Дым

посидел рядом с ней. молча встал и ушёл, забирая неловкость с собою.
может, надо остаться? помедлил. решил: без любви, нет, пожалуй, не стоит.

она будет свободна и будет сильна. он считал, это — две составные
наивысшей гармонии существа (и забыл про все остальные).

“в восемь утро твоё, — он подумал, — к себе возвратится, не помня о ночи,
не пугая жарой предстоящего дня и не ставя на стенах заточек”.

закрывается дверь. он шаги приглушил. он исчез вместе с первым “спасибо”:
благодарность за хлеб зачерствевший даёт нам возможность давиться красиво.

первым облаком дым, обогнав остальных, сконденсированных, водных, белых,
просочился в слезливую прорезь окна и повис на старинных портьерах.

не имела привычки сидеть у окна. она мерила час месяцами.
старость — не про неё, ожиданье – не в ней, и блаженство — не в зимнем вязанье.

дым редел. век, затёртый до дыр, сдан в б. у. их дыханье узнало одышку.
вслед пришло сочетание тёплых вещей с постиженьем наречия “слишком”.

каждому — своя роль. каждый смог убежать от того, что считал неизбежным.
не слезятся глаза. дым растаял, забрав пониманье наречия “нежно”.

© Мария Румынская 2003