Из диалога начала века С первой метой тепла

– Объясните, зачем
обнажается чернь,
проступает земля,
а невестин наряд,
доли сладкой белей,
исчезает с полей.

– Потому борону,
брюхача, помяну...
– Мимолетная связь,
где распутицы грязь,
на туфлях отчего?
– Прочь уходим в любо...

миловаться, а нет –
в жиже канувший след
не заметен в пыли.
– Гиб-искусы сцвели?!
– «Счастья это!» – часть «я»
забирает земля.

– Объясните ж, зачем,
отворив без ключей,
порождает с лица
мудреца ли, слепца
черепа да сердца
гоп-ца-ца, дрип-ца-ца.

– Не любовный то гнёт,
почва жизнь вдоволь пьёт,
чтобы нить снова вить,
зелень миру явить!
Вот зачем нерв ночей
распускает страсть-чернь.

Непролазная месь
образуется здесь,
где времён издали
поколенья прошли,
но цветения час
по стопам влечет нас.

Ни кровавая сечь,
ни гуляющий смерч
не сравнится ничуть
с мощью мающей суть
обращать к паху пах
и стирать грани в прах

между этим и тем,
между, э-э-э, бытием
и – осмыслить слабо
на наречье любом.
– Оседают снега,
чёрен дол донага

распластался у ног.
Его взял, кабы мог,
за надёжу, настил;
на мольберт поместил
без изъятий утрат,
возведя ум в квадрат,

и Малевичем слыл...
– Кто Вам мил?
– Мне кто мил
с первой метой тепла?
(И течёт «бла-бла-бла».)
– Это Вы, Казимир?..
– Нет, им мил, Энтон, мир.