Из ада в ад солдатская судьба

…Четвертый день шел у деревни бой,
А командарм все гнал в атаку роты.
Солдаты наши, словно на убой,
Шли грудью, в полный рост, на пулеметы.
Сама деревня, в общем, ничего
В тот миг в военном плане не решала,
Но был приказ. Не выполни его –
Окажешься в момент под трибуналом.
А потому – «За Родину! У-Р-Р-ААА!
В Атаку!», ну, а дальше будь, что будет,
И кто сегодня прав, а кто не прав,
Пускай потом история рассудит…

…Морозным днем в начале февраля
Сурового сорок второго года
Везли его в далекие края,
Лишив надежд на жизнь и на свободу.
Он помнил все: бой за деревню N,
И как бежал в атаку за комбатом,
А дальше – взрыв, контузия и плен…
Вздохнул солдат и выругался матом…
 
…Три долгих дня без хлеба и воды
В «телятнике», забитом под завязку,
Он ждал решения собственной судьбы,
Надеясь на счастливую развязку.
И хоть не верил раньше никогда
Ни в дьявола, ни в бога, все ж в надежде
Молиться стал, припомнив без труда
Слова молитвы, слышанные прежде…

…На третий день, под вечер, эшелон
Остановился у ворот железных,
И в этот миг вдруг ясно понял он,
Что все молитвы были бесполезны.
Вокруг высокий, каменный забор,
Прожектор, над воротами горящий,
Над аркой входа, словно приговор:
«Оставь надежду всяк, сюда входящий».
Всего три шага и уже назад
Не повернуть, не бросить взгляд прощальный…
За этой аркой начинался Ад
Не вымышленный, а вполне реальный…

…Ряды бараков, словно строй солдат,
Огромный плац, утоптанный до звона,
Куда согнали, будто на парад,
Всех тех, кто выйти смог из эшелона.
Из тех, кто прибыл, больше сотни душ,
Кто послабей, построили в колонну
И, объявив, что поведут их «в душ»,
Как скот, погнали в дальний угол зоны.
Оставшихся, еще раз сосчитав,
Распределили по жилым баракам…
И с той минуты он надолго стал
Песчинкой малой в жутком море мрака…

…Три долгих года рабского труда,
Три года пыток, голода и страха,
Три года ожидания, когда
Мученья эти завершатся плахой.
Три страшных года - очень долгий срок,
Но он все эти годы свято верил,
Что если где-то есть на свете Бог,
То он укажет на свободу двери…

…И вот однажды теплым, майским днем
Пришла столь долгожданная Победа,
И он подумал: «Всё, теперь живем,
Не зря ж я столько бед и мук изведал».
Но счастья миг был краток, словно сон:
Допросы в СМЕРШе и, как наваждение -
«Телятник» тот же, тот же эшелон,
Конвой и лишь иное направление.
Его везли обратно на восток,
Потом с востока повезли на север,
В забытый напрочь Богом уголок,
Где нет людей, есть лишь мороз да ветер…

…Ах, Колыма, ты точно - не курорт,
Скорее Ад, как говорят сегодня,
И понял он: его здесь снова ждет
И адский труд, и жизнь, как в преисподней.
Все будто вновь, как в страшном феврале
Сурового сорок второго года,
Вот только лагерь на своей земле
И для своих, но... для «врагов народа»…


…Таких «врагов народа» по стране
Десятки тысяч, что десятки – сотни,
Кто виноват лишь в том, что на войне
Случайно выжил в жесточайшей бойне,
Кто в плен попал, не по своей вине,
А по вине бездарных полководцев,
Но на войне, увы, как на войне,
И наши в этом не первопроходцы…

…Да, снова лагерь, только в этот раз
Он находился за Полярным кругом,
Где в стороне от любопытных глаз
«Врага народа» превращали в «друга».
Процесс, как все великое, был прост:
Тяжелый труд с рассвета до заката,
И там, в сорокаградусный мороз,
Долбил он землю ломом и лопатой.
За десять лет (он как-то подсчитал)
Земли, что он простой лопатой вынул,
Хватило бы, чтоб завалить Байкал
На треть, а, может, и наполовину…

…Но, как сказал когда-то Соломон:
«Проходит все, пройдет и это тоже».
В конце–концов и срок, как страшный сон,
Закончился однажды днем погожим.
Стоял солдат не в силах сделать шаг
И молча слезы утирал ладонью.
Еще вчера он был для всех нас «враг»,
А нынче просто бывший заключенный…
Лучился светом яркий, майский день,
В распадках начал таять снег к обеду…

А на Большой Земле цвела сирень
И пил народ на славную Победу.