Увы! женское

«И днём и ночью кот ученый»
шагает, словно заключенный,
и славит цепь свою по-рабски,
и даже сочиняет сказки.
А дуб стоит – на нём русалка,
как вертухай, и ей не жалко
ни жизнь кошачью молодую
(о том она и в ус не дует),
ни бабьей собственной судьбы,
и мысли «если да кабы»
в её усатой голове
не умещаются. Молве
людской она, увы, не внемлет,
в ней женщина с рожденья дремлет.
Сама не гам и всем не дам! –
отличие от прочих дам.
Она кота не отпускает,
но на коротком поводке
сама гулять его пускает,
встречая с плеткою в руке.
Любовный голод – он не тётка:
кому-то как виагра – плётка,
а кто-то тихо сатанеет.
Лишь дуб – всё также – зеленеет!..

Ну, что тут скажешь? Наблюденье
с натуры списано. Но всё же
Какое дело, право Боже,
тебе до частностей таких?
Смотреть за собственною тенью,
глядя по сторонам, не можешь.
Чужая жизнь – потёмки; множишь
ты скорби лишь, глядя на них.
Коты-дубы-русалки-плётки,
измены, тайны и разборки...
Всё – из другой – такой вчерашней.
такой неподлинной меня!
Всё не годится и в подмётки
той, чьи глаза слезою зорки,
так, что невидимое даже –
как на ладони бытия.
Пусть где-то там на Лукоморье,
такой же дуб стоит-ветвится,
и под надзором у русалки
"сам по себе" гуляет кот.
Когда живёшь по Божьей воле,
они не могут и присниться.
И тени их настолько жалки,
как ты сама в тот грешный год.