Дождем прольюсь...

Сегодня было сыро, как никогда. Грязный питерский дождь медленно барабанил по стеклам, приводя ее в исступление. Для нее этот дождь был настоящей каторгой – серый, мрачный, имеющий обыкновение длиться сутками. Она ненавидела дождь. Ненавидела потоки воды, льющиеся непонятно откуда, стекающие за шиворот, по лицу, в ботинки, от которых не спрятаться ни под каким зонтом. Пусть все говорят, что без дождя не было бы жизни , и все засохло бы, но она-то уж точно знала: он создан специально для того, чтобы делать ее несчастной. Потому что в дождь она не могла ничего делать, никуда идти, ни с кем нормально разговаривать… она застывала на время дождя и впадала в некоторое подобие комы – параноидальной спячки.
Сколько раз она пыталась уехать из этого мрачного города, всегда пахнущего сыростью и влагой, давящего на нее своей массивностью. Но стоило ей куда-нибудь приехать, как там тут же начинался затяжной, нескончаемый ливень, который длился до тех пор, пока она не возвращалась в Питер.
Она попыталась уснуть, но как только она закрывала глаза, шум дождя усиливался настолько, что ей пришлось встать и пойти на кухню заваривать чай.
Сидя с чашкой в руках и глядя в окно, она вдруг ясно поняла, ЧТО ТАКОЕ ЕСТЬ ДОЖДЬ. Это слезы мира, все слезы, не выплаканные детьми и взрослыми, мужчинами и женщинами. Она поняла, куда деваются те слезы, которые порой подкатывают как комок к горлу, но которым мы не даем выхода наружу – они превращаются в дождь. Глядя на потоки воды за стеклом, она увидела в них свои слезы – все слезы с детства, которые она так усердно душила в себе. Она никогда не плакала с тех пор, как ей исполнилось 11 лет.
 Она поняла, почему ей так не нравился дождь: потому что дождь – это она сама.
Мягкие струи омывали все вокруг: деревья, траву, дома, машины… дождь убаюкивал и увещевал, нашептывал и рассказывал. Он ведал истории каждой слезинки и каждого вздоха, из которых сам и состоял. Она слушала это рассказы и …она не плакала. Просто впервые в жизни полюбила дождь. Наверное, навсегда…