Оттуда
Рюкзак подпирала прогнившая рама.
Я пел хриплым басом, страдая простудой,
А вы наблюдали за мною оттуда.
Под грудами камня, под комьями глины
Оставили гнить вас враги – исполины.
Вы видели смерти пустые глазища,
И отбыли в рай, задохнувшись на днище.
Вороны забыли, когда здесь бывали,
Все, что было можно – давно поклевали.
Окрест и червей не отыщешь в помине –
Давно все подохло в проклятой долине.
А я приходил, я писал здесь портреты,
И пальцы сжигали мои сигареты.
Девчат отводил в города безвозвратно –
Они запирались, боялись обратно.
Я старый романтик, мне двадцать четыре,
Я пел о расстреле в прокуренном тире.
Вы корчились в гневе, вы рвали одежды –
Я в песнях своих не оставил надежды.
Я пел то с тоской, то с сырым равнодушьем,
Как в среду дед умер в гробу от удушья,
Как ночью невеста знакомилась с битой,
Как бледный жених хохотал над убитой.
…
Последней молитвой меня проводите,
В граненый стакан грамм сто водки плесните.
Когда я умру на развалинах храма,
Опустится занавес, кончится драма.
Когда разнесутся глухие удары,
Пусть в небе услышу далекой гитары
Едва различимый живой перебор,
И кто-то с седой головы скинет мятый убор.
Свидетельство о публикации №106010600562