды.
Занавесок бирюза.

Дверь дубовую ногою
Выбиваю, как во сне.
Я с разбитой головою.
Всюду снег.

Всюду кровь, и в пятнах тает
Снежный ком моей души.
Кроме страха я не знаю,
Ни чего, в твоей глуши.

* * *


О, я не знаю, как прервать
Мое предметное безумье.
Все стены: окна, пол, кровать.
И это - око полнолунья.

Всю тварь домашнюю, весь быт.
Седьмой этаж кирпичной жизни.
Где каждый уголок избит.
И всякий тянется к харизме.

Одним движением руки.
Строка к строке,
Мечтой возросшей.
К тем берегам, Москва – реки.
И к той загадочной пороши.

Где свободный словно зверь.
Сойду к тропе, дыша снегами.
И заскрипит луна, как дверь
Пред семимильными шагами.

 





* * *





Я чаще стал смотреться в зеркало.
Я разуверился в написанном.
О, кто - нибудь, скорей с проверками.
Да по губам по тем – по письменным.

С утра пожар, пожитки бренные
Не соберешь, в локтях сутулишься.
О, кто - нибудь, через вселенные
Сметите сор такого гульбища.
 
Закат загадочен и времени,
Нет, чтоб зайти за край географа.
О, если б гнали взгляд до темени,
Оставив вещего фотографа.













* * *







Пойми меня, я безучастен,
Когда стою, пред самой дверью.
А, что бессонницу как счастье
Не узнаю, тебе не верю.

Нет смысла белому, на белом.
С годами мы, как слезы слиты.
До оснований, до предела
Тобою локоны завиты.

Люби меня, но тихо, тонко.
Разбей, что с прихотью с годами,
Я приобрел в глазах поддонка,
И разбазарил с городами.

Но ты прощаться и не думай
Нет нам с тобой благословений.
. . . . . . .

 







* * *





Они, как прежде не играли,
И солнце было на приколе.
И в тон окрашенные дали.
И небо вечное в расколе.

Смущаясь, падало на плечи.
Давило грудь и от чего-то
Стихали речи, гасли свечи.
Незабываемого грота.

И находило оправданьем,
То сердце, что училось плакать.
Что жизнь, как первое свиданье,
А за порогом только слякоть.

Цвели задумчиво каштаны.
И отживали от чего-то.
 Разбуженные великаны
Незабываемого грота.
 







Нас жизнь порой ломала.
Мы гнулись веткой клена.
Кинжала жило жало,
В нас грустью потаенной.

Забудь про все былое.
Все выдумали сами.
Мы книжные герои,
С зелеными глазами.

 Автопортрет

Отложена болезнь, как пахота воловья.
Где на гектар, гитар – тишайший легион.
Жить, или умереть – одна мечта - с любовью.
Но, что за экземпляр, и есть вообще ли он

В тьму вылупится, пьет задумчивое- что-то
Гадает по руке, и говорит о том,
Что жизнь это всегда, серьезная работа.
И звон колоколов, переселяет в дом.
***

* * *
А мне везло, и средь народа
Я был известнейшей породы.
Я нерв не тратил на невзгоды
И был причесан и умен.
Мой вид всегда был безупречен.
Когда водили сук на встречу,
Я застревал на целый вечер,
Не помня никаких имен.

И я к тебе не ведал тяги.
В меня влюблялись и дворняги.
И пусть случались передряги,
Я знал, что Бог есть на земле.
Он ходит с совестью и с тростью.
Меня всегда поманит костью.
А если пнет меня от злости,
То, значит, просто не в себе.

Да, я, конечно, был собакой.
Давным-давно – еще до брака.
Не знал ни посоха, ни фрака,
И храм не видел на крови.
Не разрывал чужого сердца.
Мозги не правил иноверцу.
И обходил резные дверцы
Твоей изысканной любви.