Ковчег

И. Бродскому


Вначале Рифма была.
И Рифма была, что челн.
И тайно во тьме плыла…
И ты Ее предпочел
Всему, что любил и знал.
Сей ненадежный бот
С этим берегом тот
Свет соединял.

Связь та прочней, чем твердь,
И повзрослее Бога.
К Рифме, трогавшей смерть
Днищем, краешком слога
Ощущавшей ту явь,
Ты испытывал зависть
И почтение, зарясь
Сам рвануть туда вплавь.

По чужим берегам,
Штилям, бурям, тоскуя,
Мачтам, веслам, рулям,
Дух приторочен вскую?
Наставляя на сушу
Раковину ушную
Левую, правой морскую
Раковину ты слушал.

В мелких складках чело,
Глаз от взора натружен.
Твердь хороша зело,
Но и хляби не хуже.
Лицезреть за предел,
Встав меж покоем и страстью,
Между скалой и снастью –
Незавидный удел…

И был вечер, и был
Шелест пены и горя,
И был ветер, и выл,
И разнеслось над морем:
«Сбудется по примете:
Ни супостата, ни друга,
Ни островка, ни струга
Не оставлю на свете».

Неужели беда?..
Карой, лихом, кошмаром
Набухает вода.
Ты вскочил от удара.
Неужели сей брег,
Пристань Рифмы от века,
Станет моллюсковой Меккой?..
И ты стал строить ковчег.

Вдалеке от невежд,
Вдалеке от чумных,
Из разбитых надежд,
Из пророчеств глухих,
Из просмоленных строф,
Из оторванных жил
Ты строгал, городил
Бимс, шпангоут, швартов.

Вот он, тесиной каждой
Подпирающий груз,
Твой великан бумажный,
Гордо несущий грусть
Отрицаний, сомнений…
Слепки сверкают в таре
(В каждой таре – по паре), –
Слепки метких сравнений…

Нет уж твоей Атлантиды,
Пуст и нем небосвод.
Только, выпав из виду,
Титанический бот
Скрипом прежних уключин
Все оглашает дали,
Где стоит на причале
Плотник, уплывший к тучам.

Беззаветность твоя
Да не порастет быльем;
Да минует сия
Посудина забытье;
А покидающим порт
Джонкам, пирогам, корветам
На горизонте где-то
Призраком да мигнет.

Будут еще корабли
Строить большие люди.
Будут еще короли,
Но бога такого не будет.
Будут, конечно, спорить,
Что, несмотря на сложность,
Все-таки есть возможность…
И будет лыбиться море.