Последняя мировая

Как-то ночью, пыхтя сигаретками,
под неровный стаканов причмок,
некто люди (явление редкое)
веру стали искать, – кто как мог.

Вспенил спор, как на встряхе шампанское,
и пошло, потекло вкривь и вкось:
- Нет той веры!
- Какой это?
  - Сталинской.
- Вы любую сгрызёте, что кость.

- Ты, сынок, помолчи, ты молоденький,
не пришлось тебе с наше хлебнуть.
Мы своё отгремели колодками,
расчищая тебе светлый путь.

А расчистили…
что ж это, Господи?!
Столько грязи прилипло к ногам,
свежей грязи!
- Видали и с проседью.
- Не тебе уж судить.
- И не вам.

- Что сцепились? Тут вам не «Останкино».
Я и так разбираю с трудом,
кто меня в сотый раз оболванивает:
то ли Кремль, то ли Белый… дурдом!

Мне одно непонятно, за что это,
как у нас получается так:
вся страна, как в бомбёжку, зашторена,
а приказы бомбить шлёт дурак?

- Веры нет, вот и платим, безбожники,
за Россию, распятую мать.
- Значит, родины этой заложникам,
детям нашим здесь вечно страдать?!

Не податься ли им в таком случае
за границу, раз катит волна.
- Чем чужое черпать, так не лучше ли
своего не бояться г..на.

- Снова путь расчищать? Нет! увольте уж!
Нас на веру сейчас не возьмёшь.
Разгребёшь тут, а мальчики с кольтами
тебя к стенке пришлёпнут, как брошь.

…ночь бранились,
 и всё-то затронули,
а потом, ни к чему не пришед,
на последнюю скинули кровные,
поутихли, встречая рассвет.

Может быть, потому что не первую,
не впервые, всем людям сродни,
но с какой неподдельною верою
мировую тянули они.