Баллада никитских пещер

Или
ПЕСНЯ ЧАЙНИКА


***

Нет правды на земле, но нет ее и выше…
Под землю же, друзья! И пусть нам будут крышей
Никитских катакомб узорчатые своды.
На свете счастья нет, и нет давно свободы.


***

Когда я ползла в этой толстой кишке,
Свою проклиная наивность,
Мерещился мне ветерок на реке
И ласковый шепот прилива.
Но мерно гремел в тишине водокап,
И в стену моя упиралась рука.
Был наш проводник и хитер, и лукав,
Безжалостен, ловок, коварен,
Себя проклиная, его обругав,
Я двигалась, словно в кошмарах.
И низкие своды давили меня,
И не было там ни тепла, ни огня.

На волю, на волю, туда, брат, туда,
Где льется Рожайки живая вода,
Где камни прибрежные чисты,
А люди добры и речисты.
А тут, под ужасной громадой камней,
Лишь стон «твою мать», да какие-то звуки,
Которые были знакомы и мне –
Я их издавала. Но грязные руки
К чистейшей уже прикоснулись стене.
Но чу! Это люди – а может быть, тени?
Откуда бы взяться здесь полной луне?
Погас мой фонарь, и подземная тьма
Меня потихоньку сводила с ума.

Сужаются стены, и буквою «зю»
Я к следущей цели безвольно ползю.

Коварный Кис Кисыч… Ну вот – имена
И названы, стало быть, станут известны
Народу окрестному время и место –
Такие уж нынче пошли времена.
(Затем племена, стремена… Да куда же
их вставить в поэму? К тому же вдвоем.)
Ну, Кисыч, придется тебя мне конем
Назвать – этим ласковым прозвищем даже.
Я доброе слово тебе припасу –
Вот выведешь, подлый, – и произнесу.

Я дальше тащусь, изогнувшись в дугу,
по "чертову шкурнику", громко стеная.
Я что-то рожаю, а может, рожают
Меня. И роняя себя на бегу,
Себя я почти что уже уважаю,
Но честное слово, понять не могу,
Ну как я, не глупая, в общем-то, баба,
Четвертый десяток уже истекает –
Ползу на карачках по каменным гротам
То мышкой, то змейкой, то, мать твою, крабом,
И легкость такая,
И радость такая,
Когда замаячит неясное что-то,
Но светлое что-то. И гнусный Кис Кисыч
Нам скажет снаружи:
Ну что вы застряли?
А ноги не держат,
И руки не тянут,
И кажется снизу,
Что наглая рожа,
Маячаща рядом,
Смеется над нами.
Но, скрипнув костями,
Мы вылезем все же.

О боже! О Боже! Ты видишь – ну вот –
Какой-то букашки неслышимый ход!
А выше – о чудо! – летит самолет!
И небо! И солнце! И травка! И речка!
И наша деревня! О чудо! О чудо!
А в домике – мудрая женщина Люда
На светлой веранде нас ждет пять часов.
И нежен в Рожайке промытый песок.
Хоть грязны одежды, и красны колени,
И руки разбитые сплошь в синяках,
Но люди вокруг – это все же не тени,
И плещется не водокап, а река.

И вредный мучитель становится тож
На доброго ангела чем-то похож.