Мое Имя
Мое имя – Папюс. Фамилия – Фрай. Я долго не понимал, почему надо мной смеются мои сверстники. Но потом, когда подрос, выяснил, что ни имя, ни фамилия не подходят к тому месту, в котором я жил. А жил я в России.
Когда я начал расспрашивать своего отца про историю нашей семьи, он отвечал довольно-таки скупо и нехотя.
Из того, что я сумел разузнать, сложилась более-менее ясная картина.
Женившись, мой отец прогневал деда, за что и был изгнан из семьи. Правила, видать, да традиции никого не жалели. Мать ушла с моим рождением. Я даже имени ее не знаю.
После всех этих злоключений я и отец уехали в Германию, где мой папочка сменил и имя и фамилию. Николас Фрай. Ничего экстравагантней я не слышал. Нет. Слышал. Когда меня зовут по имени.
В стране консерваторов и скупердяев, как называл их отец, он выдержал недолго и снова вернулся в Россию.
Итак, я обрел сознательность и пустился в жизненные передряги.
В школе я выделялся только именем, но так, как всегда оставался мрачным и серым, одноклассники быстро оставили меня в покое, ввиду отсутствия обратной реакции. С девушками мне катастрофически не повезло. Влюбился в дочь учительницы. Признаться я так и не смог. Но это был хороший опыт. Потому, как не отвлекался на посторонние предметы и не представлял себе, что такое сердечные проблемы и почему из-за них стоит переживать.
Все, чем ограничивалась моя самодеятельность – это запретные вылазки в лес с двумя лучшими друзьями и мои «строчки в рифму», как я их называл. Стихи всегда были на отстраненные темы. Всегда двусмысленные. Всегда про жизнь и про смерть.
Так как отец не сильно уделял своего внимания к моему воспитанию, им занялись мои друзья. Мы много мечтали. Рассказывали страшилки, потом боялись расходиться по домам, из-за чего я частенько опаздывал домой к назначенному времени, стоя у двери подъезда и боясь вступит в его темноту.
Я всегда считал, что все, чего мы боимся, начинает существовать, беря истоки из наших страхов. Но нашелся способ преодолеть и это. Я искал смешные стороны проблем и просто высмеивал всю ситуацию. Смех помогал всегда… когда я про него вспоминал.
Помню случай, когда получил не первую свою двойку по русскому языку. Когда сию злополучную новость мне сообщила моя учительница, которая всегда была не прочь поострить на тему оценок, меня разобрал смех. Я смеялся, словно безумный. Тогда, я помню, меня в первый раз вызвали… нет, не к директору, а к школьному психиатру. Думали, что у меня нервное расстройство. Но на все вопросы я отвечал честно. Когда меня успокоили и спросили, почему я хохотал, я ответил, что, думал: наверное весело будет, если я не расстроюсь, а, наоборот, рассмеюсь. Действительно, было весело. Хотя такое объяснение не удовлетворило педагогов с высшим образованием. С тех пор мне пришлось ходить на факультатив по психологии. С тех пор я полюбил психологию, за ее неоднозначность и загадочность. Тогда я в первый раз встретился с непониманием моего неадекватного поведения.
Затем один из моих друзей умер. Нелепо. Он сорвался с дерева, на которое мы залезли, в очередной раз убежав с уроков в лес. Падая, он зацепился шеей за обломок сучка и порвал горло.
В тот день мы были вдвоем. Я впал в шок при виде тела, и бьющей из горла реки крови. Друг молчал, только хрипло булькало в горле. Наверное, он потерял сознание. Прошла минута. Самая длинная минута, которую я только помню. Я побежал в город. Остановился. Вернулся обратно. Какие только мысли не блуждали в голове. Вынести его, побежать в город (я вернулся, до города – пол часа пешком),помню, самая нелепая – добить.
Но через минуту его тело обмякло, расслабилось. Черты лица разгладились, стали спокойными. Казалось, весь мир замер, но только кровь капала с его куртки, напоминая о ходе времени.
Я помню, как дошел до города, до школы. Как вошел в класс (уроки еще не закончились), бледный, трясущийся. И еле разжимая сведенные челюсти, сказал о смерти. Никто не поверил. Учительница вывела меня в коридор и начала причитать, мол, что я несу полный вздор, что она позвонит моему отцу и расскажет о прогулах. Тогда я не выдержал. Я крикнул прямо ей в лицо: «Он погиб!!! Там, в лесу!.... Кровь… из горла!..» И я первый раз за время нашей беседы посмотрел ей в глаза. Она отшатнулась от меня, как от зачумленного. Сказала, чтоб я никуда не уходил и побежала в учительскую. Через пять минут она вывела меня на улицу, подъехала «скорая». И мы направились к лесу….
Дальше все было обычно. Его родители звонили моему отцу, кричали, что я убил их сына. В школе со мной перестали общаться полностью и бесповоротно.
Короче, меня перевели в школу-интернат в другом городе. Таким образом, я избавился и от последней власти – власти отца. Он только высылал мне деньги на карманные расходы, да иногда привозил одежду. Последний друг из нашего трио перестал со мной общаться. Да я и сам замкнулся в себе, потрясенный тем, что пережил. Глубокая депрессия полностью сковала меня. Мне стали безразличны новые ребята, с которыми мне предстояло учиться. Мне не нужны были знания, которые давались в школе. Короче говоря, я был в полном ауте.
Эти два городка-деревни находились довольно-таки близко, потому окружающие знали причину моего поведения и не упускали случай напомнить мне об этом своем знании.
- Эй, придурок, говорят, ты парня завалил, - дальше слышан гомерический хохот. Иду вперед, уже наслышался такого. Ощущаю, что моя спина с каждым мгновением становится все шире и шире….
- Придурок, я к тебе обращаюсь! – толчок в спину. Наглый какой! Поворачиваюсь. Вижу парнишку, ну, наверное, на класс побольше, хотя, кто знает?
- Что надо? – говорю резко, с металлом в голосе. Обычно, такое сразу остужает.
Но этот, похоже только развеселился. Стоп! Я же слышал хохот… не одного человека.
- Че надо, че надо, - передразнил он. – а вот что! – с этими словами из-за угла дома выходят еще трое.
Четыре – число смерти в Китае.
Удар. Не понял. Меня бьют что ли? Еще удар. Упал. Запинывают. Блин, дела…. Пытаюсь встать. Удар в пах…. Ух, е-е-е-е!!! Нет пора че-нить делать. Бью. Удар кажется каким-то слабым, медленным, немощным. Но (о, чудо!) один из них уже умывается своей кровью! Блин, клево. Удар (но только по мне, боли не чувствую). Тело двигается автоматически. Главное, не замирать, вертеться. Но не успел я достать еще одного, как меня опять сбили с ног. И заехали в висок. Отрубился
Очнулся. Лежу на земле, а всем, как-будто пофиг. Ну-ну, пьяный лежит, в крови, ребенок. Пошло это общество со своей сраной помощью!!!
Тело ломит. Уроды смылись, наверное, испугались. Дети.
Иду в лес. Таким красивым в интернат не пустят.
А в лесу благодать. Спокойствие. Вечность деревьев, что познали счастье в безмолвном и неколебимом спокойствии.
Пробираюсь к роднику. Смотрюсь в отражение - ….. Вот и все, что я подумал. Нет, не синяки меня удивили, не раздувшееся лицо, не сочившаяся из моих разбитых губ кровь, но печальная усмешка некоего лица в отражении рядом с моим.
Оборачиваюсь – сидит на камушке дядя лет так двадцати – двадцати пяти. Но вместо печали, на лице – ухмылка, хотя и несколько озорная, взрослые так не улыбаются.
- Ну, чего смотришь, отражения никогда не видел? – голос как голос, не описать даже.
- Нет… то есть не совсем… я хотел сказать….
- Знаю, что хотел. Этого достаточно. Не стану врать тебе, что давно сидел тут, или бесшумно подобрался. Да. Я появился. Из неоткуда. Славное местечко.
- Кто вы?
- Слушай, давай на ты, согласен? Я – Макс Фрай. Можно просто Макс. Мне же не больше лет, чем тебе.
- Это как?
- Да ты, я смотрю, неразговорчивый, но вопросы любишь. Последнее, впрочем, хорошо. Видишь ли я здесь потому, что ты сегодня чуть не умер.
- Вы – ангел хранитель?
- Брось молоть чепуху. Ты ведь не веришь в Бога. Я знаю. Я много знаю. Но еще больше – нет. Прости, люблю поболтать.
Не разговаривай с незнакомыми людьми: уведут тебя, заблудишься
- Хорошо. Опусти то, что вы… ты появился из неоткуда….
- Нет. Этого нельзя не учитывать. Так вот, слушай. – он устроился поудобней, за его спиной расцвел закат последней, яростной кровью, цепляясь за горизонт. – Во-первых, твой друг умер из-за тебя. Не кипятись! Папюс, ты же знаешь происхождение своего имени. Оно так же нелепо, как и твоя жизнь. Что в ней случилось необыкновенного? Смерть и почти смерть? И все? Ты с детства мечтаешь о чудесах и подвигах. О других мирах и приключениях. Но ты засиделся, Папюс. Жизнь решила пошевелить тебя, встряхнуть от бледной лени. Тогда и сегодня. Но ты прочно цепляешься за обыденность. За нормальность.
- Откуда вы…
- Знаю? Папюс, я – это ты. Ты – это я. Когда уходишь,
утопаешь в чудесах – это опасно, опаснее, чем жить просто так, как нормальные люди. Но это интереснее. Удача всегда на твоей стороне. Я – только абстракция. То, к чему ты придешь. Но ты еще не родился.
- Как так, мой день рождения…-
- Свой день рождения ты принимал как обычный день, и радовался только подаркам, которые напоминали тебе про этот день. Так вот. Ты – написан, Папюс. Ты придуман. Ты призван автором. Ты им оживлен. Ты – персонаж.
- Не понимаю, я же живой человек!
- Настолько же, насколько и непроизнесенное слово. Но слушай, не перебивай. Я понимаю тебя. Когда-то и я выслушивал подобные бредни и не верил своим органам чувств. Тебя произнесли. Только что. Посмотри в себя, я помогу тебе. Видишь?
Кто-то в красном печатает зеленым по черному. Моя жизнь. Он творит. Он призывает.
- Понял. Это автор. Он дает тебе всемогущество. Он – это ты. Ты- это он. Вам пора слиться. Стать живым словом. Фантазией.
- Он похож на меня. Только старше. И ты ….
- Я тоже. Еще старше. Для каждого человека есть свой Макс, Папюс и другие. От имени мало что зависит. Но… ты хотел чудес? Он вложил в твои руки всемогущество: любое качество, которое ты хочешь будет с тобой, я говорю от его лица. Но жизнь – игра, а какая игра без правил? Только одно качество, придуманное тобой, может быть с тобой одновременно. Хотя есть и свои хитрости.
Не иди сегодня домой. Ты почувствуешь, когда он уснет. Тогда просто окунись головой в родник, и ты проснешься автором. Писатель проснется тобою. Вы будете взаимно придуманы. Пусть он в тебе создает качества и правила игры…. Пусть ты в нем пустишься в приключения, вырвешься из обыденности. Таковы правила. Автору трудно вырваться. Он призвал тебя. Он создал тебя. Он, впрочем выдумал и себя. И, ясень пень, ты еще не все понял. Но позволь чуду свершиться с тобой.
Ты можешь отказаться. Но чудеса не стучатся в дверь дважды. Они, очаровашки, - существа капризные.
Ты согласен?
- Да! – я ждал этого вопроса. Я всю жизнь ждал его. ВЫРВАТЬСЯ. Кто еще мог об этом мечтать? Странные вещи говорит этот человек (человек). Но он предлагает изменить жизнь. И (о да!) я хочу этого. – Да!- я почти кричу.
Человек кивнул и исчез. Просто стал прозрачным – и нет его. Похоже, он ничего другого и не ожидал.
Сел на камень, где был Макс. Стал ждать. Опустились сумерки. Через пол часа закроют интернат и меня кинуться искать. Но то, что я видел. А, может, это последствия удара. Смотрюсь в воду. Но там нет отражения. Началось растворение. Пошло соединение? Жду темноты. Сомнения…. Но это шанс, моя зеленая дверь в белой стене. Темнота. Жду. Тут чувствую, что что-то отпустило, чувствую свободу, всемогущество
Хочу способность слиться с автором!
И окунаюсь в родник. Вода холодная. Ничего не происходит. Простираю глаза. Лежу на кровати. Две жизни – теперь одна. Демиург и путник. Я. Фрай. Папюс. Автор. Я.
Глава 2.
Это была не первая моя передряга. Но это было не просто приключение, это было Приключение.
Когда я проснулся, то почувствовал, что одновременно со мной просыпается еще кто-то. Это был он, автор. Но, похоже, он сам не знал, что творит. Его сознание возвращалось в тело, сливалось с моим, но страх демиурга был велик, как и его нетерпение в ожидании чуда. Он неосторожно опутал меня своими мыслями и выкинул, утопил и разорвал. Это было, словно вам не хватает воздуха, однако поток ветра пронизывает вас насквозь в прямом смысле слова. Потом мое сознание потухло в очередной раз за последнее время.
Во сне человек способен на все.
Когда я очнулся, мое тело не болело, как в прошлый раз. Но одет я был именно в ту одежду, в которой стоял у родника. Стояла ночь. Неужели все вернулось? Из-за страха автора перед чудом? Но ведь автор сам по себе творит чудо, создавая.
- Правильно, но никто не знает, что творит чудо. Верно и обратное: когда мы творим чудеса, то для нас – это обычное дело. Мы этого не замечаем. – Я оцепенел от голоса, который опять раздался у меня за спиной.
- Макс!!! Как я рад!
- Да ладно, меня не было всего лишь вечность-две.-
Я осмотрелся. Место было знакомо… но не мне - Демиургу. Мост. Под ним, метров пять вниз – мелкая, но быстрая речка. Рядом с мостом поляна, за ней виден город, по мосту проходит дорога, по другую его сторону – лес, лес… только лес.
- Где я? Почему автор не пустил меня?
- Понимаешь, ты бы тоже не пустил никого в свою душу, если б тебе не дали справку с дюжиной печатей, что после этого с тобой ничего не случится. По крайней мере, плохого.
- А оно случится?
- Оно уже случилось. С тобой. Ты ушел из своего мира. Тебя не пустили в другой. А ты догадался, где ты? Ты не успел задуматься над тем, почему тебе это все знакомо?
- Макс, если ты не заметил, то я здесь только пять минут! – какое-то раздражение взяло меня. Он стоит тут и думает, что все знает, но ничего почему-то не говорит!
- Эй, аккуратней на поворотах! – кричит Макс (видно он и мысли читать умеет) и неожиданно оказывается рядом со мной. Через миг я неожиданно оказываюсь за перилами, парящим орлом, хотя, нет… мертвым булыжником падая в воду.
Не хочу я в воду! Запоздалая мысль, но (о чудо) я опять на мосту. Только Макса нет.
- Это кто тебе сказал, что нет? – голос слышится снизу. Смотрю, мой новый знакомый выбирается из воды и взбирается на мост. – Славно же ты мне изъявляешь благодарность за новую жизнь! – Лицо его ничуть не мрачнее прежнего. Ему, похоже, все это даже в кайф.
- Но я не думал даже…. Ой!….
- Ага, дошло?! Твои мысли имеют поразительную силу. Ты захотел – и получил. Только не обольщайся. Это здесь ты всемогущ, там твои силы уменьшатся. Да и не советую я тебе пока ими пользоваться. Нельзя тратить чудеса на пустяки. Иначе они теряют ценность, обижаются и уходят. А ты, лысый, толстый и мрачный просыпаешься в своей хрущевке, обозреваешь привычный и скучный мир, своим мутным взором, а потом умираешь. Что за жизнь?
- Так где я?
- Ты во сне. Но не в своем. Авторском. И пока он не проснулся тебе надо выбраться отсюдова.
- Но как?
- Подумай…. – и с этими словами он опять исчезает.
Так, если я ни в одном из двух миров, которые знаю, то значит я где-то еще! Поздравляю, Папюс, очень остроумно! Стоп! Что делал автор, когда пришел я? Спал! А во сне человек всемогущ. Если нет страха. Если не соврал Макс….
Между мной и демиургом есть связь. Мы оба – властелины этого сна. Значит, он подчиняется нам.
- Хочу, чтоб автор явился мне! – ноль реакции.
Почему? Демиург, демиург…. Стоп! Демиург – создает, это я – Путник,
- Хочу оказаться с автором!- вот это умно. Только я в этой сказке могу шевелиться. Я для этого и был написан. Я не могу приказывать автору. Мир потускнел. Последним в темноту ушли фонари на мосту.
А потом сон взорвался мириадами цветов, ослепляя меня. Только спустя пять минут мои глаза привыкли видеть в полумраке. Казалось, что не я перенесся чер-те-знает-куда, но сама планета провернулась под моими ногами.
Я оказался перед стеной, на которой висело огромное зеркало…. Стоп, не зеркало! Зеркала обычно не начинают тускнеть и исчезать.
Тут до меня дошло, что происходит:
- Это я, Папюс. Не просыпайся! Ни в коем случае! – Автор с интересом смотрит на меня и постепенно материализуется обратно. Странный он какой-то. Конечно, похож на меня, но только глаза все время меняют цвет.
- А ты вовремя меня остановил. Я уж думал, опять эти пришли.
- Кто это эти?
- Да есть тут некоторые…. Кошмары, короче. Ты ведь уже понял, что попал в мой сон. Я все время осознаю, что во сне. Но только знание это ничего мне не дает. Я не имею власти в своих снах.
- Подожди. Как это. Ведь ты – автор.
- Ну и что. А ты – всего лишь персонаж.
- Но я-то смог тебя найти….
- Это ничего не значит. Да, сон мой. Я его правитель. Но пока ты не пришел, я не мог управлять им. А это значит, что наше слияние началось. Если ты уже воспользовался моими способностями, а я – твоими. Ведь делать что-то – это по моей части, а решаться -по твоей.
- Но почему ты боишься чуда. Почему ты загнал меня в сон?
- Я не знаю, кто останется. Ведь, когда два сознания объединятся, родится третье. Двое умрут. А я люблю жизнь.
- Так что ж теперь делать? Я погибну, если ты проснешься.
- Я могу перестать писать книгу, ты не заметишь ничего, просто заморозишься.
- Автор, ты не прав. Папюс уже не персонаж с тех пор, как ты написал его имя. Он – фримэн, он свободен. – в третий раз голос раздался за моей спиной.
- Макс? Так все-таки и ты здесь!- границам изумления автора не было предела.
- Ну а ты как думал! Что кто-то решил пройти моим путем, а я и не прослежу за этим?
- ТИХО ВСЕ!!! – от обиды я закричал. – хватит светских бесед! Вы, умники, говорите, что мне делать, чтоб свалить отсюда! Что ты там говорил, Макс?
- Какой-то он нервный, - гость, как будто даже обрадовался от вспышки моего гнева. – но он прав, я отвлекся. Демиург, я – тоже твое создание, но ты сразу наделил меня и прошлым, и чудесами, и знанием, так, что мы пришли в тупик, кто кого придумал. Но ты не можешь перестать писать книгу. Папюс принял ответственность за свою жизнь в полной мере. Ты свалил на него этот страх. Теперь он – вне книги, но до сих пор связана с ней. Ты убьешь его. Ты должен дать Папюсу проснуться первым, вместо тебя. Это твой сон. Тебе не страшно быть в нем. Ты уже можешь управлять им. Папюс, проснись! –
От этого бреда мне стало смешно:
- Это для вас все – сон, для меня – реальность, просто другое место. Как мне проснуться от мира?
- Резонный вопрос – на этот раз с умным видом выступил автор – Вся жизнь – это сон, когда мы просыпаемся, то попадаем туда, где исполняются все наши желания. Это зависит от того, что ты хочешь. Но никто не знает точно, чего он хочет. И потому проснуться – страшно. Страшно умереть.
- Бред какой-то –
- Неужели? – ехидно спросил Макс, мановением руки создавая в темной комнате окно с видом на закат и море, мягкое кресло, и вообще, кардинально меняя обстановку. – Ты сам подумай, Папюс. Что ты сделал совсем недавно? Ты – проснулся. Ты сам утопал из одного мира в другой. А теперь не веришь лаконичным объяснениям и самому факту такого чуда. Вот это – бред. Когда-нибудь тебе придется вернуться в свой родной мир, чтобы подстроить свою смерть. Только когда все поверят в твое отсутствие, ты станешь свободным вполне. А сейчас просыпайся.
- Я попробую. – с этими словами я сжимаю ладонь в кулак, раскрываю его – в руке – мел. Рисую мелом на стене дверь с надписью “EXIT” , открываю ее (пытаюсь не удивляться - не получается) и … просыпаюсь.
Сет был отцом Тота. Тот был мужем матери Сета. Сет был сыном Тота.
Эх, Макс. Ты ведь прекрасно знал, что я задумал….. Я изменю ход книги.
Включаю компьютер в комнатушке автора. Ищу файл. Его память подсказывает мне адрес: «Мое имя». Открываю.
Черт! Он еще и пароль поставил. Боялся чего-то. Так… думай, Папюс, думай…. Что говорит память автора?... Молчит, как гроб. Странно. Книга сама боится перемен. Да-а, мир застоялся. Даже чудеса боятся изменений.
Фрай! Ну конечно же. Я – его плод, как и Макс. И оба – Фрай.
Подходит!
Сейчас мы изменим тут все. Не будет никаких смертей. Я всего лишь сделаю одного – сном другого. Никто пусть и не знает, где реальность. Я стану автором демиурга. Он станет автором меня. А история одна. Похоже книга сама пишется, просто используя нас.
Никто и никогда не узнает, что в этой истории написано Папюсом, а что мною.
Никто и никогда не узнает, кто перед ним – Папюс или я.
Никто и никогда. Потому, что Папюс – я.
Свидетельство о публикации №105121402349