Рассказ о всемирном потопе

Молвил так Гильгамеш ссыльному Утнапишти:
«Вот гляжу на тебя и дивлюсь, тебя слыша:
Ростом - обыкновенный, меня ты не выше,
Чуда нет никакого в тебе, я - такой же.
Как и я, отдыхать ты на спину ложишься, -
Мне с тобой в поединке сразиться не страшно.
Как ты выжил, как принят богами в собранье,
Как остался меж жизнью и смертью на грани?»

Утнапишти вещает ему, Гильгамешу:
«Что же, слушай! Скажу, Гильгамеш, тебе слово
Сокровенное, - тайну богов приоткрою.
Шуруппак - это город, который ты знаешь,
Что лежит ныне на побережье Евфрата, -
Город древний, и были близки к нему боги.
Но однажды сердца у богов так склонились,
Что решили великий потоп в нем устроить.
На совете тогда был отец богов Ану,
Был Нинурта - гонец, ирригатор – Эннуги,
И Энлиль был - герой, и все боги – по кругу

Тайну клялся хранить светлоокий бог Эа,
Но принес с ветром Эа мне в хижину слово:
«Стенка - хижина! Хижина, слушай, и стенка!
Слушай, хижина - слушай! и стенка - запомни!
Слушай, царь Шуруппака и сын Убартуту:
Снеси дом на земле и построй свой корабль,
Изобилье покинь - позаботься о жизни;
Не жалей о богатстве - спасай свою душу!
Погрузи в свой корабль все живое в округе,
И корабль тот, который себе ты построишь,
Пусть в четыре угла очертанием будет,
Пусть его ширина будет равной с длиною.
Сверху - крепкою кровлей накроешь сплошною».

Ветру Эа я внял и вещаю владыке:
«Слово это, владыка, что ты мне промолвил,
Почитать я обязан - все так и исполню!
Но что городу мне сказать – старцам, народу?»
Отворил уста Эа и молвил на это -
Мне, рабу своему, возвещает владыка:
«Речь промолви ты им на прощанье такую:
Я узнал, что меня, мол, Энлиль ненавидит,
И решил, что не буду жить в городе вашем, -
От Энлиля земли стопы я отвращаю.
Поплыву в Океан лучше - к Эа, владыке,
И над вами тогда дождь прольется обильно;
Птиц узнаете тайны, убежища рыбы, -
На земле будет жатва богатой повсюду;
Поутру вода ливнем прольется, а ночью
Хлебный дождь вы увидите, люди, воочию».

Вот, едва занялось лишь сияние утра,
Как на зов мой собрался весь край Шуруппака, -
Всех мужей на повинность призвал я трудиться;
Разбирали дома, разрушали ограду,
Чтобы строить корабль, - смолу тащит ребенок,
Снаряжение взрослый в корзине приносит.
Кораблю за пять суток построил я остов:
Площадь у корабля была в треть десятины,
Борт - в сто двадцать локтей над землей выпирает,
И таким же корабль был от края до края.

Заложив обвод судна, чертеж начертил я:
В будущем корабле обозначил шесть палуб, -
Разделяли на семь частей палубы остов.
Дно его поделил я на девять отсеков,
Деревянные колки забил водяные,
Позади руль поставил, сложил снаряженье;
В печи кир растопил на промазку - три меры -
И туда же три меры смолы в кир добавил.
Да еще принесли мне три меры елея:
Кроме меры одной, что пошла на промазку,
Кормчий взял меры две - для защиты от солнца.
А для жителей города бил ежедневно
Я быков и овец; соком ягод и маслом,
Вином красным и белым, сикерой хмельною
Свой народ я поил как речною водою.
Пировали, как в праздник, все люди в округе,
Умащая себе благовоньями руки.

До вечерней зари был корабль подготовлен.
Был тяжелым корабль: спускать на воду стали -
Кольями подпирали и сверху и снизу.
Погрузился на две трети борта он в воду.
Нагрузил я его всем имуществом дома,
Нагрузил я в него серебро - все, что было,
Нагрузил его золотом - всем, что имелось,
Нагрузил его всем, что имел живой твари.
Всю семью и свой род поднял я на корабль,
Скот, зверье поднял, слуг с лучшими мастерами.

Шамаш время потопа назначил мне точно:
«Поутру вода ливнем прольется, а ночью,
Ты не спи, - лишь предстанет дождь первый пред очи,
Перейди на корабль, засмоли его двери».
И в назначенный час, что мне Шамаш отмерил,
Пролилась вода ливнем наутро, а ночью,
Только дождь первый я заприметил воочию
И погоде в лицо поглядел по-иному, -
Страшно было глядеть на погоду из дома! -
Я взошел на корабль и велел смолить двери;
Засмолил корабельщик, - ему в полной мере
Свой чертог и богатства хранить я доверил.

Вот, едва занялось лишь сияние утра,
В основанье небес встала черная туча, -
Грохотал громом Адду в ее середине.
Перед тучей идут вместе Шуллат и Ханиш, -
Гонцы Адду, - спешат по горам и равнинам;
Рвет Нергал из плотины крепежные жерди,
А Нинурта идет - гать из них настилает.
Ануннаки везде маяки зажигают,
И обитель земную мерцаньем тревожат.
Небосвод цепенеет от облика Адду, -
В нем все светлое заволокло тьмою страшной,
И от грома земля раскололась, как чаша.

В первый день бушевал на земле южный ветер, -
Налетел вихрь и воды низвергнул на город.
Всю округу - как будто война охватила!
Бегут люди во мгле и не видят друг друга,
И не видят небес, и с небес их не видно.
Даже боги потопа того устрашились -
Удалились с земли, к дому Ану поднялись
И, как псы, у порога прижались в испуге.
Кричит Иштар на всех, словно в муках рожает,
Даром что у богини богов чудный голос:
«Лучше в глину бы я этот день обратила,
Когда зло на совете богов разрешила!
Как же так на совете богов я решила? -
Моим людям на гибель войну объявила!
Для того ли их матери в муках рожали,
Чтобы в море они, словно рыбы, ныряли?»

Вторят ей Ануннаки и хором с ней плачут,
Плачут боги - смирились они, не иначе.
Пересохли их губы, - теснятся друг к другу, -
И шесть дней, семь ночей ветер ходит по кругу.
Буря землю накрыла потопом, как море.
Лишь когда наступил день седьмой, за ним вскоре
Буря вместе с потопом войну прекратили,
Со сражения войско свое отпустили.
И затих ураган, море стало спокойным,
Прекратился потоп, подчиняясь закону.
Я отдушину в борте проделать решился,
И ко мне на лицо свет оттуда пролился.

Я на море взглянул – тишь да гладь наступила.
Человечество все на земле стало глиной, -
Плоская, словно крыша, лежала равнина.
На колени я пал, сел на палубу – плачу! -
По лицу моему бегут горькие слезы.
Стал высматривать берег в открытом я море
Да в двенадцати поприщах не разглядел остров.
С кораблем на его мы подножие сели, -
Не дала гора Ницир качаться на мели.

Вот, один день, два дня она держит корабль, -
Кораблю не дает гора Ницир плыть дале.
И три дня, и четыре корабль она держит, -
Не дает кораблю гора Ницир надежды.
Пятый день и шестой ожидание  длится, -
Не пускает корабль от себя гора Ницир!

А когда наступил день седьмой той стоянки,
Вынес голубя я и пустил его в небо.
Улетев, голубь вскоре ко мне воротился,
Прилетел он назад - не нашел места в море.
Вынес ласточку я и отправил на волю.
Улетев в небо, ласточка вскоре вернулась,
Прилетела назад – не нашла себе места.
Вынес ворона я и пустил восвояси.
В путь отправившись, ворон ко мне не вернулся.
Видно, где-то увидел он спад водной глади,
Знать, нашел сушу - каркает, ест он и гадит».