Одиннадцать без одного - прозаическая версия

Чуть-чуть поднапрячь память… Тот текст бесследно исчез.
По возрастающей:

1. Комета
2. А.М.
3. Зверек
4. Курск
5. Сказка
6. Риц
7. Бал
8. Звук
9. Илия
10. Парис
11. Тибет

Только так. Без особой шифровки. Как на духу.


К о м е т а.

Стремительная, летящая, дышащая амбициями…Обещающая всему миру лимузины и ящики шампанского. Бесчисленное количество. Тогда он безбожно напился – он сознания собственной силы. Исключительности. Таланта и неограниченных возможностей, данных свыше ему – Человеку. Он был горяч, молод и счастлив. Я – при Георгине, но – одинока до неприличия.
- Как тебя зовут?

Я: А разве имя играет роль?
Он: Играет, ведь это же Твое имя.

Коронная фраза, срабатывала со всеми. Кроме меня. Я вообще не люблю имен.
Да и не было у нас ничего окромя безумных поцелуев в прихожей перед его отъездом на вокзал. Помнит ли он? Едва ли. Да и мне запомнился он потому лишь, что в тот период все было незабываемым –Я Готовилась Полюбить. Осознанно и подсознательно. И тот поцелуй был топливом – должно же что-то жечь изнутри – стыдом перед новой любовью. Непривычно жить без чувства вины, разбавленного сладким чувством победы.. В песне было сказано все-таки очень точно. И еще – Саша Васильев:

Помилуй, Господи, того, кто не пропел тебе хвалу
Помилуй, Господи, того, кто выпил чай и съел халву
Помилуй, Господи, того, кто изменил своей жене
Помилуй, Господи, того, кто пишет слово на стене

Помилуй, Господи, того, кто дремлет на своем посту
Помилуй, Господи, того, кто расплескал здесь кислоту
Помилуй, Господи, того, кто дал моей траве огня
Помилуй, Господи, меня, помилуй, Господи, меня…



А. М.

А.М. недавно вышел из тюрьмы. Его взгляд каждый ощущал на себе холодным голубым клинком. Я – ощутила клинком оценивающим.
Моя жизнь тогда не поддается описанию. Я была пьяна и в отчаянии – стандартное состояние сотни дней. И – не было выхода. Сколько лет пройдет – все о том же…
А.М. меня отвлекал. Недолго, впрочем, - пока я подпускала его к себе. Он все-таки был сказочно, беспросветно добр… И ведь ничего у него тогда не было. Он учился заново узнавать и понимать этот мир.
Видимо, его жизнь до была странной. Когда в момент нашей отчаянной близости, не доходящей, впрочем, до непосредственного (не люблю этого слова, но сейчас затрудняюсь сказать иначе) совокупления, и я покрывала поцелуями его спину, грудь, живот, ощущая странную меланхолию и апатию, устав уже, бесконечно устав от отчаяния, что другой, неизмеримо желанной и зовущей плоти жаждут – и не получат – мои сухие, потрескавшиеся губы, А.М. сказал, что ни одна женщина не ещё не дарила ему подобных ласк… А ведь он - красивый мужчина…
Мы смотрели салют в честь дня победы на берегу озера, поглощающего разноцветные фейверковые капли.
Георгин, любовь моя единственная, проклинаемый, ненавидимый, родной мой…
Я в первый раз испытала, как это, когда любимый тобой до последней клеточки тонет в волосах другой, задыхаясь от болезненного наслаждения мести и безысходности… А.М. держал меня на руках, я смеялась и целовала его…
А через пару дней он сказал – как по дурацкому сценарию:
- Я же все понимаю. Ты ведь его любишь… Его, а не меня…

И ушел. Я хотела этого.
И по сей день мы с ним хорошие друзья.



Продолжение следует…