Неизбежность грусти

(пепельно-молочный венок сонетов)

1

Апчхи! Так-так... болею.
Значит,
нарушил я круговорот
и механизм любвеотдачи...
Ищу.
 С чего бы это...
Вот!

Люблю родных и ежечасно
готов любить весь белый свет!
Ещё люблю я сыр колбасный,
да денег нет.
И счастья нет.

С такой фортуной спорь - не спорь,
решать не мне, я знаю точно:
как в детстве нападает корь,

так и она, - когда захочет.
А ты?
К примеру, прошлой ночью:
лишь ты ко мне, как всюду хворь!

2

Лишь ты ко мне, как всюду хворь,
я цепенею от испуга.
Раскрой меня и опозорь
на пике моего недуга.

Прими участие во мне,
исполни соло на суставах,
проникни внутрь меня извне
желаньем подвигов кровавых.

Романтик старый из Ламанчи,
я Дульсинею разыскал,
и вот любви своей не прячу,

хотя Сервантес начертал
историям таким финал...
Ё! - не моё...
а всё я клянчу!

3

Ё! - не моё! А всё я клянчу,
на жалость женскую давлю
и обижаюсь, будто мальчик,
не получивший миндалю.

Кряхтит шарманка повторений,
и мальчуган уже привык
в капризах утончать свой гений...
Но просит за него старик:

«Небесный ангел мой! Зашторь
окно в миры чужих соблазнов!
Молитвой душу откупорь,

чтоб ахнул я умом за разум,
но не спеши ко мне с отказом,
небесный, - облачко пришпорь...»

4

Небесный, облачко пришпорь,
в душе засечкой отпечатай
одну из вожделенных зорь,
влепивших мне в лицо перчаткой.

Нить горизонта окаймит
приготовлений зримых сферу,
и страх, мой секундант-наймит,
отступит в тень, махнув:
«к барьеру!»

Заря,
стальному арсеналу
огонь эфирный предпочтя,
лучом отсветит по металлу...

Дуэль рисующий шутя,
я, как художник и дитя,
агонизирую помалу.

5

Агонизирую.
Помалу
схожу на нет в степную пыль.
Из тех, кто ждёт меня, пожалуй,
быльём остался лишь ковыль,

мой саван снежный, мой пушистый...
по дуновенью ветерка -
метель июня в поле чистом
гуляет, пьяная слегка.

Упал бы,
да не упаду,
хотел бы,
но уже не стану.
Куда же я теперь иду?

Желая истины, - к обману?
Иль с папироскою к стакану
бреду по краешку в бреду?..

6

Бреду по краешку в бреду
бесед ночных и возлияний.
Как прежде, я готов к труду
и обороне от влияний.

Горнит в желудке пионер,
в груди - ячейка комсомольцев.
Есть у меня...
положим - "ер",
управа и облом для Штольцев.

Стучи, вражина, по забралу,
кто кулаком, кто сапогом, -
не сдамся!
я боец бывалый

и сам умею быть врагом!
...Увы, прикинься хоть шнурком,
а следом - тлеет по сандалу.

7

А следом тлеет.
По сандалу
я различаю тягу ввысь,
но по ментолу и менталу
заметно -
чтой-то вознеслись.

Часть жизни даром истлевает,
покуда различать сквозь дым
чутьё природу начинает,
склоняясь к образам простым.

Иные тянут срок в чаду,
и мнят: на них свалилась пруха!
За простачка и я сойду,

но тлен так нестерпим для нюха...
А ну как с запашочком тухлым
рай для тебя в моём аду?

8

Рай для тебя в моём аду
был? не был? у костра однажды,
откуда я тебя краду,
но в прошлом так и нет пропажи.

Ах, память... что ж ты налегке,
мой никудышний расстаратель?!
Крупицы золота в песке,
но вновь - не на твоей лопате.

Я ничего не выбираю,
смени ещё хоть сто лопат.
Сижу вот, дырки протираю...

«Расслабься...» - бесы мне твердят.
А я себе: «Не вздумай, брат!
Дыши и смейся, воспаряя!»

9

Дыши и смейся!
Воспаряя
над свистопляской слов и дел,
на всякий лад: и втихаря я,
и вслух изрядно попотел.

Казалось, нет просвета в доле,
но, будто зная день и час,
когда я выл от странной боли,
ты приходила всякий раз.

«Я здесь,» - неслось со всех сторон,
шли телеграммы точно к сроку,
и становился почтальон

с письмом в руке почти пророком.
И я подумал ненароком...
апчхи!.. ох, как я заражён!

10

Апчхи!.. Ох, как я заражён.
Холостяку везде прохладно,
повсюду одиночка он,
и в одиночке - сам.
И ладно.

Ещё один прикол - таран,
и это действует на женщин.
Но я не молод и не пьян,
и разумение без трещин,

и даже в рифмах не сгораю,
хотя и греет ясный слог...
Жизнь продолжается.
Вторая

и, хорошо бы, не подлог,
чтоб не вопил я за порог:
«Как больно мне, когда теряю!»

11

Как больно мне, когда теряю
невозвратимое в себе!
Дверь на звонки не отворяю
и уж срываюсь по резьбе...

Недолговечная машина:
да, человек!
век челом - нет.
Не дрогни веком - ты мужчина,
и вечностью, хотя и сед.

Да, я не друг тебе, Платон,
коль вижу истины пустыми,
и тем вполне опустошён.

Но сколько утопает в гриме
не мальчиков -
"мужья" их имя!
О, сколько "безупречных" жён!

12

О, сколько безупречных жён
в проток меж пальцев проскочили,
пока, по шею погружён,
соображал я "или-или".

И занырнул я было в роль
супруга...
первых репетиций
хватило поперёк и вдоль.
Пришлось и ей - меня хватиться.

Ошибка то или закон,
я (вот петух накукарекал!)
в себя лишь был тогда влюблён,

как дед-пенсионер в аптеку.
Знать, не полюбишь, -
век за веком
в тебе растают, словно сон.

13

В тебе растают, словно сон,
улыбок утренние гимны.
Миг счастья для цветов рождён,
а для плодов он должен гибнуть.

Но -
 чу! -
заздравную поют!
Ужели сердце не отыщет,
где от печали есть приют,
хозяйка добрая и пища?

Удары гулко отмеряя,
звон гасит пение в хорах
и в алтаре вновь замирает:

чуть проморгнёшь,
и на глазах
вселенная слетает в прах...
А ты всегда очнёшься: зря Я.

14

А ты всегда очнёшься: ЗРЯ я
крапила тридцать шесть забав
и наполняла козырями
весёлый шулерский рукав.

Всегда проколет озаренье:
на всех -
кому же я кричу,
коль я сама до игр с тенью
с ней сговорилась на ничью?

Ничья! - и никаких заначек
на чёрный день Открытых Карт...
Есть неизбежность грусти, зайчик:

тоскует о толпе шикар,
скучают блюзы без гитар...
А-а-апчхи!
Так-так.
Болеем, значит.


15

АКРОМАГИСТРАЛ

Апчхи! Так-так... болею, значит.
Лишь ты ко мне, как всюду хворь.
Ё...- не моё! А всё я клянчу:
«Небесный, облачко пришпорь!»
Агонизирую помалу,
Бреду по краешку в бреду,
А следом - тлеет по сандалу
Рай для тебя в моём аду.
Дыши и смейся, воспаряя...
Апчхи! ох, как я заражён!
Как больно мне, когда теряю!
О, сколько безупречных жён
В тебе растают, словно сон,
А ты всегда очнёшься: ЗРЯ Я...