Памяти Корнелиуса Планка

Мой жадный до жизни друг свёл окончательно с этой жадной до него жизнью счёты. Гоношихой была его жизнь, скупердяйкой, одаривала грошиками там, где заслуживал он золотых червонцев. Он отвечал ей с точностью наоборот – отмеривал пудами, соболями да самоцветами, разбрасывал драгоценности свои пригоршнями, не заботясь о последствиях. И последствия не заставили себя ждать. Однажды Планк понял, что дарить больше нечего и придётся заполнять пустоту речами, то есть попросту симулировать богатство, создавать видимость полноты, а этим занимается нынче каждый второй, каждый второй нынче – дизайнер пустоты. Он пытался противостоять диктату сиюминутности молчанием, но молчание его было равносильно распахнутым воротам осаждённой крепости. Варвары хлынули в его город и разнесли в клочья остатки былой цивилизации. Видит Бог, я пытался изо всех сил помочь ему. Мы встречались и бродили часами по изуродованным улицам славной некогда столицы империи. Варвары прямо на глазах превращались в блестящих гламурчиков, посвятивших жизнь красивости тел своих. Награбленные богатства они пускали на женщин, строительство личных обиталищ и приобретение дорогущих колесниц. Женщины дарили им свою никудышную продажную любовь, обиталища надёжно укрывали их от пьющего люмпена, а колесницы доставляли их задницы к роскошным офисам, где они целыми днями занимались присвоением созданных чужими руками ценностей. Мой друг их жалел почему-то. Он умудрялся оправдывать любого проходимца, забросившего ремесло мошенника и ставшего законопослушным гламурчиком. Нередко я слышал от него утверждение, что ярость наша, дескать, замешана на зависти. Спорили мы об этом жестоко, словно гладиаторы, дерущиеся за свободу от рабства. Но когда Планк узнал, что гламурчики принялись вовсю сочинять стишки и печататься, используя свои неправедные капиталы, он сник необратимо. В наследство мне остались его заметки, черновики и посмертная записка: «Продолжай, если можешь!».