Город в шарфе

Питер это джаз который струится из теплых окошек на дождливые улицы. Это эхо старинных историй в колодцах разбитых дворов. Это город в шарфе, где у каждого кирпичика свой характер, и в серости таится шарм. Мы ехали туда заправленные Чинзано, а увозили с собой полные карманы переживаний, впечатлений и странных, пугающих мыслей о том, что прожили в этом городе долгую жизнь.

Когда мой саквояж был уже три дня, как собран, упакован и продуман от начала и до конца, многие еще даже не знали о том, что уже завтра их усталые глаза протрет балтийский бриз, а завтракать им придется не на кухне дома, а в шаверне kfc в окружение незнакомых людей не знающих слова бордюр.

Вокзал. Тысяча лиц. Тысяча голосов. Объявления о прибытиях и отбытиях. Звонки ближних. Сквозняки и приятный запах смазанных маслом рельс. Взгляд на часы. Все в сборе? Билетов назад нет…?! Предвкушение? Авантюра?... над пропастью во ржи.
«У нас еще 15 минут вроде есть… я в Рамстор за пивом»
«Купи мне бананов»
Смех. «Кто сторожит сумки?»
Я сохранял спокойствие. - «Ребят, только не опаздывайте, ок?»
Кто-то уже был пьян.

Поезд. Для двух ста рублей за билет это был просто люкс. Сидячий вагон с мягкими зелеными креслами, где первые 5 часов поездки не сидел никто. Майк даже взял с собой бокал для Мартини, а я безумно мечтал заснуть, чтобы не хотелось спать завтра. Нас ехало 16 человек… 11 из них были женского пола…остальные проливали на этот пол виски и вино и по большому счету тоже были не совсем адекватны.
«Кажется, я потеряла паспорт и деньги…»
«Что-то ты рано!»
Снова смех.
«Они у меня, Оль, раслабся… передай мне лучше шампанского!»
Пили за Питер. Те, кто пытался спать на соседних сидениях смотрели на нас как на уродов, которые выливают в горло и друг на друга жидкости из бутылок по полторы тысячи каждая. Но это скорее льстило нам, и мы жгли еще громче. Когда девочка по имени `не будем называть ее имени` начала падать на какого-то мужика с очередной бутылкой красного вина в не слушающихся ее руках, мне стало страшно, ведь это был только третий час пути. И не то что бы у меня какая-то экстра офигительная интуиция… но опасения по этому поводу естественно оправдались. Мы подружились с местными фанатами Спартака, которые звали нас махаться к себе в «фирму», гуляли по поезду в женских трусах надетых поверх джинс (кто и зачем их купил я не понял до сих пор), а в завершение праздника как всегда очаровательно пьяный Лико запустил в кого-то эти уже пропитанные винищем фиолетовые стринги, которые угодили прямиком на спящую бабу гардеробной наружности. И не смотря на то, что они очень шли к изумрудной подводке ее глаз и темно синим засаленным волосам, это не понравилось сидящему напротив джентльмену, который обещал забрать меня в милицию и потом до утра смотрел на меня своим озлобленным ослиным взглядом. Спать я так и не лег. Хотя и пьян, что удивительно, не был. Ближе к 6 силы кончились даже у Лико и в вагоне воцарилась долгожданная тишина. Очередь в туалет иссякла также, как и жажда опустошить все взятые с собой емкости, хотя, наверное, только потому, что они уже давно валялись пустые на липком полу. Час сна. Кто где. Друг на друге… валетиками и еще черт знает как… всем было все равно. За окнами в лучах первого солнца светилась бедностью ленинградская область.

«Нууу вы и свиньи…» кинул нам в след проводник, случайно заглянувший в пострадавший вагон. «Да, свиньи мы» - сгибаясь пополам от смеха отвечали Оля с Наташей, спускаясь со ступенек поезда на забрызганное лужами покрытие перрона. «тут даже воздух какой-то особенный» - подумал или сказал я и поторопил группу еще не протрезвевших друзей собраться вместе… «Предлагаю где ни будь сесть сейчас и позавтракать, пока решается вопрос с жильем». «Нет, я еду спать!» - сказала Настя и решительным жестом протянула мне свою сумку.

Шум шаркающий ног по мощеным тротуарам невского. Мы, нагруженные сумками и чемоданами ищем кафе, чтобы позавтракать и прийти в себя после сумасшедшей, а для меня и бессонной ночи в поезде. Остановка в фастфуде. Жадные облизывания в кассе. Чавканье. Симфония шелестящих оберток и свистящих соломинок. Для кого-то похмелье. Несварение. Туалет. Такси туда, где нам предстояло жить следующие три дня.

Квартира, расположенная в весьма неприглядном райончике, предположительно должна была использоваться исключительно в качестве камеры хранения. Но в ожидание своей очереди в душ и прочих приготовлениях к выходу в свет мы провели там почти целую вечность… Район, напоминал Питер весьма отдаленно, да и не удивительно, ибо находился в значительном отдаление от центра. Он скорее походил на провинциальный городок Аля Раменское, чем на пригород северной столицы…. Широчайшие проспекты, кафельные восьмиэтажки и дороги которые с трудом можно назвать дорогами… направления испещренные ухабами и ямами минимум по 40 см в глубину. Дорога от центра по пустым улицам Ленинграда, заняла не больше получаса, и уже в 11.30 мы были на месте. Через 120 минут прибыл Урби, примчавшийся следующим после нас поездом…еще через час Маракеша, наш гид и главный координатор поездки.

Пять вечера. Площадь перед Казанским собором. Восторг. Солнечные лучи сквозь колонны храма. Свист сквозь зубы. Питер в свете звезды. Я в шоке. Околдован заклинаниями обшарпанных домиков. Покорен величием. Сбит с толку простотой. Неброский, но уникальный. Шикарный и разваливающийся. Город прошитый каналами, словно золотой нитью. Проколотый иглами щекочущих небо шпилей. Влюбляющий в себя, флиртующий с тобой. Почему я не увидел его раньше….(?)

Кафе. На небольшом возвышении за стойкой с микрофоном стоит женщина в бежевой накидке и читает стихи. В полной тишине. И все слушают ее, боясь пошевелиться и даже прервали трапезу. Последние строки на повышенных тонах. Аплодисменты. Благодарность. «Меню пожалуйста». Выкуриваю третью сигарету на голодный желудок. Это вечер поэзии в литературном кафе. Девушка – официант носится туда сюда. Навернув неопределенное количество кругов вокруг нашего столика, она все-таки приносит меню, которое представляет собой фанерный ящичек сантиметров пятьдесят в длину. В нем множество картонок нанизанных на тонкий металлический тросик… что-то типа картотеки, где на каждом листочке свое блюдо. Паста, коктейли, десерты, собрание сочинений Хемингуэя. Ты часто встречаешь людей читающий в кафе? Тут этим заняты все. А мы сидим и кушаем, т.к. опять не ели сутки. Московские мажоры на интелегентном питерском фоне, словно пятна из рекламы Тайда. Неожиданны и опасны. Особенно в метро, да и тут в кафе тоже. Люди толи боятся смотреть, толи просто не хотят или не замечают их.

Далее прогулка вдоль Невского…по переулкам и через каналы…с постоянными остановками в уютных кафешках. Голые деревья в чернильных красках. Пастельные тона утомленных фасадов. Нас 16. Топот каблуков по мощеным тротуарам тише шелеста невидимой листвы. Шаги обратно к проспекту…потом такси на гражданский, переодевания, сборы, ссоры, фотосессии и душ. На часах полночь. В головах ясность и волнение. Впереди целая жизнь.

Ночь. Время, потерявшееся в декадансе нескончаемых передвижений, утонувшее в алкоголе и соблазненное запретными плодами индустрии грёз. Потерялось и не нашлось до сих пор. Это как снять стрелки с биологических часов и одеть их кверху ногами. Все кувырком, вперемешку, случайный коктейль из непривычной обстановки, одурманенного сознания и дружеских взглядов. Направляемся в Опиум. Сумасшедший смех Настюшки на задних сиденьях авто. Клуб в монументальном стиле с Осенним фейсконтролем и соответственной публикой. Я демонстрирую видео ролик на телефоне, где мой дед танцуют под наш «покажи мне» какому-то мужику в костюме, вырезанном с последних страниц GQ . Тот одобряюще хлопает меня по плечу и я оказываюсь перед зеркалом. Внутри вместо отражения вращаются какие-то голограммы или проекции. Белая горячка взъерошенного разума. Гипсовые рельефы раковин. Винтовые лестницы в зону для посетителей из серии limited idition. Я помню улыбающихся подруг сквозь влажные стекла бокалов с игристыми винами. Улыбки при виде друг друга, улыбки при виде не торопящихся барменов, улыбки при виде небрежно просыпанного кем-то Чарли на мраморных поверхностях в уборной. Мульт танцующий в ярко бирюзовых очках и с нагеленным эрокезом на голове, который со всех сторон пронзают выстрелами лазерные лучи. Свобода и духота. Дороги вели вон из помещений. Бегом по крышам, навстречу скатывающимся в Неву звездам.

Пешком мимо мачт освещения. Завораживающие очертания трехсотлетних особняков живущих своей жизнью, силуэты эпохи на фоне северного неба… призраки барокко не знающие покоя... Мы двигаемся по туннелю, где в конце не свет, а рассыпающаяся лестница, ведущая куда-то вверх… навязчивая идея пробежаться по крышам не покидающая голов. Провалилась. В итоге – очередная фотосессия в подъезде, где ступени заросли мхом, а стены покрылись копотью лет, на которой пальцем выведены чьи-то имена. Решетка лифта ржавая, как и времена, когда она была произведена… «Лифт то работает?» «сейчас проверим»… приглушенное освещение от грязной пластмассовой лампы. Руки, тянущиеся к панели с выжженными кнопками. Лифт в прошлое. Скрипящие тросы памяти спускающие нас все дальше. А ведь Питер когда-то тоже был столицей. Но видимо кто-то однажды топнув разбухшей от постоянных дождей подошвой ботинка, раз и навсе…надолго перебрался в Москву. А нас тянет обратно. На первый этаж. Во дворик с обсыпающимися стенами и узеньким окошком в небо над головой, где с трудом но все-таки можно разглядеть тонкую белую линию млечного пути.

А потом снова утро. В дожде и ветрах. И Степа прячущийся под газетной шляпкой стоя на углу Казанского и Гороховой… Руки в карманах. Головы покрытые зонтами. Ежесекундное запоминание на флеш карты…мы делаем фотографии. Есть мнение, что каждый снимок, каждая вспышка этих маленьких алюминиевых коробочек забирает у нас частичку души.
Если посчитать, сколько фотографий было сделано за последние пару лет, то можно удивиться какой огромной должна быть душа, если она до сих пор функционирует, хотя и с перебоями... тем не менее, мы продолжаем делать фотографии. Когда нам плохо, когда хорошо, или просто так, когда нечего делать... Именно по этой причине едем на кинофестиваль. Полтора часа сна в амфитеатре и столько же меж полок в супермаркете. Нерешимость – следствие недосыпа. Барарди Бризер – чтобы прийти в себя. Простуда – неизбежная реакция на городской микроклимат. И восхищение всем остальным. Город под книжной пылью с грустными глазами. Берущий в плен. Город - лихорадка, которой меня трясет до сих пор.

Мы бежали сквозь толпу, перепрыгивая лужи и расталкивая прохожих. Смеясь и держась за руки в страхе опоздать на поезд. Невский в предпарадных подготовлениях размазанный проснувшимся солнцем. Радуга и эта неописуемая свежесть, непременно наступающая после дождя... Все это так далеко сейчас, но я помню все… и яркие вывески остающихся сзади заведений, и девочку лет семи в зеленом платьице которая шла рядом с нами и разговоры все помню. «Побежали быстрее…я еще крышу вам покажу одну!» кричала радостная и взволнованная Маракеша, на что я отвечал «не успеем уже к сожалению…», и знал что это станет одной из десяти тысяч причин вернуться сюда вновь, причем очень скоро. В этот маленький Париж принявший нас столь гостеприимно. Последние сигареты выкуренные сидя на пареблике у Московского и…

Своды вокзала не дрогнут от салюта, но содрогнуться в трогательности последних поцелуев и заблестят в лучах вечернего солнца, словно слезы в глазах. Уже просохшее покрытие перрона под нашими ногами. Гимн, доносящийся из громкоговорителей станции. Знакомый запах поездов и вечно спешащие по своим делам люди. Нас уже 20 наверное. Расплодились за время пребывания. А теперь нас рвут на части обязательства купленные у неприветливых кассирш. Ладошки на стеклах отъезжающего вагона. И глаза опять эти. А потом купе, сон и Москва, ставшая чужой. Ветер сдувший кепку с головы … таксист обматеривший и высадивший на пол пути… а в мыслях набережные...кареты и ласково мокрый асфальт, по которому мы еще обязательно должны пройтись.