Все ответы у бога

– А я так считаю: человек – существо корыстное. Если выгодно, то и волком и овечкой прикинет-ся, а на уме всегда свое держит, – говорил мужчина со второй полки, явно обращаясь к сидящим ниже.
Мое появление в купе, похоже, восприняли двояко: один – как нового сторонника в их споре – споре о природе человека, другие – как пополнение позиций противной стороны. Входят – выходят – дело привычное в поездах. Мимолетность ни к чему не обязывающих знакомств располагает отбрасы-вать привычные маски-роли и с наслаждением побыть какое-то время самим собой.
Я еще не успел сесть как следует, а женщина средних лет, поправляя занавеску на окне так, словно свою собственную прическу, возмущенно продолжала начатый до моего появления разговор:
– Ну согласитесь, всю ночь в купе мужчина и женщина, а он, как мальчик, мамочке плакался на трудную жизнь. Конечно, если ничего не делать, жизнь покажется и скучной и пустой. Какие могут быть жалобы, когда перед тобой случайная попутчица. Разве настоящий мужчина себя так ведет?
– Здесь, милочка, еще дело вкуса роль играет, – подала, к моему удивлению, голос женщина круп-ных размеров, явно деревенская. – Я своему один раз и навсегда сказала: «Узнаю – убью!» – и живем душа в душу. Кстати, мне на выход – моя станция.
Я уселся у окна, напротив «случайной попутчицы», как она вдруг вернулась к разговору, начало которого я не застал.
– Если вы говорите, человек – существо корыстное, то как вы объясните мою ситуацию, и в чем здесь моя корысть? Столько лет в одной конторе с двоюродной сестрой проработали – и родные и под-руги. И надо же было вместо ушедшей на пенсию начальницей нашего отдела поставить меня. Я же не думала, не гадала. И вот что странное происходить стало – недели я не побыла в новой должности, как стала придираться к родне своей: то это не так сделала, то это плохо, то с обеда поздно пришла… А сама же я не дура – слышу себя со стороны. И что получается? Заедаю ее! Заедаю! И сама же мучаюсь– понять не могу: зачем? За что? Что же это лезет-то из меня? До слез ее своими придирками довожу. И жаль мне ее, и все равно кусаю. Ну и кто я после этого?
Если бы прежде кто-то мне сказал, что родного человека просто так заедать стану – не в жизнь бы не поверила. А теперь вот мучаюсь – причину понять не могу. Что это во мне? Откуда?
С верхней полки раздался неравнодушный мужской голос:
– Перед Господом ответишь, он все ответы знает, мы сами грешные, мы тебе – не судьи!
– Да не суда я хочу! Я и сама себя осуждаю! Я суть свою хочу понять! Если я такая добрая, то по-чему я такая злая? Такое ощущение, что эти мои придирки энергии, жизни мне прибавляют… И еще вижу – люблю жалеть людей. Что за напасть такая: обидеть, унизить человека, а потом и жалеть его до слез. Вот, она обиженная плачет, и я плачу, прощения прошу и плачу. Живу, а сама себя не понимаю…
– Что толку понимать! – раздался опять голос мужчины с верхней полки. – Ну поняла бы и что? Враз переменилась бы? Так не бывает. Это ты, девка, так власть любишь. И эта любовь тебя сильней. Небось всю жизнь начальникам завидовала? Или боялась их…
– Да, я никогда не любила начальников. Не открыто, но в душе очень не любила.
– За что?
– А вот за то, что власть у него, и не любила.
– Теперь мне понятно, почему в тебе зверь этот рычит. Власть твою он так охраняет. Небось, бо-ишься опять с сестрой на равных стать!
– Если опять на равных? Сразу уволюсь! Такого позора не перенесу!
– А в чем здесь позор? Побывала наверху и вниз шуруй. Прежде ведь работала, от позора не умер-ла. Я вам опять повторяю – корыстное существо человек. Зачем начальницей согласилась, если на-чальников не любишь? Их власти завидовала, а разве можно любить того, кому завидуешь. Сама вы-бор сделала, а теперь перед нами себя еще и жертвой выставляешь – и страдаю, мол, и мучаюсь.
– Так не стремилась я на эту должность!
– А отказаться, что языка не было? Небось радехонька была – власть все-таки змеиную природу имеет. Хоть кто-то да тебя боится, хоть кого-то да можно укусить. Еще она спрашивает: «Кто это во мне? Что это во мне? Да ты просто саму себя в себе узнать не хочешь…
– Ой! Моя станция! – воскликнула рефлексирующая начальница, пожелала всем счастливого пути и скрылась за зеркальной дверью.
На ее место спустился мужик. Ну и видок у него, словно вчера с зоны откинулся, весь в наколках, с большой круглой и лысой башкой. Рассматривать его в упор и не хотелось, да и не в моих это правилах.
– Да ты от меня рожу не вороти. Сам, небось, по колено в дерьме. И кому эта чистота нужна? Я в эту чистоту, в безгрешность человеческую не верю. Знаешь, почему? Да потому что нет ее!
– А дети? – робко заметил я.
– Да уж, дети! Они же за несколько лишних сантиметров в песочнице друг другу глаза готовы вы-драть! Скажешь, не видел? А какая ложь самая невинная? Детская. То-то и оно.
– Мрачные темы в нашем купе, – сокрушенно проговорил я, вспомнив, что часа три еще до моей остановки. – На свете есть еще любовь.
– Для дураков, – заметил Гриша, – имя его прочитал на пальцах левой руки, – татуировка зэков-ская. – Хочешь поговорить о любви? Пожалуйста. Я волком на тюрьме выл все десять лет. От обиды. От любви. Я с ней в школе еще познакомился. Лидия! Имя какое! Красавица – не пересказать! Как увидел – враз решил – моя! С ума от ревности сходил. Учебу забросил. Какая учеба – крышу сорвало! Эта любовь моя звериная была – и сила моя и слабость. Если кто-то из парней к ней подходил – со мной лихорадка делалась – я кулаки в кровь о стену разбивал: «Моя!!!» – понимаешь?
– Понимаю, что далеко от новоиспеченной начальницы, ты, Гриша, не ушел. Она свою власть по-терять боится, а ты свою… над человеком.
– Ты слушай, не перебивай! Я с любовью боролся, а она меня победила. Прежде думал, что я сам себе хозяин. Оказалось, есть сила сильнее меня. В нашем ЗАГСе свояченица работала – помогла с до-кументами. Короче, сразу после школы свадьба была. Я там почти не пил. От счастья пьяный был. Лю-бовь, понимаешь, мужик, как водоворот. Попал, а – дальше – судьба – кого вынесет, кого проглотит. Это я потом на зоне, понял, что человек не может быть Богом, даже подобием его не может… А тогда, в день свадьбы, я не просто чувствовал – я знал, что я – Бог. И верил: я все могу! Мечты сбываются! Таким сильным и таким счастливым я никогда уже не буду… – голос моего ночного собеседника вдруг дрогнул, и словно другая сущность заговорила со мной. – Я был счастливым. Я был любимым. Я лю-бил. «Какая вы красивая и счастливая пара! – так нам многие говорили. – Лицо Григория размягчилось, подобрели от воспоминаний глаза, и такой благостью от него повеяло! Я вдруг увидел в этом замате-релом мужлане того счастливого юношу, попытался представить безграничность его счастья. Он про-должал, глядя мне в глаза.
– Родилась дочь. Алиной назвали… И тут вот приходит повестка из военкомата. Война тогда ка-кая-то была, будь она неладна! Недобор там у них бесконечный. Я не сразу понял, что предстоит раз-лука. А когда понял, началось.
– Что началось?
– В себя стал уходить. Мысли страшные стали появляться. Знаешь, придет такая мысль неясная, и все тело деревенеет. Как я смогу жить без Лидии, без Алины? Вот поверишь, были у меня такие со-стояния, словно произошел взрыв атомной бомбы, все люди погибли, один я бреду незачем, никуда, и все бессмысленно. Лидочка все успокаивала, говорила мне: «Мы здесь без тебя не пропадем. Добрые люди всегда найдутся». А я и представил, что нашелся добрый человек и стал ей помогать, и стал ее мужем. До того эта мысль засела в меня, и боль адская в душе появилась. И чем ближе день призыва, тем боль эта сильней. Если бы Лида хоть намекнула на кого-нибудь – убил бы! Вот я и смотрю: не страдает она так, как я, а наоборот – бодро держится. И тогда появилась у меня мысль подлая, что есть у нее кто-то на примете, потому так и не горюет она, словно не на два года, а на два дня уезжаю. И тут стал я сомневаться – а, может, и не любит она меня, и получу я обычное в таком случае письмо: «Про-сти, я люблю другого». Когда я себе это представил, точно с ума сошел. Я же говорю тебе: «Воля чело-веческая против любви – ничто!» Утром мне на вокзал. Последняя ночь… А я – в бреду. Легли спать. А мне не спится. Если бы Лидия не уснула, а поговорила со мной – как-то успокоила. Несколько раз вставал, курил – не спится. Вышел на крыльцо. А луна такая чужая, такая холодная, звезды такие рав-нодушные… и некому мне помочь. И такое ощущение, что теряю я самое дорогое, дороже жизни. И чувствую: растет во мне страшный монстр, а я безвольная пешка в небесной игре. Докурил сигарету. Плюнул. Вошел в дом. Взял опасную бритву. Перерезал горло своей единственной. Все руки почему-то в крови… Ты не подумай – я не сумасшедший. Или – моя, или – ничья. Решил – ничья.
– Куда ты теперь? – почти прошептал я.
– Еду искать свою дочь. Если отвернется… к Богу всегда дорога открыта. Хочу спросить у него: «Зачем слабым людям давать такую сильную любовь?
– Думаю, что ты уже знаешь ответ.
– Если бы знал, все было бы по-другому.
28.12.05.