Неуважение

Я спокойно отношусь к людской нелогичности, но в этой девушке даже на мой взгляд было слишком много противоречий. Вроде бы отзывчивая, готовая оказать помощь любому, она при этом могла не проявлять элементарного внимания к окружающим. Это граничило с равнодушием. Да и многое другое. Как можно ждать уважения от других, если сам не уважаешь себя? А ведь уважение начинается с мелочей. С умения и желания красиво одеваться, например. Откуда в ней сидело это наплевательское отношение к тому, как она выглядит? Даже когда она старалась выглядеть прилично, не нужно было пристально вглядываться, чтобы заметить, на что в этот раз она поленилась потратить время. Это могли быть - не совсем чистые волосы, оторванная пуговица, стрелка на колготках… Я уже не говорю о том, что пользоваться косметикой она не любила и не умела. Зато она с жизнерадостностью щенка полагала, что люди обращают внимания не на внешность, а что-то другое. Интересно – на что? На внутреннее совершенство? Может быть, и обращают. Но недаром существует пословица: встречают по одежке – провожают по уму. Я пытался донести до нее эту закономерность - она не слушала. А стоило мне высказать свои замечания яснее, как ее глаза наполнялись растерянностью, а потом неизвестно откуда взявшимися слезами. Ох уж этот безотказный женский прием – осознанный или неосознанный. Способ, заставляющий мужчину капитулировать. Слезы, от которых ты чувствуешь себя негодяем, обидевшем ребенка. То есть тебя заставляют почувствовать себя негодяем. Я был знаком со многими девушками, и у всех подмечал эту тактику: если не можешь отстоять свою точку зрения или видишь, что тебе не уступают – заплачь. И мужчина сразу же пойдет на попятный. По мне – так это нечестный прием. Но много ли людей при выяснении отношений думают о честности? Почти никто. А она была обыкновенным человеком. Поэтому я молчал, утешая себя мыслью, что мы не бываем на людях вместе, и мне не приходится краснеть за нее. А в четырех стенах… какая мне разница, как она выглядит, когда мы наедине? Но разница была. Ну, нельзя же бесконечно объяснять взрослому и вроде неглупому человеку, как принято вести себя в обществе. Особенно, если этот человек не желает тебя слушать. С внутренним неудовольствием я отмечал, что она напоминала мне людей, которые всю жизнь жалуются окружающим на свою горькую судьбу. Жалуются, обсуждают, настойчиво спрашивают совета… Но стоит подсказать им простейший выход, как они отмахиваются от ваших слов, как от надоедливой осенней мухи. Конечно, жаловаться ведь намного уютнее, чем принимать какие-то решения. Она вроде не жаловалась. Просто была несчастлива от своих же собственных заморочек. А ведь я бы мог ей помочь – только для этого ей нужно было захотеть принять от меня помощь. Она не хотела. Иногда я с удивлением спрашивал себя, что же нас до сих пор связывает? Что заставляет ее звонить, приходить в мой дом, открывая дверь своими ключами, говорить со мной. У нас не было – ни раньше, ни теперь - никаких общих интересов. И тем не менее – стоило мне обнять ее, и я забывал обо всех этих несоответствиях. Она становилась просто доверившейся мне маленькой девочкой. К сожалению, невозможно весь вечер провести в объятиях друг друга.
Как обычно – наша ссора началась с ерунды. Она казалась какой-то притихшей последнее время, и я сам сказал:
-Ты что-то давно мне ничего не рассказывала.
-А тебе интересны мои рассказы? – сделав паузу, поинтересовалась она.
В вопросе уже присутствовала обида. Но я постарался не обращать на это внимания. Впрочем, врать я тоже не собирался:
-Если это рассказы о незнакомых мне людях – то эти рассказы, и правда, не очень мне интересны. Но я, по-моему, всегда интересуюсь тем, что происходит с тобой.
Она составила чашки в раковину (мы только что пили чай), ладонью собрала со стола хлебные крошки. Как будто нарочно уходя от ответа. И я опрометчиво добавил:
-Прости, но это неуважение к собеседнику – говорить о том, что ему неинтересно.
-Мне интересно все, о чем ты мне рассказываешь.
-Неправда.
Ее глаза тут же наполнились слезами. Но чужие слезы давно уже не действовали на меня. Точнее – они меня раздражали. Вместо того чтобы делать сговорчивым. Старательно сдерживаясь, я заметил:
-Посмотри – вместо того, чтобы возразить мне (если ты не согласна с моими словами), ты начинаешь плакать. Тебе не кажется, что это нечестно? Что бы ты стала делать, если бы я начал рыдать от любого твоего замечания?
Она молчала, кусая губы. Потом спросила:
-Почему ты так уверен в своей правоте? Ты так уверен, как будто знаешь… знаешь все на свете. Раньше ты был другим.
-Правильно, - ядовито заметил я. – Раньше ты не знала меня. Ты выдумала образ, а потом оказалось, что я – не тот идеальный герой, которого ты выдумала. Самое простое - обижаться на меня за то, что я не соответствую вымышленному образу.
Она вскочила со стула, прошла в прихожую, накинула куртку:
-Извини, я, наверное, пойду… - ее голос срывался.
-Застегни верхнюю пуговицу, - машинально попросил я: еще не хватало, чтобы она простудилась по моей (или не совсем по моей) вине.
-Я… замотаю шарфом.
Понятно – верхняя пуговица как обычно была оторвана. Наверное, опять нужно было сдержаться. Но на этот раз я не стал проглатывать рвущиеся наружу слова:
-Сколько раз я тебе говорил, что, выходя из дома, следует посмотреть в зеркало. И увидеть – что у тебя не так. Неужели ты не в состоянии понять, что это неуважение. И к себе, и к окружающим. Как девчонка… Да нет – нормальные девчонки не ходят с оторванными пуговицами.
-Я… я сегодня ее потеряла… эту пуговицу, - она смотрела на меня не то с вызовом, не то с отчаянием. – Ты не знаешь – у этой куртки… пуговицы с металлическими дужками, они, как бритва, перерезают нитки. Я уже устала их пришивать.
-Ну, так – смени пуговицы, смени куртку. Сделай что-нибудь. Извини, но названная тобой причина - еще не повод ходить неряхой.
По растерянности, промелькнувшей в ее глазах, я понял, что идея перешить пуговицы даже не приходила ей в голову. Не приходила – и все. Честное слово, я не знал – плакать или смеяться. Потом я подумал: господи, из-за какой ерунды мы ругаемся? Похоже, и она подумала о том же самом, потому что неожиданно сказала:
-Раньше тебя не волновали такие глупости как оторванные пуговицы…
И меня опять охватило раздражение.
-Волновали, - хмуро признался я. – Просто я считал, что это неудобно, чтобы мужчина говорил женщине, что она обязана следить за собой. Чтобы я говорил тебе, что надо пришивать пуговицы или подкрашивать глаза, например.
-Не понимаю, зачем мне подкрашивать глаза, – тут же взвилась она, - если у меня и так темные ресницы?
-Опять двадцать пять, - я изо всех сил пытался держать себя в руках. – Ты вообще-то слушаешь, о чем я говорю? Я говорил об уважении. Впрочем, я свое мнение не навязываю. Поступай – как знаешь. Но только не удивляйся, что к тебе относятся соответственно.
-Да прекрасно ко мне относятся! – подразумевалось: «Все, кроме тебя»?
-Тогда я не понимаю, о чем наш спор.
-Я тоже.
Мы помолчали. Чего она ждала – моих слов «забудем обо всем»? Я не хотел их произносить. Потому что – сколько же можно забывать? Впрочем, еще раз попытаться объяснить ей хоть что-нибудь я попробовал:
-Ты понимаешь, что будь мне наплевать на тебя – я не стал бы затевать этот разговор. Зачем мне говорить о том, что непременно тебя обидит? Я мог бы молчать и жить спокойно. А ты бы пребывала в уверенности, что мне все в тебе нравится. Но я так не могу. Мне обидно, что ты наплевательски относишься к своей внешности. И ведь сама страдаешь от этого…
-Да не страдаю я, - опять с досадой поморщилась она. – Прости, но мне непонятно, почему ты представляешь, как я должна выглядеть. Это так же как представить – каким должно быть мое счастье. Я сама-то не знаю – каким. Зато окружающие прекрасно об этом знают. Только каждый из них представляет это счастье по-своему… И, главное, каждый учит!
-Может быть, они учат именно потому, что ты сама не можешь сказать, что для тебя лучше… И я не учу тебя жить. Я просто объясняю, какой у тебя есть выбор. А выбор небольшой – плевать на окружающих, не ожидая их одобрения, или добиваться уважения людей (близких людей), но для этого нужно приложить усилия. Ты просто не хочешь приложить усилия.
-А ты хочешь приложить усилия… и принять меня такой, какая я есть?
-А ты считаешь, что я их не прикладываю?
Вот теперь она по-настоящему рассердилась. Я даже не подозревал, что такой простой фразой можно вывести ее из себя. Она так кипела внутри, что не могла произнести ни слова. А мне опять стало грустно и смешно одновременно. Когда каждый из двух людей считает, что дает другому больше, чем берет: разрыв – всего лишь дело времени. Я подсказал:
-Ну, выскажи мне все. Скажи, что я – негодяй. Что я лезу не в свое дело. Что твоя жизнь меня не касается. Кто я такой, чтобы давать тебе советы? В конце концов, уйди, хлопнув дверью.
-Перестань, - она поморщилась. Потом, не поднимая глаз, стянула куртку, повесила ее на вешалку. И, подойдя, уткнулась мне в плечо. Я ждал извинений. И, словно почувствовав мое ожидание, она произнесла:
-Честное слово, я не думала, что тебя так достают оторванные пуговицы.
-Но я же говорил тебе…
Она пробормотала что-то невнятное и теснее прижалась ко мне. И я, почти жалея о том, что она осталась, обнял ее за плечи.