Четырнадцатилетней Клеопатре

Лене Повесьме

Любви принимала яд
Жрица её – Клеопатра.
А ты засыпаешь над
Изрезанной циркулем партой,
Где равенства знак и плюс
Два имени в цепь замкнут.
Смешным метельшить боюсь
В гляделках красивых зануд.

С телеторца кинескопа
Лукавило мужество Штирлица.
Мы ж сохли по женщине скопом
Вульгарно и зримо в четырнадцать.
Кто тело женщины баловал,
Тому, как гроши, сопутствуют
Не страсти двенадцати балов,
А тёпленькие распутства.

Девочки краше роз.
Целуйте кобыл Пржевальского,
Любовь обернув в невроз
Совместного проживания!
В прозрачном шарике молнийном
Не женщины – девочки лик.
Греховное будет замолено,
На светлое нет улик.

Не Кубу дядюшка Сэм –
Есть почесть молвы: допился –
Тебя восторженный съем
От будничности до писем.
Русалочье детство трясни,
Моя пионерка, опомнись:
Мыслящий гордый тростник,
Немыслимо женский гипофиз.

Зреют груди-вулканчики –
Кожа до хруста туга,
Их лёгкие сладко укачивают,
Как верующих орган.
Коленные чашечки выпуклы,
Как панцири черепашьи.
Курносая – выпал клин
Из стаи, в югах пропавшей.

Умеешь спесиво шагать
В сердца – невесомо твоё.
Лучше садись в шпагат,
Чем в платный комфорт «тойот».
Полярна воинственность групп
Твоей и моей крови.
Открытость мерцающих губ,
Как плотно ты их не криви.

Но мой деспотичен трёп –
Будь жару его неподсудной.
Вокруг судьбоносных троп,
Как в теле твоём сосудов.
Слова же стеклянней бус.
Даже с кавказским носом
Счастливо лысеть боюсь
Жёниным рогоносцем.

Понятия рыцарства сморщены:
Доказывать, что не верблюд.
Когда дефицитит с моющими –
Тебя неотмыто люблю.

1990 г.
г. Ворошиловград