полно моей вины

Теряет смысл. Полно моей вины.
То тут, то там висит она ломтями
и лоскутами.
Какой завидев древ ты вспомнишь обо мне?,
«эге» - захочешь произнесть
и разнести мои хоругви
прощением.

 Я уповаю и уподобляю,
и Богу – божье и от зёрен плевы.
Карась и тот стремится в ил зимой,
а я? – за ним и с головой
берложьим храпом задираю
когтистой шторы занавеску.

Растирания твои тревожат, это –
индульгенция для выпивших духи
у духов и
вставивших в кольцо
агатом чёрным – сердце. Не своё, конечно же,
но – гор.
Наверное - Уральских.
Я не знаю.

Прошу, меня толкни,
когда приедет поезд и когда
не нужно будет называть конечных остановок
проводнику.

У этих берегов
не смочена трава,
она сухая – лишь
спичка и горит
река (пока что не горит).

Издалека
сюда съезжают всё и свозят ся
со всем своим «себя».
И это так с тех пор, но
сны на этих берегах
светлы, как горстки светляков
ночных, они не спят (те сны – то есть),
и возвращают говорливость,
кофейными заутрами звеня.

Играюсь я не шуткой, уношу
ту, что на шее, в облако игры:
кто выживет - я, или – ты?

Мосты разведены,
но разве это – я, а это – ты?

И догорает эта мысль как все,
и всё, что есть,
то есть, и всё!?
Я вас боюсь не напугать,
пока светло.
Садимся.
Чай.
Схватило и прошло.