И вот прошло время...

О чём можно думать, когда смотришь на самого прекрасного человека в этом нелепом и убогом мире. Что можно при этом переживать, может, переосмысливать. Наверно, лишь одно «не твоя». И, может, было бы к лучшему, если бы она никогда не была «твоей…» Нет, нет, разумеется, не в пошлом смысле слова, а в самом чистом и нежном, когда этот человек занимает частицу твоей жизни, ячейку души, место в сердце, и без того израненного и измученного бесконечными попытками, надеждами, переживаниями, но нашедшим силы вновь приютить это милое существо. Тупо глядя в спину ей, замечать её, неуловимые взгляду, движения, эту природную грацию и изящество, с которым она встает, поворачивается, эту не забываемую улыбку и, конечно, неповторимые карие, бездонные, как тысяча океанов, глаза. Мне казалось, что я могу, разбежавшись, нырнуть в них и утонуть. Право слово, никто бы не нашёл меня, да и я бы не сал искать путей обратно, ведь в них было всё что мне нужно, но вот только было… для некоторых это тяжелое слово: «Было», для других слово облегчения… я не понимаю таких людей, для которых оторвать часть себя, пусть за такой короткий миг, но успевшей плотно пристыть к тебя, значит сделать лучше, вернуться к обыденному ритму жизни, одиночеству… я не такой, мне была мила эта суета, беготня, и бесконечные маленькие подвиги для неё.
И вот проходит время, это мерзкое, загадочное слово, скрывающее сущность всего этого мира, оно меня раздражает. Кто убедился на своем опыте, что эта незыблемость лечит раны, пусть первый бросит в меня камень. Бред. Просто мы понимаем, что уже ничего не вернуть, просто мы находим себе новую звезду и с удвоенной силой бросаемся в лучи её света, а за ней будет и третья, и четвертая, и это бесконечно, циклично. И это выше нас и мы не властны над её безупречностью.
Вот и прошло время, но я как и прежде гол за годом смотрю ей в спину, безмолвно восхищаясь этим милым созданием. Тупо улыбаясь, слыша её безропотный смех, переживаю, видя её слёзы и ловлю, ловлю её движения, фразы и пассивное «Привет!», с неименной улыбкой, блеском карих вишен и неуловимым сморщиванием «курносого» носика. Именно «курносого». Почему в кавычках? Нет, нет, конечно, у неё прелестный милый носик, но ни в коей мере не курносый, но она так убеждала в обратном, что мне ни чего не оставалось, как согласиться. Да и собственно, какая разница, курносый или нет, всё равно, то было совершенно. В принципе, как и она сама…
Прожив почти двадцать лет в этом мире убийц романтизма, я не встречал таких, как она, сочетавших в себе красоту с умом и совершенной отрешённостью от этого мира. Временами мне казалось, что она живет в своём собственном мирке. Нет, нет, не над нами и тем более не под, а где-то рядом, недалеко. И нас она иногда пускает туда, ибо там могут жить только те, кто дороги ей, чья судьба хоть как-нибудь её волнует, а все остальные просто люди, кто-то ярче, кто-то нет, но по сути серые и однообразные.
И теперь с краешка этого крошечного мира сижу и гляжу в центр, на его создателя, бесконечно восхищаясь и коря себя, что потерял всякую возможность быть его недостающим звеном, занять место зияющего черного диска на небе, быть её солнцем днем и её луной в нежной ночи, прикасаться к ней лучами, укрывать её плечи лунной дымкой, и святить, освящать ей путь в этой нелегкой жизни, быть её радостью и печалью, и просто быть с ней…