Ода

Он цедит страну сквозь пальцы насилья,
Тиран молодой, но успевший окрепнуть,
А мы закрываем глаза от бессилья,
И мир уж успел в пыли весь поблекнуть.

Остатками совести мы штопаем дыры
В морали уродливой новых убийц
И ждем, что под утро придут конвоиры
С блаженными лицами живых кровопийц.

И если нормально сегодня начнется
Еще один день – он не лучше других:
Опять ожиданье, что жизнь развернется,
И зрячими сделает счастье слепых.

Напрасной надеждой себя утешая,
Мы ходим, едим, играем в любовь,
И только когда друзей провожаем
О смерти мы думаем снова и вновь.

Мы видим ужасную маску свободы
От жизни, от мысли, от чувств, чёрт возьми!
И вдруг машинально считаем мы годы,
В тела превращаясь, хоть были людьми.

И только лишь тем, кто способен не дрогнуть
Под взглядом пустым пистолета вдали
Дано опрокинуть, разбить и расторгнуть
Кровавые узы коварства и лжи.

И с этими новыми, сверхъяркими звездами
Мы снова свяжем надежды свои:
«Пускай никогда с пулеметными гнездами
Не будут знакомы дети любви!»

Пропев дифирамбы новому идолу,
Мы скажем ему: «Ты царь наш и бог».
И снова ответят нам: «В стойло, быдло»,
И землю вышибут вновь из под ног.

Нельзя распускать правителей, люди!
Любовью народной мы балуем их.
Они ж, окрыленные, решают, что судьи
И рубят с плеча без законов любых.

А нужно всего лишь сказать: «Человечек,
Тебе доверяем свою мы судьбу,
Но это не значит, что как глупых овечек
Ты можешь предать нас ножу и огню.

Ты бойся стихии свирепой, безумной,
Что рвет и ломает любого и вся,
Что кровью и потом зальет без раздумий,
И ты не увидишь последнего дня.

И прежде, чем станешь огнем и грозою,
И прежде, чем головы в пыль полетят,
Подумай о тех, кто стоит за спиною:
Терпеть они могут, но после – съедят».

Вот так: ненавязчиво, просто и строго,
Поставив на место латентных убийц,
Покой и свободу хотя б не надолго
Себе сохраним, не падая ниц.