Встреча старых друзей

Ладонь скользит по шершавой стене, от тяжелой шторы, к холодному стеклу. Влажная сталь вьется по нему тонкими травами, встречает неосторожные пальцы остриями крошечных стрел и металлических лепестков. Но руки, перебирающие сейчас это чугунное сплетение, заранее помнят каждый поворот его узора.
Капли тумана разбиваются о ногти, стекают по запястьям, под рукавом пробираются к самому локтю, оставляя за собой мокрые дорожки. Но ни принесенный ими холод, ни легкий сквозняк из-под сосновой двери, ни тепло огня в большом камине под мраморной плитой ничуть не волнует стоящую у стрельчатого окна. С нетерпением вглядывается она в дождь и темноту, надеясь разглядеть хоть какое-то движение на каменных ступеньках у входа, или в саду, между голым шиповником и вишнями. Хотя наивно было бы предположить, будто наш гость появиться здесь, под этим разревевшемся небом, прежде, чем прозвенит у входа золотой колокольчик. Уж такой гость.
В придачу, к моему неудовольствию, намокли кружевные манжеты платья. Отходя от окна я оглядела его отражение в большом зеркале. Бордовый и черный шелк, золотая вышивка – хитрый орнамент, повторяющий узор решетки на стеклах и перед очагом. Калина над глухим воротом…
Уютное шуршание юбки обозначает мои шаги, почти бесшумные в полумраке. Тишина спускается с теплых каменных стен, накатывает волнами из-за дверей на винтовую лестницу в дальнем углу.
Я нервничаю, от того снова и снова переставляю бокалы и вино на столике между двумя высокими креслами у огня. В какой-то момент игра рубинового света в бутылочном стекле увлекает меня, уводит в ненужные воспоминания. Стены вокруг начинают рассыпаться, обнажают другие, освещенные ненастоящим светом…
Звон колокольчика застает меня врасплох. Истлевшие было шторы и покрывала заново наполняются цветом и весом, точно кровью. Со вздрогнувших ладоней стекает на пол нитка гранатовых бус…
- Что же, я снова явился не во время? Вижу, у тебя не прибрано,– Александр улыбается. Входя, он чуть было не раздавил серебряную нитку с капельками камней и теперь поддел ее носком сапога. Бусы жалобно зажурчали. Присев, он поднимает их. При этом взлетают и опадают снова полы черного плаща, покрывающего худые плечи. Пока темная ткань все еще продолжает колыхаться у его ног он снимает его, расстегивая пряжку у горла. Тонкая металлическая роза, окруженная не то шипами, не то клыками. Прикасаясь к ней, его пальцы вздрагивают, словно не ожидали они встретить на своем пути подобный предмет, при этом на одну ослепительную секунду вспыхнул тяжелый серебряный перстень с рубином какого-то тревожного оттенка. Камень поймал в себя огонь из моего очага, и разлил вокруг красноватый свет. Вот он. Александр пришел.
- Я хотел бы высушить одежду. Или это тепло – такая же иллюзия, как и все остальное? – мягкими шагами он проходит между кресел и протягивает руки почти к самым языкам пламени.
- Здравствуй. И зачем ты задаешь вопросы, на которые и так знаешь ответ?.
 Я бы не стала утруждать себя иллюзиями здесь, тем более для тебя – это все равно бесполезно, - мне хотелось подпрыгнуть, вскрикнуть, броситься ему на шею и разрыдаться. Но ни теперешняя роль, ни декорации мне этого не позволяли.
Александр все так же улыбался. Он стоит, опираясь на резную ручку кресла.
 Он только что появился из насквозь промокшей ночи, наполненной ветром и ракисшими тропинками. И между тем на его одежде не было ни капли воды. Вся беспросветно черная, лишь кое-где украшенная любимым серебром. Плащ он держал в одной руке. С него все еще не осыпался песок и порох какой-то пустыни. Он все еще хранит ее жар. А в капюшоне все еще искрится лед какой-то незнакомой мне зимы. В пряжке запуталась мягкая зелень и лепестки весенних цветов. Но ни кусочка белой глины с дорожек в моем саду, ни капли дождя.
- Надеюсь, ты не слишком замерз, такая мерзкая погода…
- Нет, нет. Там, где я был только что было довольно жарко, - ответил он, покачивая в руках перчатки. В такт стучали застежки на запястьях. – И все-таки я удивлен, что здесь идет дождь, никогда раньше такого не видел. Единственный лед сюда приносил я сам! … Вот уж не думал!
Из одной перчатки выпал маленький песчаный скорпион. Испуганное насекомое заметалось по комнате. Александр подхватил его и швырнул в огонь.
У меня вырвался негромкий возглас.
- Жалко? – Александр обернулся на меня, - Жалость всегда мешает. Ее стоит забыть. Во всяком случае тебе еще почти некого жалеть. Только не вздумай жалеть саму себя, - он даже немножко рассмеялся. И впервые раскрыл губы, так что можно было увидеть ряд белых зубов. Непроизвольно я провела языком по собственным. Споткнулась два раза.
- Не собиралась никого жалеть, просто мне хотелось поговорить, - я опустилась в кресло, красивыми волнами укладывая подол платья у ног. – А что касается дождя… Раньше мне казалось – тебе нечего здесь делать в плохую погоду.
 Руки я, между тем, опустила на подлокотники так, чтобы максимально показать их нежность и мягкость. Голову чуть наклонить, повернуть самым выгодным образом – учитывая освещение, расстояние до него и угол, под которым он меня видит. Легко улыбнуться, чтобы округлить щеки и скрыть излишнюю полноту губ, и смотреть задумчиво только в огонь… ДА что же вы, мадмуазель! Уж не собираетесь ли вы охотиться на него?! Все равно это бесполезно, да и не нужно. Почти опасно. Он такой же как я!
- Не стоит меня соблазнять. Все равно это бесполезно. Я такой же как ты, - Александр тоже сел, вытянул ноги, потер светлые виски.
- Извини. Привычка, - я одернула платье и сжалась, на манер пойманного за кражей конфет ребенка. Впрочем, это тоже был вариант приманки, - Можно, я спрошу тебя?...
Сначала Александр не обращал на меня никакого внимания. Кочергой он выбивал в камине красивые искры, потом довольно долго был занят винной пробкой. Справившись с ней и разлив по бокалам густую жидкость он наконец-то посмотрел на меня. Я не могла этого видеть, но почувствовала. И сжалась еще больше. Играть ребенка в этом платье было неудобно, но возможно.
- Как только ты перестанешь расставлять на меня свои капканы, я смогу выслушать. Я мог бы подождать, у нас много времени. Но я голоден. Как и ты. Так что не будем затягивать.
- Что поделать… Мои роли такие – все они написаны только для охоты. Это меня и волнует… Зачем ты или я ходим охотиться? Только из-за голода? Или в этом есть еще хоть какой-то смысл? И есть ли еще что-то кроме?
- Ты недавно кого-то «прикончила»? – он опустил голову на руки, ероша волосы. Плечи его слегка дрогнули – Александр смеялся. Мелькнув между волосами, вспыхнул и снова погас рубин в перстне, – Послушай, у тебя здесь неплохое местечко, зачем же ты каждый раз подыскиваешь себе еще одну квартирку в аду?
- Не в этом дело. Я уже поняла, что это глупо. Но мне показалось… показалось, что я пустая. Нет ничего, кроме моих игр. К тому же не слишком талантливых. А те, кто не играют и не охотятся, имеют что-то, чего мне не увидеть и не понять никогда.
- Тогда к чему переживать?
Стук дождя понемногу стихал. Последний, особенно сильный, порыв ветра разбился где-то по другую сторону стен. С обиженным воем он ссыпался в сад, и уже многие его осколки тонко взвывали между веток. А карминовый свет, окутывавший нас, чуть дрогнул.
- К чему переживать? У нас не мало других возможностей, которых нет и не будет у жертвы. И может быть, это им стоит завидовать нам? Многие ли из них могут похвастаться теплым приемом у Лунной Королевы?
- Не знаю, но они умеют взлетать куда-то в небо, и каждый раз думают, что я буду ждать их там. Но мне ничего не остается, как смотреть, задрав голову, как они кружатся где-то в лучах Солнца…
Александр ответил мне очень быстро. Казалось, он говорит это не только мне, но и себе самому, уверяя себя в чем-то.
- Не летят они никуда. Ты только погружаешь их в сладкий сон и целиком он – твое творение. Гляди-ка! Ты поддалась на собственную ворожбу! Ты сама в нее поверила! Может, тебе хочется, чтобы кто-то сам выпил тебя?
Александр подмигнул мне. И мы рассмеялись. Сначала ненастоящим, сыгранным смехом. Его пришлось разогревать вином.
А дождь утихал за окном. И скоро расступились низкие облака. Ночной ветер занес соленый запах моря. И наконец, показалось, что в комнату влетели тысячи моих гранатовых бус на серебряных цепочках – это смешался лунный свет и свет, испускаемый рубином в перстне Александра. Эти легкие нити танцевали и кружились в потоках тепла из моего камина, касались щек, щипали шею. Глаза наши одинаково сузились, и вырвался наконец на свободу настоящий смех.
- Что ж, подружка! Пора бы отправляться. Я умираю с голоду!
 - Тогда, Удачной охоты, Александр!
- Удачной охоты!

Он исчез почти сразу, вместе со своим алым сиянием и черными крыльями. Потом осыпались в пыль стены, истлела решетка, растворился сад и белая глина.
Вот я стою в огромной гардеробной. Что же сегодня? Это легкое, солнечное, с цветами… и ничего, что подол все еще кое-где в кровавых следах губ. Не заметит.
Я легко улыбаюсь. И улыбка моя раздвигает занавес ночного неба, в него врывается яркий свет морозного утра. Где-то колко хрустит по свежему снегу ветер. Он вплетает мне в волосы белую ленту и раскрашивает бледные щеки веселым румянцем.
- Доброе утро, малыш! Я принесла тебе апельсин! Брум брум брум брурум!