Бритвы рвутся к нашим запястьям...

Бритвы рвутся к нашим запястьям - нам не дожить до утра,
А барды поют о высоком несчастье в залах по вечерам.
Изгибы гитары, и сытые пары, и диссидентская вонь;
Яркой звездою горит магендовид – бродское рождество.
Прощайте, кагалы, в спокойную гавань мои не пойдут корабли.
Мы отправляемся в вольное плаванье, вдаль от вашей земли.
Прощайте, завидуйте, слушайте Визбора, мрите в уютных гробах,
А нас ожидает дыхание жизни - соль на нежных губах.

Как партийный билет на заплеванный стол –
Мой ненадежный куплет – мой единственный ствол,
Как Непомнящий в церкви, как Калугин во тьме, -
Мой дедушка Летов топит поэтов в дерьме.

Шива шпицрутеном правит пространство, в зубах истерический мат,
Доллары льются, единственным счастьем беременен банкомат.
В серых костюмах приличные суммы, улыбка на сфинктере рта.
Под визги трамваев я надеваю красный тартан.
Увидимся, клерки; шипастые клетки стоят вдоль дороги на Хелль.
Поправив берет, я кидаю монетку: Арбат – моя новая цель.
Кругом иностранцы, я вижу кастрации в их широких штанах,
И хоть бы один пробивной папарацци заснял этот финал.

Как партийный билет, как гомункул из колб –
Мой девятый куплет, как Депрессия Ко,
Как реланиум утром, тазепам перед сном…
Как дядюшка Римус глушит за сказками ром.

Битвы рвутся к нашим ненастьям – прав Иоанн Богослов.
Вижу: цветет риверданс-апокалипсис, трескается стекло.
Чаты наполнены странным безмолвием, вирусы на песке,
И сам Билли Гейтс в Сокровенной Монголии – главный аскет.
Я открываю страшную книгу, я молча берусь за перо.
Где тут наивному Стивену Кингу, где тут юноше с топором.
Мы начинаем святое восстанье, мы – звери Последнего Дня,
И на каждом тартане, как дань этой длани – руна огня.

Как партийный билет, как литургика дна,
Открывается бездна, восходит волна.
Непомнящий щелкнет затвором,
Калугин прошепчет псалмы,
Лишь надо дождаться деда Егора,
Чтоб не наложить в штаны.