Цикл Госпожа Тоска

Ну-ка выпей со мною, тоска паршивая.
Выпей-выпей, пока еще есть, что пить.
Такая уж жисть нам сдалась нерадивая,
Но уж ради тебя одной стоит жить.

Я бы вышел сейчас – да в переулочек.
Да кабак мой прикрыт, а я сам без копья.
Видать, судьбина моя – по закоулочкам
Бродить, да крыть матом серые небеса.

Но уж дома сидеть мне и вовсе невмочь:
Ты, тоскливый рассвет, всё грызешь да грызешь.
Коль другим мне не в силу сейчас помочь,
Так с собою невольно горьку запоешь.

Чем валяться как рухлядь на старом диване,
Я стащу лучше с полки цилиндр помятый.
Грустно, грустно мне что-то становится с вами,
Коль дразнится в окно этот месяц треклятый.

Облаками все небо сегодня затянуто.
На душе так паршиво, что хочется выть.
Что ты лезешь ко мне, целоваться все спьяну-то,
Тоска ты паршивая, одному дай побыть.

Всё, невмочь, делить нам с тобою нечего,
Да и не лучший я тебе друг, ты поверь.
Коль занять себя нечем в паршивые вечера,
Я займу себя утром, шмыгнувши за дверь.

А за дверью так холодно, мерзки так пасмурно.
Но уж лучше, чем дома приторное тепло.
Кто-то где-то кричит, словно кошки, по-страстному,
А на ветках фонарных жмется воронье.

Кабаки все прикрыты, податься мне некуда,
На дорогах мертвецки гадкая пустота.
У пивной заметил нетвердого человека я,
У которого взор обращен в никуда.

Да. Чрез пару часов сам таким станусь я,
Когда морды разбив в кабаке у реки,
Я скажу: «Да, пожалуй, права ты, Тоска,
Что пристанища нет для моей души».

***

Кто-то мне говорил: «Маскарадный костюм:
Человек невысокий, в цилиндре и бабочке.
Быть может, оделся, чтобы вызвать шум,
Али смех у девиц, сидящих на лавочке».

«Да пошли вы», - скажу я, душой не покривив.
А спустя час, выходя из пивной неспеша,
Буду с всеми заботлив я и кропотлив,
Чтобы вновь вас послать всех чуть опосля.

Да, на стеклах напишут словеса любовные,
А потом, втихаря, в чемоданах копаются.
Строки нежные, милые пишут, да томные,
А потом предо мной, словно ангелы, каются.

Я собаке дворовой скорее поведаю
О судьбине моей да о скуке и подлости.
Чем опять вашей грязи и мути отведаю,
Да послушаю снова все ваши пошлости.

Ей, собаке, без разницы, как одет я сейчас,
Ей нет толку копаться в чьей-то душе.
Уж со мною скорей закопается в грязь,
Чем один хоть из вас или сразу вы все.

***
Ночь напролет где-то шлялся,
Бороздя переулки ногами.
С дворнягою в драку ввязался,
А потом на луну завывали.

Розовее становится небо,
Криком улицы огласило.
То извозчик выехал где-то,
Да кони заржали визгливо.

Мороз, под ногами снег грязный,
А я все дворами иду.
Пока еще речь моя связна.
Пока еще кого-то жду.
***

Нет танцовщиц в пристанище этом.
Нет шарфов, что, ногами топча,
Изживают тоску со свету,
Слова нежности лживо шепча.

В этом логове голоса хриплые.
Распевают, резнув тишину.
И талдычит завсегдатай сипло
Про печальную былину.

Это общество мне по нраву.
Повышая градус с утра,
Здесь не приняты волчьи облавы,
Уважают тут служек пера.

И фальшиво поют на стихи,
На разбитой гремя гармони.
Да, товарищи вы мои,
Пейте, пойте, пока есть здоровье.

***

Затоптали в снега листы,
Разорвали когтями строки.
Милая игра детворы,
По сути – голодные волки.

Перо унесло ветрами,
Чернила пятном на груди
Застыли. И в этой удали
Виновны лишь малыши.

Один из них, видать, вздумал
Стихами развеять печаль.
Обошлись ему эти думы
В своих детищ грязную рвань.

Но время прошло – он вырос.
И в стольный град он угнал.
Во власти собственных грез,
Но нового он не узнал.


Кружка теперь его радость.
Драка – обычное дело.
И даже ему не в сладость
Прелести женского тела.

Только теперь толпа
Бумаги рьяно не рвет.
Теперь же его судьба –
Пуля, что быстро бьет.

Теперь его строки печальны,
Теперь его спутник – капкан.
Ведь силы как были неравны,
Так остались, что след рваных ран.

Холодным пронзая взглядом
Всех тех, кто любит мутить,
Садится он с ними рядом,
Да души давай бередить…

***

Сметаной растеклося небо,
Туманом покрылась Москва.
Посмотрите, такое дело!
Видно, злятся на нас небеса!

Хмурым утром встречают морозы
Меня у дверей родных.
На улице текучие слезы
Застыли в ветрах продувных.

Серой, пасмурной скукой покрылась
Неумная моя голова.
Да столица вся грустно укрылась
В свинцово-сизые облака.

Видать, ты грустишь со мною.
Спасибо тебе и на том,
Что унылою сивой зимою
Мы тоскуем с тобою вдвоем.

***


Вот недавно казалось с тобою,
Лунным светом родно поясь,
Да беседую мирно с Москвою,
Шли тихонечко мы, смеясь.

Променяло время так жадно
Стольный свет на потемки чужбин.
Ты, отбывши в даль безоглядно,
Видишь смрады замест целин.

Да, вот нынче с тобою бродит
Не безумный твой хулиган.
Скулы суесловием сводит,
Растравляя бескровность ран,

Не поэт, но мне давний знакомец.
Я ж брожу теперь снова один.
Я один, как дурной миротворец,
Мукой странною ныне томим.

Солнцем мне стала пивная пена,
Шелест листьев – мой лучший друг.
Не несусь я теперь оголтело
На шептанье твоих налитых губ.

Весь в вретищах и в чем попало,
Я с хандрою теперь на «ты».
А она, как царевна, величаво
Подносит мне черные цветы.

На могиле встаю, усмехаясь:
На погосте моем гонят право
Люди, паскудненько улыбаясь,
Да лия словесную отраву.

Я один ведь теперь мыкаюсь
Близ могилы своей словно сыч.
Тот погост, где я мучаюсь,
Мне пускает недобрый клич.

И в гнилою земле мне готовит
Безрадостный, грустный удел.
А те люди – трезвонят, злословят,
Топча память моих славных дел.

Но один я лицезрю все это.
Я один, стискивая трость,
Вновь готов держать ответы,
Усмиряя в себе люту злость.

Но я жду, уповая слабо,
Тень на улице страстно ловя.
Жду тебя я, хлебая брагу,
Память в сердце гнилом бередя.