В молчании похоронили...
спокойно граждане меня.
На подзапущенной могиле
торчат стальные вензеля.
Пушат июлем тополя.
Маркизы славят короля.
Вопрос: чего я напрягался,
крутясь, толкаяся, юля?
Редея, доцветёт ковыль
в степи. В музее сдунут пыль
с глазасто-голых статуэток,
фарфоровым оставив стиль.
Пока весь, как бревно, гниёшь,
к покосу поспевает рожь.
Да, ястреб целится с наката
воткнуть в цыплёнка острый нож.
Такой мне видится земля:
холмы грудей, леса, поля.
Ветра колючку заметают,
холодная встаёт заря.
Удачу, золотую брошь,
в холодном поле не найдёшь.
И городов блестят гирлянды,
в витринах отражая ложь.
Слащавый, моложавый туз,
легко отбросивши картуз,
в кофейню приглашает даму,
подёргивая бравый ус.
Гляди, завидуя, и жди,
что будут беды впереди,
как в темь весёлых и счастливых,
всех смоют чёрные дожди.
В пустом сарказме упрекни
себя, растратившего дни,
оставив жалким утешение,
что не одни мы, не одни!
О, изнывающий в земле,
не лучше ль краситься в седле,
иль, плюнув в ненавистные рожи,
сокрыться путником во мгле?
14 ноября 1996 г.
С-Петербург
Свидетельство о публикации №106012302121