Стинг. Зима. Три семерки

 
Зимний вечер развесил льдинки
украшеньем седых берез,
под тягучую нежность Стинга
погружаюсь в объятья грез.
Ностальгии пушистым пледом
я укроюсь на крыльях сна
и отправлюсь туда, где не был
с той поры, как ушла весна…

Я прошел по знакомым тропкам,
постучался в твое окно.
Никогда не бывал я робким,
но внезапно иду на дно:
здесь такие бушуют страсти,
от которых давно отвык,
я уже не несусь на красный,
и, простите, давно не бык.

Здесь не пьют ничего иного:
«Три семерки», «Кавказ», «Агдам»,
здесь я встретил себя, хмельного,
в обрамленье порочных дам,
улизнув из чужих альковов
и прокравшись на самый верх,
обнаружил себя, родного,
в окружении алчных стерв.
За игральным столом в угаре
этот фат, ветрогон, нахал
ставил нА кон мою «Субару»
и в придачу - карманный нал.
Я вернулся домой раздетым,
под собою не чуя ног.
Никогда я подобным не был –
это бред, клевета, подлог!

Зеркала отражали сухо
странный блеск мутноватых глаз,
я заметил колечко в ухе,
на плече – боевой раскрас.
Дальше было еще прелестней:
распустился большой букет
шаловливых таких болезней,
для которых названья … Нет,
что скажу я своим знакомым?
А соратницам по борьбе?
Больше я ни ногой из дома.
Никогда! Никуда! Нигде!

Зимний вечер развесил льдинки
украшеньем седых берез.
Все исчезло: носки, ботинки …
в океане полночных грез.