(парафраз)
Бессонница, любовь моя. Гомер.
Даст Бог, мы приплывем еще в Итаку.
Вот только жаль, что ты не Пенелопа.
Увы и ах, мой парус одинок
И мало совместимы лед и пламень
(Хотя ведь как на это поглядеть…).
За именем твоим века традиций,
Но, к счастью, мой характер не воинствен.
Я лучше пожелаю: дай вам Бог –
Да, только искренно, да, безусловно, нежно –
Но, вот беда, кто ж вам все это даст?
Живите дальше без реминисценций,
Дай Бог вам только незнакомых станций,
А если вдруг мы где пересечемся,
Бегите от меня, как от огня.
Бессонница, любовь моя. Гомер
© Copyright: Мария Сидорова, 2006
Свидетельство о публикации №106022702654
Свидетельство о публикации №106022702654
Рецензии
Нижайший поклон, Королева!
Ну, и куда же Вас, хитроумный Одиссей, Осип Эмильевич - Александр Сергеевич, занесло на сей раз? Попробую разобраться. Тайна! Я в нее уже погрузился.
«Бессонница, любовь моя, Гомер». Да уж, кто не читывал «сей длинный выводок, сей поезд журавлиный, /Что над Элладою когда-то поднялся»? Правда, каждый со своей целью. Кто-то ищет забвенья, кто-то фактов, кто-то вдохновения, кто-то истину, которая была ближе древним, чем нам, суетливым. Но, пожалуй, все находят то, что высказано Мандельштамом: «И море, и Гомер – всё движется любовью». Итак, хитроумный Одиссей, мы отправляемся в плаванье по морям-океанам Любви.
Куда у Гомера плывет Одиссей, царь Итаки? Домой, в Итаку, к Пенелопе. Откуда? С Троянской войны. Что делал там? («Когда бы не Елена, / Что Троя вам одна, ахейские мужи?») Сражался за любовь. Похоже, удачно. Но это уже не Гомер. Это уже волны воображения. Появилась, озарила. Та, за чьим именем «века традиций», та, за которую бились ахейские мужи. Но лирический герой обладает невоинственным характером. Точнее, его характер «не воинствен» (т.е. не воин, но и не пацифист). Может при случае. Но что останавливает?
Героиня? Да, она не Пенелопа. У Гомера разумная жена ждала Одиссея почти всю жизнь: не менее 10 лет с Троянской войны, 10 лет из странствий. Сын родился без него, без него вырос, только из страха потерять корону отправился его искать, обходя всех вернувшихся с войны царей, чуть было не убил отца родного, не узнав. Что проку Одиссею в таком браке? Пристань? Опора? Постоянство? Верность?
Не гадай, Одиссей! Не считай,
сколько было детей, кроме Пана,
кто зачат Пенелопой от ста
двадцати женихов, от хлыста,
от Гермеса, от черта ("Отстань!")...
(А.Ожиганов)
Ну, короче, не Пенелопа. То есть не жена. Или не его жена. Или ждать не умеет. Или непостоянная. Поэтому и «парус одинок». (Намек? Еще и Михаила Юрьевича вспомним: «А он, мятежный …»).
Но еще причина: «И мало совместимы лед и пламень». Правда, тут же сам лир.гер. утверждает: «Хотя ведь как на это поглядеть…». Противоположности притягиваются. Что тогда мешает?
Не хочет быть вторым, точнее даже третьим. Украсть у укравшего? Ну, уж нет! Он лучше пожелает… Ха-ха! Хитроумный рыжий Одиссей! Чего желает? Пушкин желал «любимой быть другим», а лир.гер? Он умышленно избегает этого слова, не любви он желает: «… дай вам Бог – Да, только искренно, да, безусловно, нежно…». Про что речь? Нет, любви быть с другими не может: «Но, вот беда, кто ж вам все это даст?». Понятно кто, только тот, который обращается к ней «любовь моя». Лирический герой.
Вторая и последняя строфа – угроза. С такого близкого, интимного «ты» на холодновато-отторженное «вы». «Живите», я вам позволяю. Но с условием: без реминисценций (то бишь без воспоминаний?), без пересечений со мной. Только «незнакомые станции». Потому что, если мы пересечемся…
Что, что будет? А то, о чем он мечтает: соединятся лед и пламень. Не придется красть, быть вторым. Он будет единственным, потому что она сама его найдет! Она захочет этого пересечения. Он не будет ей помогать ("Одиссей... Отзовись, Одиссей!" - призывала Елена… Молчал я…»). Пусть сама!
Обольститель! Ну какая женщина устоит? Да, все сделал правильно, потому что «жить ни один человек несчастною жизнью не должен» (Гомер, "Одиссея"). Теперь только подождать.
Хотя это понятно лишь читателю. Душа лирического героя натянута, напряжена, как струна. Он на полном серьезе собрался ее покинуть: «Даст Бог, мы приплывем еще в Итаку». Какое напряжение в стихе! А рифмы? Они, как нервы героя, издерганы, напряжены, угадываются то там, то тут! Но ритм безупречен! Больно, плохо, с мясом вырываю тебя – такое сокровище оставить непросто:
Нет, осуждать невозможно, что Трои сыны и ахейцы
Брань за такую жену и беды столь долгие терпят:
Истинно, вечным богиням она красотою подобна!-
но внешне спокоен.
Что ж, получил лир.гер. свою «бурю». Есть в ней покой? Теперь в Итаку? К Пенелопе? Ну-ну… (Извините, Королева, ерничаю. Для меня тема больная).
Знаете, пробовал прочесть стихотворение с разными «героями», но этот вариант единственный убедительный. Значит ли это, что он верный?
Как Вам, Мария, так замечательно удаются оттенки переживаний? Вот уж какое подряд попадается мне под руку, все о любви, но везде сама любовь разная. Точнее даже философия любви разная. Начитаться не могу, оторваться от этого странного хобби – писать неизвестно что неизвестно зачем – не могу, жду ответа Вашего на незаданные вопросы... ЧуднО!
А паж не летающий, он просто высоко подпрыгивает, старается.
Леша Вересов 08.06.2006 02:05 • Заявить о нарушении
Ну, и куда же Вас, хитроумный Одиссей, Осип Эмильевич - Александр Сергеевич, занесло на сей раз? Попробую разобраться. Тайна! Я в нее уже погрузился.
«Бессонница, любовь моя, Гомер». Да уж, кто не читывал «сей длинный выводок, сей поезд журавлиный, /Что над Элладою когда-то поднялся»? Правда, каждый со своей целью. Кто-то ищет забвенья, кто-то фактов, кто-то вдохновения, кто-то истину, которая была ближе древним, чем нам, суетливым. Но, пожалуй, все находят то, что высказано Мандельштамом: «И море, и Гомер – всё движется любовью». Итак, хитроумный Одиссей, мы отправляемся в плаванье по морям-океанам Любви.
Куда у Гомера плывет Одиссей, царь Итаки? Домой, в Итаку, к Пенелопе. Откуда? С Троянской войны. Что делал там? («Когда бы не Елена, / Что Троя вам одна, ахейские мужи?») Сражался за любовь. Похоже, удачно. Но это уже не Гомер. Это уже волны воображения. Появилась, озарила. Та, за чьим именем «века традиций», та, за которую бились ахейские мужи. Но лирический герой обладает невоинственным характером. Точнее, его характер «не воинствен» (т.е. не воин, но и не пацифист). Может при случае. Но что останавливает?
Героиня? Да, она не Пенелопа. У Гомера разумная жена ждала Одиссея почти всю жизнь: не менее 10 лет с Троянской войны, 10 лет из странствий. Сын родился без него, без него вырос, только из страха потерять корону отправился его искать, обходя всех вернувшихся с войны царей, чуть было не убил отца родного, не узнав. Что проку Одиссею в таком браке? Пристань? Опора? Постоянство? Верность?
Не гадай, Одиссей! Не считай,
сколько было детей, кроме Пана,
кто зачат Пенелопой от ста
двадцати женихов, от хлыста,
от Гермеса, от черта ("Отстань!")...
(А.Ожиганов)
Ну, короче, не Пенелопа. То есть не жена. Или не его жена. Или ждать не умеет. Или непостоянная. Поэтому и «парус одинок». (Намек? Еще и Михаила Юрьевича вспомним: «А он, мятежный …»).
Но еще причина: «И мало совместимы лед и пламень». Правда, тут же сам лир.гер. утверждает: «Хотя ведь как на это поглядеть…». Противоположности притягиваются. Что тогда мешает?
Не хочет быть вторым, точнее даже третьим. Украсть у укравшего? Ну, уж нет! Он лучше пожелает… Ха-ха! Хитроумный рыжий Одиссей! Чего желает? Пушкин желал «любимой быть другим», а лир.гер? Он умышленно избегает этого слова, не любви он желает: «… дай вам Бог – Да, только искренно, да, безусловно, нежно…». Про что речь? Нет, любви быть с другими не может: «Но, вот беда, кто ж вам все это даст?». Понятно кто, только тот, который обращается к ней «любовь моя». Лирический герой.
Вторая и последняя строфа – угроза. С такого близкого, интимного «ты» на холодновато-отторженное «вы». «Живите», я вам позволяю. Но с условием: без реминисценций (то бишь без воспоминаний?), без пересечений со мной. Только «незнакомые станции». Потому что, если мы пересечемся…
Что, что будет? А то, о чем он мечтает: соединятся лед и пламень. Не придется красть, быть вторым. Он будет единственным, потому что она сама его найдет! Она захочет этого пересечения. Он не будет ей помогать ("Одиссей... Отзовись, Одиссей!" - призывала Елена… Молчал я…»). Пусть сама!
Обольститель! Ну какая женщина устоит? Да, все сделал правильно, потому что «жить ни один человек несчастною жизнью не должен» (Гомер, "Одиссея"). Теперь только подождать.
Хотя это понятно лишь читателю. Душа лирического героя натянута, напряжена, как струна. Он на полном серьезе собрался ее покинуть: «Даст Бог, мы приплывем еще в Итаку». Какое напряжение в стихе! А рифмы? Они, как нервы героя, издерганы, напряжены, угадываются то там, то тут! Но ритм безупречен! Больно, плохо, с мясом вырываю тебя – такое сокровище оставить непросто:
Нет, осуждать невозможно, что Трои сыны и ахейцы
Брань за такую жену и беды столь долгие терпят:
Истинно, вечным богиням она красотою подобна!-
но внешне спокоен.
Что ж, получил лир.гер. свою «бурю». Есть в ней покой? Теперь в Итаку? К Пенелопе? Ну-ну… (Извините, Королева, ерничаю. Для меня тема больная).
Знаете, пробовал прочесть стихотворение с разными «героями», но этот вариант единственный убедительный. Значит ли это, что он верный?
Как Вам, Мария, так замечательно удаются оттенки переживаний? Вот уж какое подряд попадается мне под руку, все о любви, но везде сама любовь разная. Точнее даже философия любви разная. Начитаться не могу, оторваться от этого странного хобби – писать неизвестно что неизвестно зачем – не могу, жду ответа Вашего на незаданные вопросы... ЧуднО!
А паж не летающий, он просто высоко подпрыгивает, старается.
Леша Вересов 08.06.2006 02:05 • Заявить о нарушении
Приветствую Вас, Леша!
Летающий.
У меня устойчивая ассоциация с одной небезызвестной картиной Шагала, и я всегда улыбаюсь, дорисовывая образ.
Как хорошо, что Вы почувствовали бурю, громы, молнии, ливни, шторма – любви, печали, нежности, боли и снова любви - в этом стихотворении (как ни крути – вновь кораблик и вновь стихия воды, да и одиночество…).
Да, это стихотворение своего рода шифровка. Типа «Алекс – Юстасу». Юстас на высоте. Без названных Вами лиц стихотворение не открывает ничего. Но у Вас нашёлся ключ.
Меня уже первая строка погружает в такой мир… удивительный, качает на волнах чувств и Гомера, и Осипа Эмильевича, и Александра Сергеевича, и Михаила Юрьевича, и Иосифа Александровича… Хорошо, когда читатель может соединиться с этим океаном любви, раствориться в нём, стать им.
А я и мой герой просто плывем и наслаждаемся. И читаем «список кораблей», и видим за ним и «поезд журавлиный», и восторг перед неизведанным, и щемящую тоску по тому, что оставить пришлось, и журавлиный клин в сиротливом небе осени… Но – «когда бы не Елена – что Троя вам…».
Ведь любовью поистине движется всё. Мудрый, как ребёнок, Осип. «Ничего не надо говорить».
Л. г. испытывает боль, но у него хватает силы не упиваться этой болью, не лелеять своё «бо-бо» - он прячет его за иронией, самоиронией, ищет облегчения касаясь сердцем чувств тех, кто это – или подобное – или он домысливает, что подобное, - пережил. Он сохраняет нежность. Но не будет навязывать её – нельзя в одну реку…
Бродский:
Я вас любил. Любовь ещё (возможно,
Что просто боль) сверлит мои мозги.
Всё разлетелось к чёрту на куски.
И дальше – продолжение реминисценции:
Я вас любил так сильно, безнадежно,
Как дай вам Бог другими - - - но не даст!
Затем – ответ, почему не даст, смысл – или один из смыслов которого – примерно таков: истинное не повторяется, возвышенное не повторяется;
Высокое дублировать нельзя, даже самая совершенная копия только копия.
У меня реминисценция двойная:
Я лучше пожелаю: дай вам Бог –
Да, только искренно, да, безусловно, нежно –
Но, вот беда, кто ж вам все это даст?
Оттенки. У него ирония жестче. Уверен – не даст, ибо «не сотворит – по Пармениду – дважды сей жар в крови, ширококостный хруст…».
У меня мягче ( «вот беда»), и за ней сожаление, оно есть, но так хорошо спрятано – не от самого ли себя?
А дальше – Вы, Леша, всё объясняете: мог бы дать – Я. И всё-таки – живите без меня, без реминисценций.
Что же ДАСТ Бог л. герою?
Даст – возвращение в Итаку; может быть, даст («дай Бог») возможность не встретиться с той, которая не Пенелопа и из-за которой его парус одинок (привет М. Ю.). Незачем красть у укравшего. Это что ж получится?
Знаете, что мы создаем? Новый или хорошо забытый старый жанр – ДИАЛОГИ. Я назвала бы их «Диалоги о любви», ведь «и море, и Гомер – всё движется любовью».
Мария
Мария Сидорова 08.06.2006 19:14 Заявить о нарушении
Летающий.
У меня устойчивая ассоциация с одной небезызвестной картиной Шагала, и я всегда улыбаюсь, дорисовывая образ.
Как хорошо, что Вы почувствовали бурю, громы, молнии, ливни, шторма – любви, печали, нежности, боли и снова любви - в этом стихотворении (как ни крути – вновь кораблик и вновь стихия воды, да и одиночество…).
Да, это стихотворение своего рода шифровка. Типа «Алекс – Юстасу». Юстас на высоте. Без названных Вами лиц стихотворение не открывает ничего. Но у Вас нашёлся ключ.
Меня уже первая строка погружает в такой мир… удивительный, качает на волнах чувств и Гомера, и Осипа Эмильевича, и Александра Сергеевича, и Михаила Юрьевича, и Иосифа Александровича… Хорошо, когда читатель может соединиться с этим океаном любви, раствориться в нём, стать им.
А я и мой герой просто плывем и наслаждаемся. И читаем «список кораблей», и видим за ним и «поезд журавлиный», и восторг перед неизведанным, и щемящую тоску по тому, что оставить пришлось, и журавлиный клин в сиротливом небе осени… Но – «когда бы не Елена – что Троя вам…».
Ведь любовью поистине движется всё. Мудрый, как ребёнок, Осип. «Ничего не надо говорить».
Л. г. испытывает боль, но у него хватает силы не упиваться этой болью, не лелеять своё «бо-бо» - он прячет его за иронией, самоиронией, ищет облегчения касаясь сердцем чувств тех, кто это – или подобное – или он домысливает, что подобное, - пережил. Он сохраняет нежность. Но не будет навязывать её – нельзя в одну реку…
Бродский:
Я вас любил. Любовь ещё (возможно,
Что просто боль) сверлит мои мозги.
Всё разлетелось к чёрту на куски.
И дальше – продолжение реминисценции:
Я вас любил так сильно, безнадежно,
Как дай вам Бог другими - - - но не даст!
Затем – ответ, почему не даст, смысл – или один из смыслов которого – примерно таков: истинное не повторяется, возвышенное не повторяется;
Высокое дублировать нельзя, даже самая совершенная копия только копия.
У меня реминисценция двойная:
Я лучше пожелаю: дай вам Бог –
Да, только искренно, да, безусловно, нежно –
Но, вот беда, кто ж вам все это даст?
Оттенки. У него ирония жестче. Уверен – не даст, ибо «не сотворит – по Пармениду – дважды сей жар в крови, ширококостный хруст…».
У меня мягче ( «вот беда»), и за ней сожаление, оно есть, но так хорошо спрятано – не от самого ли себя?
А дальше – Вы, Леша, всё объясняете: мог бы дать – Я. И всё-таки – живите без меня, без реминисценций.
Что же ДАСТ Бог л. герою?
Даст – возвращение в Итаку; может быть, даст («дай Бог») возможность не встретиться с той, которая не Пенелопа и из-за которой его парус одинок (привет М. Ю.). Незачем красть у укравшего. Это что ж получится?
Знаете, что мы создаем? Новый или хорошо забытый старый жанр – ДИАЛОГИ. Я назвала бы их «Диалоги о любви», ведь «и море, и Гомер – всё движется любовью».
Мария
Мария Сидорова 08.06.2006 19:14 Заявить о нарушении
Хорошо сказали – Диалоги о Любви. Мне нравится.
А вот с Иосифом Александровичем… Я думал о нем, но… «А если вдруг мы где пересечемся» - такое жаждущее этого пересечения, этого «перекрестка». И это «бегите от меня, как от огня»,- вы бегите, а то вам будет хуже, я за себя не отвечаю, любовь моя. Что-то не видится мне, что лирический герой уходит, чтоб не возвращаться, и жаждет невстречи. А одиночество, так оно и вдвоем одиночество. Что ж, видимо, я утратил нюх. Простите.
А в Ваших стихах вообще много Бродского. Стих, система рифмовки, образы, настроение, даже цитаты иногда – но в меру. Не позволяет Вам ваш талант подражать. И это хорошо, потому что слово, сказанное Бродским в стихе, уже исчерпано им до конца. После него его употреблять невозможно.
На ту ли я картину Шагала подумал?
Леша Вересов 10.06.2006 03:03 Заявить о нарушении
А вот с Иосифом Александровичем… Я думал о нем, но… «А если вдруг мы где пересечемся» - такое жаждущее этого пересечения, этого «перекрестка». И это «бегите от меня, как от огня»,- вы бегите, а то вам будет хуже, я за себя не отвечаю, любовь моя. Что-то не видится мне, что лирический герой уходит, чтоб не возвращаться, и жаждет невстречи. А одиночество, так оно и вдвоем одиночество. Что ж, видимо, я утратил нюх. Простите.
А в Ваших стихах вообще много Бродского. Стих, система рифмовки, образы, настроение, даже цитаты иногда – но в меру. Не позволяет Вам ваш талант подражать. И это хорошо, потому что слово, сказанное Бродским в стихе, уже исчерпано им до конца. После него его употреблять невозможно.
На ту ли я картину Шагала подумал?
Леша Вересов 10.06.2006 03:03 Заявить о нарушении
Чутьё Ваше безупречно, Паж.
Безусловно – потому и «бегите», что не властен над собою л. г.
Тут нож обоюдоострый: не хочу – и жажду. Только Вы внимательнее на одну сторону этой стальной полосы смотрите – я как автор, который волей-неволей попадает, перечитывая, в безбрежность давно пережитого, видит то, чем был движим в тот момент.
О Бродском – невозможно вскользь. И я умолкаю.
Думаю, на ту самую! С Вашей интуицией иначе и быть не могло.
Мария
Мария Сидорова 10.06.2006 12:03 Заявить о нарушении
Безусловно – потому и «бегите», что не властен над собою л. г.
Тут нож обоюдоострый: не хочу – и жажду. Только Вы внимательнее на одну сторону этой стальной полосы смотрите – я как автор, который волей-неволей попадает, перечитывая, в безбрежность давно пережитого, видит то, чем был движим в тот момент.
О Бродском – невозможно вскользь. И я умолкаю.
Думаю, на ту самую! С Вашей интуицией иначе и быть не могло.
Мария
Мария Сидорова 10.06.2006 12:03 Заявить о нарушении