Еще раз о способности к танцам

Все божьи твари под рубленые ритмы отбивают каблуки о паркеты,
Кислотный дождь - небесная манна обезвоженных губ.
Мировая душа, Вечная Женственность, София - где ты?
Издала разоблачительные мемуары, сдала стеклотару, ушла в отруб.

Все божьи твари пьют шнапс и ругаются, беспомощны в паутине,
У мухи был самовар и связка баранок на черный день.
Я глотаю миры как заправская стерва, умна и красива отныне,
Пищевых отравлений бояться - не верить в себя (здесь подчеркнуто). Лень.

Все божьи твари, разомлев от жары, ловят сонную рыбку-бананку,
Отмочив ее в уксусе, долго колдуют над сочным филе,
А потом выворачивают кастрюли холодной души опять наизнанку,
Обглодав подгоревший бигмак, уподобившись рыбе-пиле.

Все они выходят на этой станции под скрип Страдивари,
Стройными рядами ломают акацию в нездешнем саду,
Но к ним надо отнестись с пониманием - это ведь божьи твари,
И я на несколько любопытных экземпляров когда-нибудь набреду.

Все божьи твари бросают лепестки, золотую чешую на паркеты,
У неба есть небо, у мухи - добродушный паук.
Все божьи твари, оказалось, погребенные в завалах поэты -
Словарями расхожих рифм оправдали бескрылье рук.