Есенину

Он рвался к славе, а попал в капкан
Но я сегодня не о том скорблю,
Что думал он, сбегая от Дункан,
И залезая в тесную петлю?

Не пьяных мыслей, не щемящих строк,
Лишь «Черный человек» со спазмом боли,
А где-то в перекрестии дорог.
Рязанское село, да ветер в поле.

Знакомый сруб корнями в землю врос
И, как тогда, горит лампадка робко,
Недальний лес с сорочками берез
И меж стволов петляющая тропка.

Родных лугов распахнутая грудь,
Где было все любимо, мило, просто,
Отсюда он ушел в бескрайний путь,
Чтоб не вернуться в тишину погоста….


Кабацкая Москва, страны бардак,
Гнилой Нью-Йорк с Манхэттеном лощеным,
Здесь – муторно, а там – плебейский мрак,
Там и Иисус наверно не крещеный.

И вновь вокруг проплешины дворов,
Поклонниц страстных хмельная голгофа,
К жене ушел, женившись, Мариенгоф,
Чтоб после сын ушел у Мариенгофа…

Он рвался к славе, он был славой пьян,
Вином и строчкой дни свои губя,
И вот сбежал: сначала от Дункан,
Потом от нас, но вряд ли от себя.

Отборный слог взывает всем окрест,
Но криком «Бис» не вздрогнет пустота
И даже в смерти не положен крест,
Как много Вас, лежащих без креста.