Приключения в ХУЭ

     По давней привычке всё рифмовать к песенному слову «туристы» моментально внутри себя обнаруживаю «оптимисты», «авантюристы», «пофигисты», «мазохисты»… Конечно же, это всё – про нас и соответствует истине. Но я взялась за прозу и поэтому, ломая ритмический рисунок, пишу малопоэтичное «рюкзачники» (прошу не путать с ещё более прозаичным – «мешочники»). В юности и несколько позже мы, туристы-байдарочники, «лопатили» воду горных и равнинных рек всей, тогда огромной, России. Но время меняет приоритеты, и риск пасть от рук родного изголодавшегося населения толкнул нас за рубеж на освоение новых жизненных пространств, где адреналина можно получить ничуть не меньше.
     Медленно, но верно я веду вас к основной теме моего рассказа – о Вьетнаме. И хотя это было самое непримечательное путешествие, оно всё-таки состоялось, многому нас научило, и уже поэтому заслуживает внимания.
     Народы юго-восточной Азии только с виду на одно лицо. Разные цивилизации – древние и не очень, многолетние войны, кое-где утихшие лишь недавно, наложили свой отпечаток на каждую страну. И напрямую, без посредников, общаясь с аборигенами, мы – вольные туристы, с первого дня вынуждены были уяснить, сколь велико отличие вьетнамцев от их ближайших соседей – тайцев и камбоджийцев. Однако что-то слишком затянулось моё предисловие – как и все русские долго запрягаю, чтобы быстро поехать.
     Итак, прекрасным жарким ноябрьским утром в радужном настроении вышли мы с мужем из отеля на улицу города Хошимина (Сайгона), что на самом юге Вьетнама. Мимо бесконечной чередой катились коляски с тентами, управляемые велорикшами, ищущими седоков. Потенциальными седоками на всём видимом пространстве являлись только мы – весь город был на колёсах – поэтому к нам пристроилась целая экзотичная кавалькада. Долго сопротивляться мы не смогли и согласились воспользоваться услугами двух велорикш, упорнее других преследовавших нас. Договорились, что нас за 1 доллар довезут до древней буддийской пагоды и китайского рынка и вернут обратно в отель. Решив вкусить все прелести капиталистического рая и хоть раз почувствовать себя богатыми, блаженно откинулись на мягкие подушки и поплыли в потоке транспорта, делясь впечатлениями. Чайна-таун оказался немного похож на уменьшенный Черкизовский рынок, только торговали там исключительно одни женщины. Я нашла, что хотела – большую конусообразную вьетнамскую шляпу, прикрывавшую от ослепительного солнца не только голову, но и плечи. Но до этого мы вдоволь побродили вдоль прилавков, упиваясь колоритом необычных товаров и сувениров, запахами невиданных фруктов.
    Довольные увиденным, мы снова погрузились в коляски и покатили к отелю. Подъехав, царственно протянули обещанные 2 доллара, по слухам зная, что на 5 долларов семья сносно может прожить месяц. Но не тут-то было! У молодого рикши от злости перекосило лицо. Он был отличным актером, и роль свою сыграл виртуозно: что-то кричал, рвал на себе рубашку и стучал кулаками в грудь (слава Богу, не нашу). Он тыкал пальцем в калькулятор… Мы обомлели: вьетнамец требовал 300 тысяч донгов или 20 долларов – в 10 раз больше, чем договорились! Нас брали на испуг, привлекая к инциденту толпу зевак. Во избежание международного скандала отдали 5 долларов и трусливо ретировались.
     И всё же, несмотря на дорого оплаченный первый опыт общения с местным населением, мы так до конца и не научились предусматривать уловки, на которые способны вьетнамцы, дабы выдавить лишние деньги из заезжих европейцев. Пока нам достались цветочки, ибо настоящие приключения только начинались – впереди ждали бесконечные 20 дней неизвестности, 20 незабываемых дней.
     Поняв, что с этим народом ухо надо держать востро, купили путеводитель по Вьетнаму и транспортную карту города, чтобы впредь ездить на автобусах, и отправились к Домскому собору (да-да, стоит себе абсолютная копия), на почтамт, в зоопарк, ботанический сад и… угулялись до ночи. В поисках воды, хлеба и яиц – основного нашего провианта – забрели в какой-то тёмный проулок, где ещё теплилась жизнь. Местное население бомжеватого вида с нескрываемым восторженным изумлением смотрело на двух свалившихся в их трущобы иностранцев. Женщины оценивающе рассматривали моё золотисто сияющее в неярком свете лампы янтарное ожерелье – этому ископаемому камню здесь знали цену и вполне могли экспроприировать, но русские лохи были столь простодушны и доверчивы (я сняла ожерелье с шеи и оно долго переходило из рук в руки), так благорасположены к аборигенам, что нас обидеть не хватило совести: нам продали всё, что нужно, и отпустили с миром. Спать легли заполночь, чтобы утром чуть свет отправиться на поиски новых приключений.
     Пора было приноравливаться к новому ходу времени – вблизи экватора день равен ночи: солнце всегда всходит в 6 утра и заходит в 6 вечера. Однако наш день, несмотря на темноту и связанный с этим риск, никогда не кончался раньше 11 вечера. Мало того, экономя на отелях, мы предпочитали передвигаться по стране именно по ночам. А территория Вьетнама, вытянутого с севера на юг на 1200 км, располагала к этому: поездить и посмотреть было что…
     Взяли на ночной рейс билеты на Дананг и прибалдели, войдя в вагон с орущим гимны и военные марши радио. Вагон был родной, советский, поэтому привычным движением выключили радио и включили свет. В потолке русского вагона вьетнамцы сделали жалюзи, из которых нестерпимо дуло. Муж заткнул дыры полиэтиленовыми пакетами, стало теплее. Удивляло, что поезд идёт совершенно неслышно – в тёплых странах нет, как в России, постукиваний колёс о стыки рельс, ибо нет наших сумасшедших перепадов температур, а значит, не нужны зазоры между рельсами. Оттого, вероятно, и скорость поезда неизмеримо выше. Попили чая, отчего пришли в благостное расположение духа, залепили растёртые ноги лейкопластырем и уснули.
     Проснулась оттого, что по лбу ударила упавшая от резкой остановки поезда пластиковая бутылка. В чуть брезжащем свете разглядела за окном поросшие лесом горы, а в долинах бесчисленных речек – гладкую зелень рисовых чеков. Деревья с густо облепившей ветви листвой смотрятся картинно-неестественно. Ночной ливень по горлышко напоил землю: вода блестит и в колеях, и среди травы – то озерками, то болотцами, то лужицами. Из-за тумана склонов гор не видно. 6 утра. Совсем светло. В соседнем купе красивые чистые звонкие голоса исполняют протяжные, чем-то похожие на русские, песни, только голоса много выше. Остановка.
     Вьетнамцы вышли на улицу – разминаются, делают зарядку, пробежку, моются, расчёсывают копны чёрных блестящих мокрых волос. В 6-30 выглянуло солнце, облачность утратила плотность и оказалась маленькими высокими кучерявыми облачками. Узкие цементные коробУшки домов, пришлёпнутых друг к другу, оживали на глазах – из них вывалил вьетнамский люд: едут на велосипедах и скутерах, потоком идут пешком. День, ослепительный, как полдень, наступил как-то сразу. А муж спит и видит сны о России, так как Вьетнам в наши сны ещё не вошёл – он сам пока воспринимается нами, как яркий сон. За окном по рисовым чекам важно вышагивают цапли и аисты, возможно прилетевшие из наших северных краёв, горы отодвинулись и стали фоном. А голос за стеной всё поёт и поёт… Хороший голос, душевная песня…
    Сходила умыться – в специальной комнате два рукомойника из нержавейки, мыло лежит. А туалет отдельно – огромный, как купе, хоть танцуй. Пол из нержавейки, в нём дырка и две ступеньки для ног (наше изобретение). Рукомойник и два рулона двухслойной нежнейшей туалетной бумаги. И повсюду – умопомрачительная чистота!
В 7-30 принесли булочки, посыпанные кунжутом, и чёрные, выдержанные в земле и запеченные в золе, яйца, от которых мы категорически отказались. А народ берёт по 2 штуки в руки и счастлив. По вагону пополз запах сероводорода… Когда мы приготовились выходить, неожиданно принесли судки: суп с проростками бамбука и грибами да рис с двумя видами мяса, овощами и грибами. На ходу заглотали еду, не пропадать же добру!
     На вокзале Дананга встретила толпа менеджеров в белых рубашках, наперебой предлагающая свои отели. Но мы знали уже, что нам нужно, взяли два мотобайка, уложили рюкзаки, уселись сами и покатили в гест хауз. Скутеры – самая быстрая и надёжная транспортная услуга во Вьетнаме. Сиди себе, придерживаясь за талию байкера, да поглядывай по сторонам, любуйся на проносящиеся мимо пейзажи и бытовые сцены, набирайся впечатлений, запоминай дорогу.
     В пяти минутах ходьбы от отеля «Красная роза», где мы поселились, оказался Чиамский музей (подразумевай – сиамский, а точнее – тайский), в котором собраны неплохие скульптуры 11 – 14 вв. Но по сравнению с тем, что нам удалось видеть в Камбодже, экспозиция более чем скромная. Там эти экспонаты были бы рядовыми из числа миллионов, что хранят храмы, спрятанные в джунглях. Наученные горьким опытом, сразу купили карты Дананга, Хуэ и Хойана, где намеревались побывать, и уже гуляли по городу, руководствуясь только картой. Экономия!… Однако это привело к тому, что к концу дня муж до мяса стёр ноги – слишком влажная и жаркая атмосфера активно этому поспособствовала. Пришлось покупать новые шлёпанцы. На рынке запросили аж 15 долларов! Вьетнамцы явно приняли нас за богатеньких американцев или состоятельных немецких бюргеров. Вместе со всеми посмеялись и шлёпанцы были нам уступлены за 40 тыс. донгов. Снова мы бродили до ночи и уже в темноте в уличной забегаловке с трудом впихнули в себя недоваренную вермишель с волокнами сохлой куры – так отвратительно нас не кормили, наверное, никогда. Чертыхаясь, ушли голодные.
     Утром муж решил до автобусной станции дойти пешком, но тут же заплутал в закоулках, не указанных на карте города, и потерял направление. Так можно было идти до заката… Взяли два мотобайка, договорившись отдать один доллар за оба. Мой мотоцикл въехал на площадь, нас окружили водители автобусов и зеваки – всем интересно было узнать кто, что, куда… Но байкер ничего не знал, а мужа всё не было. К счастью, я обладаю непостижимой для меня самой способностью договариваться на пальцах. Выяснила, что неподалёку есть ещё один автовокзал, и мы отправились туда.
     В центре площади стоял беспечно улыбающийся, даже не собиравшийся меня искать, супруг. Не будь я такой настойчивой, могли бы больше не встретиться, ибо визитка отеля и деньги были только у него, а в долг взять было не у кого. С тех пор без мелких денег и адреса отеля, где мы живём, я в город не выходила. Век живи – век учись… Да, а мужа, как всегда, надули и ему пришлось раскошелиться, заплатив ещё раз моему водиле, ибо хитрый компаньон быстро смылся, забрав и его долю. Хитрости вьетнамцам не занимать! Невольно начинаешь подозревать всех и каждого…
     Автобус на Хойан гудит, не переставая, мол, я – еду… Всё время кто-то подсаживается или выходит. На обочине выставлены на продажу высеченные из камня гигантские львы, кони, резные надгробья, которым несть числа, и при взгляде на это начинает казаться, что вьетнамцы родятся только для того, чтобы умереть.
     Расплачиваясь за дорогу, еле выцарапала сдачу со 100 тыс. донгов. Водитель и кондуктор упорно отводили глаза, видимо сговорившись. Но на автостанции нам сказали, что билет обойдётся в 30 тыс. донгов, и я настояла на своём. Каково же было наше возмущение, когда позже выяснилось, что дорога стоит ещё дешевле – 12 тыс. донгов. Новое подтверждение нечистоплотности ...
     И – снова на мотоциклы, чтобы добраться до вьетнамских достопримечательностей. А там уже масса фланирующих французов, немцев, поляков, евреев глазеет на тонкую ручную работу местных мастеров, изготавливающих яркие японские фонарики на любой вкус, тут же на улице, у прилавков полирующих перламутровые вставки в знаменитые на весь мир лаковые миниатюры и панно, режущих по дереву свои шедевры… Нас убило, что никто из торговцев и мастеровых не знал ни России, ни Москвы. До соплей было за Родину обидно. Налево-направо раздаём сувениры – календарики с православными храмами, монеты, значки… Вьетнамцы радуются подаркам, как дети, и пытаются выучить русское «спасибо» и «хорошо». Я пою «Подмосковные вечера», «Катюшу», рассчитывая на отклик и чуть не плачу, услышав рядом точно подхваченную мелодию. У вьетнамки дочка танцует в ансамбле под нашу музыку!
     По возвращении в Дананг в холле увидели два года мечтавшего о встрече с русскими студента университета, изучавшего под нажимом родителей русский язык. Практики у Аня не было никакой, поэтому, страдая и стесняясь, он с трудом выуживал из памяти и увязывал друг с другом слова. Знание нашего языка не дало юноше перспектив, в городе – ни одной русской фирмы, друзья давно обошли его, ибо знают и с успехом используют английский.
     Пошли несмотря на поздний час в город. В темноте расслабляться ни на секунду нельзя – только и смотри, чтоб не навернуться: то тут, то там плиты тротуара вздыблены мощными корнями деревьев. Купили у разносчицы втридорога традиционные булочки с кунжутом и сушёные бананы с орехами за 10 тыс. донгов 450 гр. – сладкая замазка… Так недоеденные и доехали до Москвы.
     Всю ночь с неба лило, но надо было двигаться дальше и утром нас можно было увидеть в кабине минибуса, шедшего на Нам Пхуок, а потом – за спинами мотобайкеров, мчащих нас в Мэй Сан – вьетнамский Ангкор. Несмотря на ливень, мы долго обозревали развалины пагод, практически стёртых с лица земли американскими бомбардировками. Это был далеко не Ангкор, но гордо восставали из руин чудом уцелевшие монументальнейшие изваяния фаллосов, обожествлённых на Востоке, и непроизвольно вздымался дух при виде фантастического зрелища. И что-то в этом было явно не земное.
     Искусство древних поражало, но экскурсантов почти не было: бродила ещё одна измокшая пара французов, приехавшая на взятом в аренду мотоцикле. На обратном пути мы обогнали их, отдыхавших на обочине под нескончаемым тропическим ливнем (прошу не путать с летним российским ливнем, ибо – несопоставимо!)
     Промокшие даже сквозь плащи, долго ждали проходящего автобуса. Наконец битком набитый минибус принял туристов под свою крышу, ибо только с нас можно было содрать за проезд по 15 тыс. донгов, когда местные расплачивались мелкими купюрами. Над нами откровенно потешались… Обманывая иностранцев, презирая их, вьетнамцы даже не пытаются этого скрыть, что ещё неприятней.
     Хлеб, вчера стоивший нам 7 тыс. донгов, купили за 1 тысячу. Бесстыдные обиралы! Теперь-то мы знаем, что, давая деньги в руки вьетнамца, не стоит и рассчитывать на сдачу. Турист, зри в корень!
     В отеле уже поджидал Ань, отсоветовавший нам ехать в Хуэ, древнюю столицу Вьетнама, на автобусе – во-первых, это дольше, во-вторых, поездка на автобусе грозит новыми обидными обманами.
     Включили TV. На Украине сильный снегопад, но люди не уходят с улиц и площадей, протестуя против промосковского ставленника. А здесь у нас – два дня подряд тропический ливень, вылезать из номера не хочется. Но в Хуэ, по утверждению Аня, ещё хуже – там горы и оттого много холоднее, а ливень, по той же самой причине, ещё неудержимей и нескончаемей. Нам бы внять голосу рассудка и изменить маршрут, но мы упёрто решили на пару дней завернуть в Хуэ, дабы завершить намеченную культурную программу, и уж только потом направить стопы на юг, к морю.
     О, как мы были наивны, ибо эта страна приготовила нам такую мощную непреодолимую ловушку и такое серьёзное испытание в виде надвигающегося цунами, что все наши мелкие неприятности поблёкли и моментально утеряли свою значимость при столкновении с тем, что нас поджидало в Хуэ. Но об этом – позже.
     Дорога звала вперёд, в город Хуэ – главную культурную, архитектурную и историческую твердыню Вьетнама, и мы подчинились её зову, хотя ливень буквально смывал людей с улиц.   Остановили попутную машину. На счётчике уже до нас было 12 тыс. донгов. Домчались моментально, подаём таксисту 6 тыс. донгов, которые накрутило за поездку, но таксист поднимает голос, призывая в свидетели окружающих, – на счётчике 18 тыс. донгов! Очередная вьетнамская уловка, которым, кажется, несть числа. Мы снова вынуждены отступить под наглым натиском щипача и уходим, так и не получив сдачи с 20 тыс. донгов. Уже нет слов…
     В вагоне с трудом втискиваемся в узкие, не про нас сделанные кресла. Рядом человек 60 вьетнамцев сидят, съёжившись, в свитерах, куртках и под одеялами (!) – греются. А у нас ничего сухого, кроме голых коленок и рук. Не прекращающийся гул вращающегося под потолком вентилятора усугубляет наши неудобства, но мы – народ северный, закалённый.
Поезд прошёл сквозь длинный-предлинный тёмный тоннель и, чуть отъехав, остановился.      
     Ждали час, пока через следующий тоннель пройдёт встречный поезд и освободит нашему путь. Наконец в пространство тоннеля втянулись и мы. Такое продвижение вперёд по одноколейке с ожиданием в отстойниках длилось несколько часов, но было довольно интересным. Ехали сначала сквозь тропические заросли, покрывавшие южный склон горного перевала. Листья всех растений были огромными, как лопухи. Думаю, своё слово сказали и последние дожди, добавившие сил совершенно обезумевшей зелени. Но до земли свет явно не доходил никогда, что нам трудно даже вообразить.
     Глубоко внизу, справа от подошвы горных хребтов, об огромные прибрежные валуны нескончаемо бился Тихий океан. Вода в полосе прибоя была белой от пены, многометровые валы до горизонта бугрили поверхность. Зрелище с высоты казалось фантастическим по своей мощи и вовеки – незабываемым. В момент душевного подъёма и мысли не могло возникнуть о возможности купания в стихии. С ней нельзя было быть запанибрата, перед ней можно было лишь покорно склонить голову и благоговейно пасть ниц.
     Миновав перевал, поезд вошёл в очередной тоннель и вдруг стал ощутимо резко спускаться, аж уши заложило, и из темноты мы выкатились прямо на пляж. Океанская вода была бурой, словно в колее глинистой просёлочной дороги после того, как по ней пройдёт трактор. Пляж то подступал к самому железнодорожному полотну вплотную, то отступал, и тогда немедленно на свободном пространстве появлялись залитые водой рисовые чеки. Пальм почти не стало. И вообще растительность измельчала до неузнаваемости – листья хоть и по-прежнему плотно облепливали ветки, были совсем как наши, российские – с монетку.
     Рваная хмарь висела буквально в метре над взбесившейся водой и наводила уныние. Было похоже, что мы не на поезде едем, а летим в самолёте, продираясь сквозь беспросветные пепельно-сизые тучи.
     Весь вагон чихает и сморкается. Мы, хоть и укрылись плащами, согреться не можем. Но в то же время как-то пообвыклись и больше сочувствуем теплолюбивым аборигенам, для которых эта аномальная погода – трагедия. Мы ещё не догадываемся, какой бедой она обернётся и для нас, поэтому по-прежнему полны оптимизма. А нормальные туристы в этот момент держат путь на юг… В Дананге мы единственные из белых брали билеты на север – в неприютное и дождливое Хуэ. Немцы, французы, англичане садились в поезд, везущий в тёплые края. Немножко завидуем, но у нас – свой путь, скучать некогда – поезд, наконец, въезжает на конечную станцию. Мы – в Хуэ, древней столице Вьетнама, бывшей резиденции вьетнамских императоров.
     Ливень стал сильнее, но на улице куда теплее, чем в поезде, и уже это – радует. Ещё больше поднял настроение менеджер отеля Binh Duong – 2, предложивший за небольшую плату отличный номер с горячей водой, кондиционером, TV и верандой. Да бесплатное такси в придачу. Сразу стало видно, что спугнутый непогодой европейский турист постыдно сбежал из этих краёв. Но только мы разместились в шикарном серебристом лимузине, менеджер стал тасовать карты и совать их моему разомлевшему от свалившегося счастья улыбающемуся мужу.   
     Мне стало не по себе – в какой притон везут нас эти четверо молодых людей? Потребовала визитку у менеджера. Он тотчас убрал колоду, прикрепил на грудь впаянную в пластик карточку менеджера и подал визитку. Я успокоилась и тоже поддалась гипнозу общего хорошего настроения.
     Нас привели в пентхаус на высоченный четвёртый этаж отеля – худенького, как спичка, с целью оптимального использования арендованной земли. Всё было чудесно: с двух сторон – окна во всю стену, а напротив входной двери – выход на огромную веранду, откуда – «любуйся, не хочу». Так красиво мы жили только однажды – в Короико, на высоте 4 км в Андах, где из своего аквариума могли обозревать горизонт на все четыре стороны. Правда, там было солнечно и сухо, а тут…
     Переоделись и спустились вниз, чтобы до темноты успеть осмотреть окрестности. И оба в первую же минуту умудрились вымокнуть до нитки. Как мокрые курицы нырнули в едальню, быстренько перекусили и, поливаемые дождём, пошли в город. Я чуть не упала, скользнув ногой с мокрой босоножки, наступив на край бордюра тротуара, который во Вьетнаме как правило скошен, чтобы в любом месте на него мог беспрепятственно въехать велосипедист. Как я удержалась на ногах – одному Богу известно, ведь руки у меня были спелёнаты безрукавным плащом, и я не имела возможности взмахнуть ими. Как говорится, на молоке обжегшись – на воду дуют, путь я продолжила босиком, безмерно этим удивляя аборигенов.   
     Купили экзотические фрукты – сладкие шишки с кулак величиной. Снимаешь с каждого сегментика фиолетовую чешуйку, а под ней – белая непередаваемо вкусная мякоть с красивыми – одна к одной, как на подбор, похожими на полированные бусины красного дерева, косточками. Конечно, рука не поднялась выбросить их в урну и они поехали в Москву.
     Попытались дозвониться до дочери, но связь из-за непогоды была нарушена, что было в принципе к лучшему: хвалиться нам пока было нечем, а расстраивать не хотелось. Решили, вот приедем на море, в Нья Чанг, где нет дождя, где температура +31°, тогда и позвоним. Недолго ждать, наивно думали мы, не зная силы обстоятельств, ведь человек предполагает, а Бог – располагает. Конечно, и в Хуэ тепло, но почему-то ни разу мы не посмотрели на градусник – кому придёт в голову считать градусы, когда он непросыхаемо, до мозга костей промок? Короче, выпили мы для профилактики припасённый в дорогу ремантадин, помылись, посмотрели, как воюют за своего президента украинцы, и легли спать.
     Подскочила от звуков падающей воды, решив, что муж забыл выключить воду или сломался водопроводный кран и вода хлещет струёй. Нет, это с такой силой на улице лил дождь. Потрогала болтающуюся на вешалке под вентилятором одежду – такая же, как была, мокрая и, видимо, – никакой надежды на то, что в ближайшее время она просохнет. А мужа некстати стукнул радикулит. Хорошо на железнодорожном вокзале купила анестезирующую жидкость – помазали, потёрли и, уповая на благосклонность богов, отправились смотреть цитадель императора. Менеджер отеля, конечно, пытался навязать нам свои услуги за 25 долларов, но мы вместе с ним посмеялись этому предложению. Жалобно пищащую при прикосновении видеокамеру пришлось оставить дома. Видимо, в ней слиплась плёнка, что немудрено при такой влажности.
     С ужасом глядя на низвергающуюся на наши головы Ниагару, ступили на залитый тротуар и побрели по щиколотку в воде. Шорты, едва прикрытые коротким плащом, тут же прилипли к телу, по рукам потекли потоки довольно тёплой, если не сказать – горячей, воды. И, как ни странно, я моментально перестала обращать на них внимание, словно всё идёт так, как дОлжно. Настроение было отличное. Как ребёнка, бегущего по тёплой луже, поднимающего сверкающие брызги и гонящего впереди себя волну, меня охватили азарт и восторг. К тому же я заменила свои скользкие внутри шлёпки на приятно щекочущие стопу массажные, и уже могла безбоязненно передвигаться по улицам. Купили билеты в достославную цитадель, и пошли, куда глаза глядят. Местной достопримечательности оказалось более двухсот лет и от многих деревянных сооружений остались только каменные фундаменты, мостовые да кое-где стены, между которыми и бродили кто с зонтом, кто в плаще вдрызг промокшие бедолаги-экскурсанты. Под плащом из футляров вынимали они свои фотоаппараты, через щёлочку плаща быстро-быстро что-то щёлкали, и тотчас же прятали аппаратуру от греха подальше, к телу поближе.
      В пурпурном зале императорского дворца снимать вообще было запрещено, хотя там кроме монументального трёхступенчатого золотого трона и красных, расписанных золотом колонн, не было ничего. Вероятно, вьетнамцы считали кощунственным сам факт, что кто-то посмеет фотовспышкой нарушить покой тени императора. Зато отвели мы душу во дворце мандаринов, где советники готовились к встрече с повелителем. В витринах висели роскошные, расшитые золотом одежды, стояли золотые под искусным балдахином носилки и почему-то трон – золотой, но меньших размеров. Зачем трон – догадались чуть позже, когда в зал из соседнего помещения вдруг вошла процессия – мандарин со свитой, а может, то был сам император, вернее, вырядившийся в его костюм турист. Мы не пожалели 40 тыс. донгов, тоже нарядились мандарином и мандаринихой («мандаринкой» я себя хоть и ощущаю, но назвать не смею – стесняюсь). По очереди сфотографировались на троне, фотограф взял адрес отеля и пообещал к вечеру принести снимки. Хочу к слову заметить, надул, как всегда. Этого мало – мы и служащему отеля оставили деньги на пересылку фотографий, но за год нам от «честных вьетнамских парней» так ничего и не пришло…
      Однако вернёмся к нашим баранам. Снова нам пришлось ступить под колотящие по голове тугие струи дождя. Ливень за это время стал настоящей водяной стеной, а нам-то казалось, что сильнее он быть просто не может. Осмотр дворцовых останков оказался довольно скучным мероприятием, и измокшие туристы потянулись к выходу, но мы хотели и оправдать свой полубредовый поступок приезда в Хуэ, и достойно завершить культурную программу. Не заради же этих снимков мы тащились через горный перевал, мокли и, как позже выяснилось, по-настоящему рисковали жизнью. Короче, мы как всегда с упорством, достойным лучшего применения, повернули вспять.
      Интуиция нас не обманула – посмотреть действительно было что. Распахнутые пасти огромных драконов, восседающих на крыше покоев матери-императрицы, извергали бешеные потоки воды. С поверхности невероятной красоты бассейнов, окружающих ритуальные здания, к небу поднимались каскады фонтанов. По искусно сделанным скалам, населённым крохотными, но почти настоящими животными и птицами, сбегали живые струи водопадов, поглотить которые не удавалось даже обрушившейся на Хуэ мощной небесной стихии, подмявшей под себя, кажется, всё в этом мире. Мы всё больше удалялись от входа, вокруг уже давным-давно не было ни души, но мы делали для себя открытие за открытием, а ливень только придавал колорита нашему путешествию. Ибо ничего подобного испытывать никогда не доводилось. Надо заметить, периметр цитадели десять километров, и, чего и следовало ожидать, – мы в конце концов заблудились. Ливень всё усиливался (да-да, это оказалось возможным), а выхода из лабиринта, образованного разрушенными стенами, всё не было.
     Массажные тапки так намяли мне шипами подошвы ног, что я предпочла снова скользить в старых, грозящих падением, сандаликах. Лишь к вечеру наткнулись мы на идущего с работы вьетнамского служащего и обрадовались ему, как Робинзон Пятнице. Парень указал направление, мы двинулись туда, но нашли опять невиданные предметы и, невзирая на опасность застрять в цитадели на неопределённое время, не ушли, пока всё не обсмотрели со всех сторон и не облазили. К выходу брели по воде уже не по щиколотку, а по колено. 
     За стенами цитадели был настоящий потоп, но навстречу нам по улицам шли весёлые молодые люди, нас приветствовали, нам улыбались, и мы улыбались в ответ. Мне всё нравилось – и дождь, и эти ребята, и то, что шлёпаю по тёплым лужам. Лило так, словно какой-то дэв-великан разгневался на людей и разверз небо. А мы радовались жизни, её силе и неистребимости. И ливень был неотъемлемой частью этой неиссякаемой радости.


.