Произвол

Гиль да вяха колобродит,
кровь бурлит и брагой бродит,
нас булгачит и бухвостит,
бередит безбожно кости.
Бесприютны, непробудны
бзик, битюг и бич приблудный.
Да сивушный брандохлыст
благоглупостью речист.
А вакханка-вековуха
варит снова медовуху.
И по-прежнему семь вёрст –
диким лесом – до небес.
Наш владыка-ветроган
втихомолку в стельку пьян.
Ну, а вольница волынку
тянет, что твою резинку.
Выжига и выкрест вкупе
всё толкут водицу в ступе.
А газетные магнаты
продают умов палаты.
И на каждом на углу
произвол нас гнёт в дугу,
в портупее, в галунах
или просто так – в штанах.
Симфония агонии?
Прогрессия агрессии?
Премудрости воронии
по фунту нам отвесили.
Безусый лейтенантик,
мечтатель и романтик
слово иностранное
внезапно произнёс:
«Послушай – аутодафе!
Мне сразу чудится кафе
на площади, там варьете,
в нём девки скачут голышом,
сидим в теньке мы с корешом,
пьём кофеёк и отдыхаем,
общаемся и наблюдаем,
как наши младшие чины
весь сброд, всю мразь со всей страны
в огромный накопитель волокут,
а нам их паспорта несут,
мы эти книжицы листаем
и каждому статью вчиняем:
воришки наш оплачивают стол,
бандиты поставляют женский пол,
наркуши, гомики играют с нами в карты,
блатные песенки хрипят и воют барды,
торговцы нас снабжают всячинкой моднячей,
кто без прописки – платит штраф, и сдачу
мы всем даём – нам лишнего не надо,
общественный порядок – вот награда
за наши неустанные труды,
всё по закону, без балды!»
И сильно лейтенантик подшофе,
и рядом юбочка-гофре
так и колышится признаньем
его геройских излияний.
Не мудрено, что генералом
себя почувствовал сей малый,
и для него уж тот бандит,
кто необычен и чудит.
«Равняйсь! Отставить! Становись!
Упал! Отжался! Разойдись!
В колону по два! Раз-два-три!
Готовься! Целься! Пли-пли-пли!
Уроды! Всех перестреляем!
Пересажаем, перебьём!
Вам нужен командир, хозяин!
Отбой! Подъём! Отбой! Подъём!»
Он входит постепенно в раж,
до слёз знакомый нам типаж
уже рисуется в осанке,
глаза друг с другом в перебранке,
упал на лобик куцый чубчик –
адольфик, бестия, голубчик!
«Я – не адольфик, я – Берёзкин!» –
вдруг отвечает он серьёзно…
Гиль да вяха колобродит,
кровь бурлит и брагой бродит,
нас булгачит и бухвостит,
бередит безбожно кости.
Бесприютны, непробудны
бзик, битюг и бич приблудный.
Да сивушный брандохлыст
благоглупостью речист.
В миг зачатия гаметы
на всю жизнь дают приметы,
по которым нас потом
повлекут в казённый дом,
но невинные блаженны,
как бы ни казнили их
братья-близнецы посменно –
страж порядка и бандит…