Из цикла Инные стихи

7.

О это чванство политиков!
Карлик вообразил себя
вождём великой страны,
но вот бы нам своего
верзилу де Голля,
который принимал простые,
но гениальные решения.

О это чванство новых русских!
Купаясь в «зелени»,
они надеются отмыть
свою совесть в церквях,
но не получается,
потому что душа пуста.

О это чванство поэта!
Написав одно
неплохое стихотворение,
он простодушно ждёт,
что женщина, выслушав его,
немедленно начнёт раздеваться…


11. ГОРОД

Он обновляется, спесив,
не помня взрывы и обиды,
и, никого нас не спросив,
восстал над речкой куцый идол.

О город, как же ты неправ,
ты никогда слезам не верил,
ты без стыда свой кажешь нрав,
свои окованные двери,
здесь всё ещё хранят дворы
твои расстрельные подвалы,
где жижа снега и крови
на тротуары выползала,
и шли семёрками в расход,
и, доставая их крюками,
дырявою башкой вперёд
кидали в кузов штабелями,
лишали жизни и жилищ,
других селили в коммуналки,
где люд бесправен, пьян и нищ
«мир новый» строил шатко-валко,
и выходили не за тех,
и с кем попало – всяко было –
детей плодить было не грех
для безотцовщины постылой…

Здесь Витька бросился с моста –
и что его так разобрало? –
но мне кошмарнее места,
где вместе с Инкой мы бывали, –
так и сплелись – мотки судеб
с повязками дорог расстанных,
автомобили с меткой «хлеб»
возили в тюрьмы арестантов,
но трижды проклят и болит
проход на Трубной – свод дощатый, –
мою любовь он проглотил
и в ночь не выхаркнул обратно.


14. ПОПЫТКА К БЕГСТВУ

Когда на драном полигоне
судьба твоя идёт вразнос,
ты не сходи с ума от боли,
её умаслить – не вопрос.

Гораздо хуже, если знаешь,
что не сберёг, а мог сберечь,
что мог довольствоваться малым,
а захотел по-полной встреч,
как будто бы в разгул ненастья,
в развалах нищеты поэт
имеет право, грант на счастье
быть исключением из бед.

Нет, друг мой, нет – ты будешь распят,
ты нахлебаешься сполна,
сам Ангел выправит твой паспорт
туда, на крест – гляди, страна!

Вишу, реву и, мух сдувая,
поскрипываю на гвоздях…
За то, что просто ныл, страдая,
канонизирован в веках.


15. ФИАСКО
Романс, мотив Ф.Лорки, Г.Маркеса, Ст.Лема

Моё одиночество
без конца...
Дорога, дорога
верста за верстою,
и малый овал
моего лица
следит за борьбой
слабых фар с темнотою.
Где та развилка,
нетронутый лес,
как мне проехать
в местечко Макондо?
Кругом ни души,
только тускло с небес
мигает,
с теплом от мотора вразрез,
звёздный навес отчуждённо.
Там в старой избе
у тёплой печи
ждёт меня та,
к кому рвусь я в ночи.
Мы родим с нею дочь,
или пусть будет сын, –
и заклятие – прочь,
мраковластие – в дым!
Чтобы жил наш ребёнок,
искал, находил,
чтобы вырос счастливым,
любил и творил…
Но нет той избы,
той женщины нет, –
мы с ней разминулись
на двадцать лет,
и её не спасти,
самому не спастись,
осталось во тьме
куда-то нестись –
заброшенным полем,
с прожжённой душой,
пепел стелется над
Кардаилом-рекой...


Уходит в вираж
переплётчик дорог,
от шуги и от жезла
храни его, Бог.

И бьёт в небеса
над мостом чёрный столб,
как будто из угля
луч вырезал гроб.
Певцы несвободы,
поёте злой рок,
слабо жить в Макондо?
Был вралем пророк!
Кричал: «за горами горя
солнечный край непочатый!», –
его б нам на гореву гору,
что бы тогда пропечатал?
Как же он кончил, тёзка,
одобрив террор красный,
жил и любил броско,
пока не решил: напрасно.
Снова в крови
страна-супостат,
а вместо любви –
разврат или мат…
Чехов, Толстой, Горький,
сто лет нам вышли боком!
Эх, вам бы, задобрив Бога,
грянуть сюда на подмогу!
Иль мы б к вам обратно
шагнули –
вместе б Россию
встряхнули, –
может, под нашими перьями
сдвинулась к солнцу б империя…
Но мы разминулись
на сотню лет, –
амба культуре российской,
привет!


Их выводят на старт,
дремлет в соплах огонь,
на пастбище карт
цель гарцует, как конь.

Готов экипаж,
каждый спит неглиже –
то ль ещё человек,
то ли робот уже.
Мимо сонмища звёзд
маханёт звездолёт,
до системы Макондо
путь свой пробьёт,
чтоб узнать у друзей,
как планету спасти,
как космический хлад
или жар отвести,
как от дури людской
защитить старый мир,
чтоб он жил и любил,
и рожал, и творил...
И пространство изведав,
но слегка опоздав –
лет на тысячу эдак, –
прибывает корабль.
Что ж? На братской планете
боле нет тех существ,
лишь послание их
здесь торчало, как перст.
«Братья мы не по разуму, –
дешифратор прочёл, –
а, скорее, по глупости...»


Не доставил послание
тот экипаж,
он застрял на Макондо
как одна из пропаж.
Где-то Солнце,
свою оболочку разъяв,
запекало планеты,
как лепёшки в камнях.
На Земле не осталось
ни лесов, ни морей,
ни следа от культуры,
ни следа от людей.


17.

Господин Иррацио,
вас ли мне забыть?
Вы мою любимую
увели любить.

Лучший друг из «телека»,
выскочка, кумир,
таки до истерики
потрясёт он мир.
Ланчи, презентации,
дачи до небес…
Господин Иррацио –
чёрный «мерседес».
Удивляя гимнами
(«Бог хранит страну»),
он ведёт настырную
за мой счёт войну.
Жизней поугроблено,
стольких бед букет,
но тоскует родина
по скрюченной руке.
Не чума треклятая
и не сивый бред –
это с депутатами
«пилит» он бюджет,
вышка нефтяная
красит «русский путь»,
музыка блатная –
ух, не продохнуть!

Где вы, Босх и Гойя,–
помогите, SOS! –
пара девок стройных
целуются взасос.
А куда тут денешься –
мужиков-то нет,
в моде семя геево
брать через «рунет»,
будет геем папочка –
в рюшечках пиджак…
Мир, куда ты катишься?
Всё не так, не так!

Пьянство, деградация,
рвётся жизни нить…
Отдохни, Иррацио,
дай-ка порулить!
Чтоб сгодились каждому
руки, голова,
власть дружила с разумом
и была б права,
чтобы каждый лапонька,
вылезши на свет,
получал бы маменьку
с папенькой навек…
Но пока на улицах
миллион детей
беспросветно трудятся
для беды своей.
Я молю о женщине –
перекошен рот…
– Сам, когда ты женишься?
– Бес их разберёт…

Господин Иррацио –
было – не забыть,
как мою любимую
он увёл любить.

Осень 2004 - зима 2005
Москва


Рецензии