Патруль жизни
Евгений Аверьянов
ПАТРУЛЬ ЖИЗНИ
КНИГА СТИХОТВОРЕНИЙ
ТЕКСТЫ ПЕСЕН
Москва
Московская городская организация
Союза писателей России
2005
ISBN
1 раздел
Лирика
Сюжет.
Последней повести сюжет
Ещё, наверно, не прочитан,
На протяженьи многих лет
Он просто мною не написан.
Наш непредвиденный роман,
Как неудавшееся лето.
Как сладко-горестный обман
Той черно-белой киноленты.
И снова дождиком в окно
Текут мои воспоминанья.
Нам возвращаться не дано,
К годам наивного признанья.
В слащавом дыме сигарет
Растаял образ твой любимый.
Назад уже дороги нет,
И жизнь, увы, проходит мимо.
Ты не кляни мою судьбу,
Хочу пройти дорогой ровно,
И не кивай на ворожбу:
Ведь в этом мире всё условно.
Из глубины душевных шахт,
Душа очистится и выйдет.
Сойдусь с судьбой на брудершафт.
Жаль, что бокал мой раньше выпит.
Болото
Не убежать нам никуда:
Мрачит волшебное похмелье.
Болото издали - вода,
А приглядеться - это зелье.
Коварный ведьминский замес
Хранит великое молчанье.
И бережет холодный лес
Глухими черными ночами.
По кочкам, топью, по траве
Я шел, не раз минуя лихо,
Пружинясь и наготове,
Искал неведомый мне выход.
Не раз распахивала топь
Свои холодные глубины,
Я шел, я плыл, я лез по грудь
Через болотистую тину.
И выбирался чуть дыша,
Причалив к берегу, как льдина…
И знала глупая душа,
Что на земле - моя кончина.
Ночь перед охотой.
Гуси с криком пролетают,
На кормежку, на зеленку.
Облака под вечер тают,
Затеняя грани тонко.
Всё укроет тихий вечер.
Угли греют, вечер студит.
Налетая шалый ветер
В мыслях разное разбудит.
Эта ночь перед охотой!
Разговоры, разговоры,
Еле слышное болото,
Ястребок, летящий к бору.
Дым, упрямо бьющий в ноздри,
Чья-то новая винтовка,
И лисы шальные козни
Из охотничьей листовки.
А пропахшая одежда,
Будет завтра ожиданьем,
Как великая надежда
Перед вечным оправданьем.
Начало зимы.
Замираю на пороге,
Вытираю звучно нос.
Скоро выправит дороги
Трудоголистый мороз.
Заискрится по деревням
И скует в проселках грязь.
И позолотит деревья
Будто царствующий князь.
По морозу дым высоко
Поднимается с утра.
Хоть хозяевам нет прока,
Только рада детвора.
Охота в Петраково.
Утиные стаи, гусиные стаи,
Стреляю и млею, стреляю и таю.
И кровью заляпана старая лодка,
От крови тошнит и от выпитой водки.
За редкой ольхою, под выкрики мата,
Опять вдруг забилась строка автомата.
Какие билеты, какие путевки!
Здесь только убийцы счастливые волки.
Умело, налажен убийственный рынок,
Патроны везут – я и гильзы не вынул.
И снова звенит канонада над поймой,
И кто-то в азарте меняет обойму.
Кровавой недели короткие сроки,
Хорошей охоты чудесные строки.
Остались патроны, картечь, да и порох.
И мы расстаемся до осени скорой.
Предгрозье.
А первые грозы ещё не гремели,
И первой росой не умылась трава.
Наверное, что-то мы вновь проглядели,
Что дорого нам, превратили в слова.
В пустые слова обратили все чувства,
И сам не пойму, где любовь, где слова.
Вот только весну я предчувствую чутко,
И то потому, что болит голова.
И сердце болит, но всё реже и реже,
В словесном болоте погаснул огонь.
Зато мне слова эти сердце не режут,
И не воскрешают забытую боль.
Как мило и просто давать обещанья,
И клясться навеки в любви неземной.
А пульс шестьдесят - это мера страданья,
А пуль шестьдесят - это вечный покой.
А хочется жить и молиться, и верить,
И хочется падать, но снова вставать.
И жизнь как не очень большую потерю
С любовью и болью опять принимать.
Сестричка.
Пальто короткое, весёлые косички…
Я вас запомню и, наверно, навсегда -
Ту медицинскую красавицу сестричку:
Красивей я ещё не видел никогда.
Когда уже почти забыл команду к бою,
И бабка - смерть ушла, отдав прощально честь.
Мы повстречались вдруг нечаянно с тобою.
И благодарен я, что у меня ты есть.
Ты очень туго перевязывала раны,
И говорила мне - пожалуйста, терпи.
И я терпел, и было очень странно
Мне не припасть к красивой девичьей груди.
А ты тогда мечтала о столичных вузах,
А ты хотела, помню, детским стать врачом.
Я для тебя не то, чтоб сильной был обузой,
Я, в общем, оказалось, не при чем.
У нас врачуют раны, а не душу,
И я не знал, что умерла душа.
А ты сказала: -Так всем будет лучше!
Стремительно оделась и ушла.
Заносы.
А Москву занесло. Бесконечные пробки
И уже два часа ни туда, ни сюда.
Заметает поземка последние тропки
И не видно давно на снегу ни следа.
Пара верст по прямой показались, как вечность
Дворник бешено лупит морозную мглу.
И машин череда, бесконечная млечность,
И сквозь снег светофоры на каждом углу.
И пусть жарче, чем летом в просторной машине,
И пусть рубит в колонках любимый шансон.
Я поддал бы газку на шипованной шине,
Только нет ни просвета! Тащусь в унисон.
Проклинаю себя, проклинаю погоду,
Гидрометеоцентр, хоть он здесь не причем.
За блага городские мы платим свободой,
Не всегда понимая, за что и почем.
И в февральских морозах мне чудится лето.
Эх, пройти бы по травке сейчас босиком!
Но опять возвращаюсь в Московское гетто,
Оставляя мечты, как всегда, на потом.
Убежать из Москвы, вдоль Икеи и Гранда
Перепачкать бы руки картошкой в золе…
Знаешь, в городе этом мы все эмигранты,
Что тоскуют по дальней родимой земле.
***
Да, Апрель обещают дружный,
Наконец-то весна настанет,
Наконец перестанет вьюжить
И до сроков весь снег растает.
А потом по полям зеленкой,
И по яблоням краской белой
Нарисует художник тонко,
Набросает, пускай несмело.
И когда в хороводе танца
Поцелуешь меня без платы,
Я откину холодный панцирь,
Ледяные отброшу латы.
И, наверное, отогреюсь,
О зиме позабуду вьюжной.
И пусть платья, как флаги реют.
Это очень весною нужно.
В кафе.
А по проспекту, по столичному все больше – «иномарки»,
А я сижу в кафе на улице и пью свои сто грамм.
И разливается тепло, уютное и жаркое,
Я не спешу, пока в бокале есть рубиновый «Агдам».
Она, наверно, не придет, она навеки опоздает,
Хотя знакомое кафе, знакомый столик под зонтом.
Как много лет уже прошло! И только память навевает,
Что я хочу ещё вернуть, чтоб не раскаяться потом.
Знакомый запах шашлыка. И он, похоже, дозревает.
Носатый повар все колдует, щуря глаз: ему видней.
Так хорошо и страшно: этот сон когда-нибудь растает.
Жаль, очень мало мне досталось беззаботных этих дней.
Убогий нищий у стола уже меня не раздражает,
Пускай допьет мое вино, доест остатки шашлыка,
Потом посуду заберет и даже тайну пусть узнает:
Там на салфетке телефон той, что была со мной строга,
Той, что была еще вчера, одной единственной навеки,
Той, что, играла, не любя, на струнах трепетной души.
И пусть в отместку телефон её в руках бродяга треплет,
И если даже наберет, его рука не задрожит.
Он не позвонит: ведь она, увы, не в сфере интересов,
Её прикид из бутика его не будет волновать.
Он лишь бутылки соберет - дитя коварного прогресса,
Ведь он прагматик, и, как я, не будет он полжизни ждать.
Первые грачи.
А грачи прилетели по снежному небу,
Словно черным углем - по грунтовке холста.
Вы спросите меня, где я был, где я не был,
И куда подевались другие цвета.
Живописец не видит от графики толку,
Портретисту не нужен хороший пейзаж.
Нарезные патроны не суйте в двустволку:
Это просто никчемный пустой эпатаж.
А грачей не убьют. Пусть убьют они зиму.
Не убьют, не посмеют, откинув бердан.
Вот и день уже к лету становиться длинным,
Я не знаю, как ночь - день для жизни нам дан.
Вейте гнезда свои, наши черные птицы,
Ведь сокрыта любовь в ваших птичьих словах
К той земле, куда все мы должны возвратиться,
Холод чей уносили на черных крылах.
Душа
Душа ранимая моя,
Бываешь ты порой жестока.
Порою звонче соловья,
Поёшь о чем-то одиноко.
Порой с тобою не в ладу,
Порою просто ненавижу.
К тебе, как к ангелу иду,
Хоть никогда тебя не вижу.
Живут во мне любовь и боль.
И как последнее желанье
Мы не расстанемся с тобой -
Моя душа, моё страданье.
Весенняя песня.
Знаю, сладит весна с метелями,
Разольёт их водой неистово.
Я её ожидал неделями,
И боялся: ужель не выстою?
И в тепле я, как в стужу лютую,
Ощущал всю её холодную.
А она завывала лютнями,
И пугала меня голодная.
Волчьим следом манила, глупая,
Не мирясь со своей кончиною.
И по следу носился тупо я,
Чтоб сцепиться мне с тем волчиною.
След растаял с водою талою,
И собак уж травить бессмысленно.
Снова лодки вяжу устало я,
Чтобы с берега их не вынесло.
Ногу сводит сапог резиновый,
И одежду кляну промокшую,
И бегу провожая зиму, я,
А весна атакует мошками.
Не ругаю природу дикую,
Хоть пора аж до боли кислая…
Только время всё перетикает,
И омоет водою чистою.
***
Запрети мне, смотреть тебе вслед
И молчать в телефонную трубку.
Наш роман длится тысячу лет,
Но ещё не случился как будто.
Не зови, провожать до угла
Неотрывным, болезненным взглядом.
И сжигать себя снова дотла.
Не дразни, если можно, не надо.
Знаю, ты одинока теперь,
Хоть прошла круги дикого ада.
На засовы закрытую дверь,
Я прошу: не ломайте не надо.
А гитары моей перезвон
Зазвенит колокольцем прощанья.
Наша жизнь без любви - это сон,
Наяву нам важней обещанья.
Я всё так же гляжу тебе вслед,
И всё так же немножечко верю.
Только мысли приблизиться нет,
Чтоб не стала ты страшной потерей.
Муза.
А на моё усталое окно
Опять туман спустился ожиданья.
Пролито недопитое вино,
Как божий дар, божественной Лозаньи.
А за окном - огромная страна,
Задую свечи и открою шторы.
Ещё немного терпкого вина -
И я дождусь, возьму тебя измором.
О, жажда постоянных перемен!
Твоя награда не со мною рядом.
И наша жизнь - последующий тлен,
Но я живу: кому-то это надо.
И я дышу, наверное, назло,
Ругаю время, бога и пророков.
Бывало, временами не везло,
И я просил иных хороших сроков.
Я не смогу тебя не полюбить,
Твой образ часто снится мне ночами.
А может надо просто жить и жить,
Не засоряя эту жизнь стихами,
Не маяться с открытою душой,
И не трепать измученные нервы,
И говорить, у нас всё хорошо!
Я у тебя такой уже не первый.
И я смотрю любовно и молчу,
Когда пройдешь, когда меня заметишь.
И подведешь любовно к палачу,
И напоследок что-нибудь ответишь.
Доктору.
Здравствуй, доктор! Нет, я не болен,
Разве только немного - душа,
Ведь такая мужицкая доля-
Водка есть – не нужна анаша.
На столе уже два бокала
И нехитромудреная снедь.
Жаль пол-литра с тобою нам мало,
Чтоб хотя бы на миг умереть.
На столе стетоскоп и скальпель.
Неуемная ты душа.
Выпиваем под звуки капель,
Ну а в общем–то, жизнь хороша.
Так давай за нее, со скуки!
Завтра редкий мой выходной…
Знаешь, жизнь ведь - прикольная штука,
Жаль, что сердце болит порой!
Одна.
У неё всё удачно, да только - одна,
И колотит по крыше чужая весна,
Золотыми лучами, не радуя дом,
Где проснется она лишь с печалью вдвоём.
Абсолютного счастья искала она,
Может, мир так устроен: любовь не нужна.
Уходили мужчины, бросали друзья,
Ну а ей всё казалось: кому-то должна.
Только сердце не в силах, себя побороть,
И за разумом твердым буянила плоть.
Я ей бросил небрежно, отправившись в путь-
Будь ты бабой простою - и беды пройдут!
Но душа у неё непокорной была,
Свою женскую долю испила до дна.
Я её не люблю, но желаю вдвойне,
Встретить белого принца на белом коне.
Шрамы
Не спрашивай меня, не надо мама,
Откуда у меня такие шрамы?
Ведь в перепутье жизненных сентенций
Всегда их больше и, увы, на сердце.
Но по-другому я врачую раны,
Не по больницам, а по ресторанам.
И что опять сквозят сквозь эти строки
Дела лихие да большие сроки.
Не спрашивай! Хочу поспать как в детстве
Не надо капель. К черту шлю я сердце.
А сколько в этой жизни нам осталось,
Кому-то - много, а кому-то - малость.
Я лишь посплю на стареньком диване,
Забудусь, словно в детстве в тёплой ванне,
И может быть, тогда на сердце, мама,
Затянется сочащаяся рана.
Первые стихи
Помню первые стихи,
Что-то было про медведя.
Я не ведал про грехи,
Был написан стих немедля.
Жизнь, увы, не сберегла,
Тот наивный образ детства.
И пишу я про козла,
Что буянит по соседству.
Про нехитрый наш уклад,
Про тщедушные победы.
И о том, что всюду блат,
Оттого все наши беды.
И пишу я вновь и вновь
И про азы, и про веди…
Почему, моя любовь,
Не пишу я про медведей?
Дурной сон.
Понимаю: это грубо,
Понимаю, что не нежно.
Я твои целую губы,
Роковая неизбежность.
И, сорвав твои одежды,
Я любуюсь жарким телом
Понимаю, что - небрежно,
Понимаю - оголтело.
Не проси моей пощады!
Не откликнусь, не растаю.
Снова с руганью площадной,
Я опять в тебя влетаю.
Сон пройдет. Я стану робким.
Стану тихим и влюбленным.
Как стаканчик газировки,
Чуть сиропом подслащённый.
Шалая весна
Рваная рубашка, мятые штаны…
Вот он - нарушитель нашей тишины.
Три квартала ночью спали вполглазка.
У соседа Кольки - пьяная тоска,
У соседа Кольки - пьяная любовь,
У соседа Кольки - молодая кровь,
У соседа Кольки есть побитый ВАЗ,
А ещё у Кольки есть подбитый глаз.
А ещё - гитара с порванной струной,
А ещё у Кольки завтра выходной,
А ещё у Кольки новая жена,
И за Колькой ходит местная шпана.
ППС, наверно, Колку заберет,
Отсидит пять суток - и назад придет.
Не ругаю Колю, что всю ночь - без сна,
Просто за окошком - шалая весна.
Соло.
На дороге – фонари:
Значит, скоро - город.
От заката до зари
Он всегда мне дорог.
Ярко - желтая Луна
Будто бы уснула.
А сквозь снег уже весна
Сонная пахнула.
Забродило все внутри,
Оживило вены.
Цвет в бокале у зари
Необыкновенный.
А под утро холода,
Утром замерзаю.
Ты зачем сказала: – да!
Я, не понимаю.
Песню звонкую пролью -
Яростное соло,
И когда- то отлюблю,
Я, сорвавши голос.
Осенняя печаль.
Неуемная печаль
Серо-желтой осени.
И последнее «прощай»,
Что, казалось проще бы?
Стаи птиц - под облака,
Ждет природа зиму.
На цевье моя рука,
Только жаль: все мимо.
На траве, у обшлага,
Гильзы две крестом,
Если смерть и обошла,
То придет потом.
И почуявши нутром
На сердце кручину
Ты не погоняй кнутом
Лютую судьбину.
Пусть идет все ей назло
Не тревожа лиха.
А кому не повезло,
Все воспримут тихо.
Почерневшие венки
На старинном кладбище
Успокоишься и ты,
Коль на миг расслабишься.
Не кляну свою судьбу
Глупую ворону,
И в казенники сую
Новые патроны.
***
Уезжаю в плохую погоду,
Уезжаю туда, где тепло,
Посмотреть на чужую природу,
Жизнь увидеть в чужое окно.
Подышать немосковским туманом,
И налить немосковской воды.
И напиться из артезиана
Из неведомой мне глубины.
И понять, что пора возвращаться
В опостылевший город ветров,
Чтобы с чем-то навек распрощаться,
Распрощаться без грусти, без слов.
Понимаю, что всё бесполезно,
Понимаю: так будет всегда…
Мы с Москвою - два эквивалента,
Люди в чём–то порой - города.
Волк.
Холода - не в холода,
А зима - не в зиму.
Пронеслась моя беда,
Хорошо, что мимо.
Нажимает враг курок,
Метко бьет, паскуда.
Но не вышел, видно срок,
Я живой покуда.
А от сглаза и беды
Средства все - без толка.
И куда ведут следы
Одиночки – волка?
Через красные флажки
Три оврага - махом
На охотничьи рожки,
Молча или с матом?
Сам с собою не в ладу,
Обагренный кровью.
Но на снег не упаду
Я с последней болью
Охотничье утро.
Здесь регалии нам ни к чему.
Запах кофе смешав с перегаром,
Мы свою не ругаем страну,
А считаем её божьим даром.
До полночи, конечно, без сна.
До утра замерзали в машине.
Но на сердце светилась весна,
Как на старой чудесной картине,
Где вокруг и трава и снега,
И слезами налитые почки,
И промерзшие в стужу стога,
И скатерка в красивый цветочек.
Где, ломящийся пиршеством стол,
И таящая силу природа.
Бесконечный с разливами дол,
И - свобода, свобода, свобода!
Скоротечное время чудес,
Предвкушение скорой охоты…
Затаился приземистый лес.
Хорошо! Даже спать неохота.
Утиная охота.
Серою дымкою канувшей ночи,
И в предвкушении ясного света
Пристально звезды - вселенские очи
Ждут пробужденья земного рассвета.
Тихо уйдут, растворясь в неизвестность.
Солнца лучи проблеснут эполетом.
Словно небрежно кидая любезность,
Воздух пахнет приоткрывшимся летом.
На номера! Каждый знает свой сектор.
Еле заметны зеленые робы.
Птицы парящей загадочный вектор.
Тихий полет, жестко прерванный дробью.
Тихая осыпь зарядов по глади.
Крякнув с кувшинок, вспорхнули лягушки...
Думаю снова, чего это ради
Бросил в палатке тугую подушку?
Только опять налетевшая стая
Из равновесия выведет душу.
И издеваясь, стремительно тая,
Словно стыдя, что стрелять нужно лучше.
Егерь добычу поделит по - братски,
Тушки по весу разложит за лапы.
По водоему затянется ряска
Грубой, но быстрой зеленой заплатой.
Сердце взгрустнет, предвкушая бетонность,
Ведь от охоты отходишь не сразу…
Нас по асфальту несут в монотонность
Быстрые джипы с засохшею грязью.
Экстремал.
Опять машина сидит на брюхе,
Лебедка тянет канат струной.
В грязи давно уж по пояс брюки,
А кто-то грязный весь - с головой.
У нас по жизни одна недолга:
Когда весною растает лед?
И наш «УАЗик», совсем не «Волга»,
И даже малость - наоборот.
Но знаешь: свиньи находят грязи,
А экстремалам грязь - по нутру.
И снова джипы по брюхо вязнут,
И в час вечерний и поутру.
Ревут моторы сквозь мат отборный,
Я сам не знаю, чего везу?
Я лидер самой сверхгрязной сборной,
И до победы я доползу.
Заветная берёза.
Заповедная страна,
заболоченное счастье,
Ты хмельная - без вина,
ты счастливая - без счастья.
В серой дымке стылый дол,
ты - беда моя и радость.
На пригорке старый дом -
Всё, что от отца досталось.
Нити путанных дорог,
Тянутся к тебе сквозь веси…
Вот родимый мой порог,
дым от печки тянет к лесу.
Там в лесу - большой погост,
над которым дым растает,
Где я вижу в полный рост
красоту родного края.
Налитой березы сок.
У всего бывают сроки.
Не вернуться я не мог:
без неё, я - одинокий.
Каждой почкою дрожит
та береза среди поля…
А вокруг меня лежит
нескончаемая воля.
Ночной патруль.
Я - одинокий, вечный странник тьмы,
Когда огни в ночных окошках гаснут.
Я - верный страж несбывшейся весны,
Маньяк, но социально не опасный.
Ночная грусть, как теплая слеза,
Щеку согрела и упала льдинкой.
Я и луна вдвоем, - глаза в глаза,
И млечный путь - горящей паутинкой.
Ночной патруль до самого утра…
Еще зима, но радостью согретый,
Я чувствую: - уже пришла пора
В душе расцвесть дурманющему лету.
***
Не молись чужому Богу,
Даже если завтра - смерть.
В жизни - лишь одна дорога,
Под ногой - земная твердь.
И не жги напрасно свечи,
А чужие не гаси.
Если время не излечит,
Жизнь у Бога не проси.
Не ищи себе кумиров,
Не зови к себе волхвов.
Если кто-то правит миром
И не ведает грехов.
Но с надрывом, но со стоном
Я на помощь не зову.
Я живу не по законам,
Я по совести живу,
Ежедневно, неустанно
Повторяя вновь и вновь:
В этом мире, очень странном
Вечно властвует любовь.
Не входи два раза в речку,
А вошел так не дрожи,
Что поставит кто-то свечку,
На помин твоей души.
Охотничий сезон.
Я уходил без стонов и обид…
Охотничий сезон еще в разгаре,
И за деревней кто-то вновь палит
В хмельном, но не в охотничьем ударе.
Ружье поправлю, лыжи навострю
Куда-нибудь, где тише и где глуше,
Ныряя в чащи черную ноздрю:
Быть может, там спокойнее и лучше.
Я оглянулся, а вокруг зима.
Куда девались и тепло и нега?
И между нами выросла стена
Великая китайская - из снега.
На первоснег протаптываю путь,
Там под покровом - разнотравьем лета.
Мой одинокий след - дорога в грусть
Среди деревьев в снежных эполетах.
Мой долгий путь, наверно, в никуда…
Но я бреду, вбирая каждый шорох…
У нас в России главная беда -
Дороги, дураки и мокрый порох.
Я московских улиц узость не люблю.
Я не знаю, как проехать на Арбат,
Я забыл, как добираться до Пассажа,
И беспамятству такому очень рад,
Мне тебя, Москва, сегодня и не надо.
Куполов твоих не нужен ясный свет,
И закованных бетонами каналов.
Много утекло воды за сотни лет,
Утекло, но только кажется, так мало!
Я московских улиц узость не люблю,
И забитые машинами дороги.
Я ключи от «иномарки» утоплю:
И пускай несут меня по жизни ноги.
Не могу я здесь ни думать, ни писать,
Не могу дышать свободно полной грудью…
Ведь в Москве, наверно, лучше умирать,
С небоскреба сделать шаг, - и будь, что будет.
Судьба.
Когда я выхожу блатной походкой,
Старушки замолкают во дворе.
И только пес на поводке коротком,
Хвостом виляя, тянется ко мне.
Я знаю, что сейчас мне шепчут в спину,
Мол, слишком горд, живу не по средствам.
И путь мой до машины пусть не длинный,
Но тяжек он под взглядом милых дам.
И я слега приподнимаю кепку,
Уверенно иду на эшафот.
И слышу вновь про золотую клетку
И про больной измученный народ.
Но я не буду им давать отчеты
О том, что все я заплатил сполна.
Что в жизни не искал халявных лотов,
И нахлебался всякого до дна.
А вечером вернусь я в сонный дворик,
В моем окне лишь свет, в других уж нет...
И хоть клянет богатых новый дворник,
Скормлю собаке килограмм конфет.
***
Вот и вечер. Воскресенье.
Завтра снова трудный день…
Отзвеневшее веселье,
Отогревшаяся лень.
Вечер у телеэкрана,
Напоследок - сладкий чай.
Завтра снова очень рано
Скажет кто-то мне: - Вставай!
Утром - стылая машина,
И приемника аккорд,
Понедельник очень длинный,
И запаренный народ.
Снова очередь в столовке,
И нелегкий путь домой.
По дороге пробки, пробки.
Эх, скорей бы выходной.
Ожидание.
Что с погодой? Не пойму,
И давленье снова скачет.
И не знаю, почему,
Я не жду уже удачу?
Кто-то ломится чужой,
Лихо открывая дверцу.
Я кричу ему: постой,
Ведь за ней осталось сердце.
Он хватает и бежит
И не знает он, зараза,
Что на мушке глаз лежит
Ветерана из спецназа.
Он ведь думает: уйдет
Только я ему не верю.
И прицел его ведет
За разломанные двери.
В жизни часто кто-то нам
Залезает прямо в душу,
Я к своей ключи не дам,
Только буду тихо слушать.
И посулы не возьмут:
Для меня - пустые звуки.
Постоят да и уйдут
Недоделанные суки.
Связка брошена ключей
И заточенная фомка.
И останусь я ничей:
Видно, рвется там, где тонко.
А потом открою дверь,
Вывалив наружу сердце.
А оно, как сущий зверь
И опять в решетку - дверца.
И шарахаются все
От открытости ретивой.
А потом придут не те,
Усмехаясь как-то криво.
И опять закрою я
На засовы свои дверцы.
И храни судьба моя
От мерзавцев моё сердце.
***
Стылая поземка поутру,
От тебя сегодня убегаю,
Нет, не потому, что не люблю,
Потому, что сердце не оттает.
Потому что я и не страдал,
Брал от жизни всё, всегда и сразу.
Потому, что в жизни не дрожал,
Не боясь ни черта и не сглазу.
А теперь хочу постигнуть жизнь,
Только жаль, что не вернется детство.
Ведь без крыльев не подняться ввысь,
Если не летаешь с малолетства.
***
Я - огнедышащий дракон,
Всепоглощающая сила.
Пусть жизнь поставлена на кон,
Бросаю кость, но всюду - вилы.
Я - тень, сходящая на нет,
Я - испарившаяся влага.
Я - преднамеренный рассвет,
Когда его уже не надо.
Я - закипающая кровь,
Когда от боли счастья стонешь.
Твоя случайная любовь,
О ком ты никогда не вспомнишь.
.
Случай в пути.
Поезд, стук колес, базар-вокзал…
Уезжаю, снова уезжаю.
И звенит наполненный бокал;
Я в пути попутчиков не знаю.
Толстенький директор из Твери,
Дама, у которой - только ноги.
И ещё случайный визави,
Чемпион – боксёришка убогий.
Пили за присутствующих дам,
Анекдоты сыпали про тещу.
Под кавказский солнечный «Агдам»,
Пели про березовую рощу.
Пили мы не час, ни два, ни три,
Смирный был народ, почти не дрался.
Толстенький директор из Твери,
Вдруг на полустанке потерялся.
Чемпион нажрался, как свинья,
И себя ни сколько не жалея,
Говорил, что вся его родня
Ненавидит Касиуса Клея.
А потом забылся и упал,
Видно утрясло его в дороге.
……………………………..
Я проснулся! Вот и мой вокзал,
И стряхнул ненужные мне ноги.
Нежданное.
Пусто в доме и душе,
Светлый день не радует.
Кажется, порой уже
Я в гиене адовой.
И мечты уже не те
Где вы годы скромные?
И в духовной пустоте
Хочется скоромного,
Больше водки и вина
Музыку не лучшую.
Пусть по нервам бьет она,
Душу пусть помучает.
А под утро отойду,
Отопьюсь капустою.
Это, верно, на беду
В сердце нынче пусто так.
В этом мысленном аду
Каблучочков почерка.
Понимаю то, что жду
От нее звоночка я.
Но как страшному врагу,
Обрываю провод я.
Отмечаю, как могу
По тебе я проводы.
Слышу стук, а может, бред
Пробужденья вестник.
А за дверью мне в ответ:
-Это я – сантехник.
Входи.
Входи, не надо двери закрывать,
Открой пошире плотные гардины.
Вчера я собирался умирать,
Сегодня жизнь не кажется мне длинной.
Не верь своим подругам, что вчера
Я целовал высокую блондинку,
Что с нею провожу я вечера,
И даже как-то подарил косынку.
По вечерам я больше в кабаке,
Бывают, правда, разные шалавы.
Порою я флиртую налегке,
Когда на них мне не хватает нала.
Но ты пойми: ведь это не любовь,
А лишь массаж измученного тела.
Он не разгонит в жилах даже кровь
Дурную, что, наверно, поседела..
Её я разбавлял порой вином,
Лечил сосуды, надо было б душу.
Наверное, другого не дано, -
Но может быть, когда- то будет лучше.
Не уходи.
Не уходи! Не оставляй,
Не покидай в немой обиде.
Я знаю, что со мной - не рай,
Но я надеюсь: ад не выйдет.
Поземка по сердцу легла,
И у меня ошибки были.
А завтра, может, будет мгла,
А мы еще не долюбили.
Не долюбили эту жизнь,
Пускай с тобой хлебнули лиха.
И я прошу тебя: держись,
Не уходи навеки тихо,
Не уходи, не покидай,
Не убивай последним взглядом.
Не уноси волшебный край,
Как яблоко любви, из сада.
Когда уйдешь, то я умру,
И пусть без музыки хоронят.
И пусть хоронят поутру,
И пусть по пьянке не уронят.
Ведь засыхающей душе
Не нужно тлеющее тело.
Любовь была у нас уже,
Обоим, видно, надоела.
Сегодня свой великий рай
С тобой заключим мы в кавычки,
Не уходи! Не оставляй,
Но полюби, как по привычке.
2 раздел
Гражданские стихи и юмор.
Устои.
Я меняю свои устои,
Становлюсь гражданином страны.
Все мы вместе чего-то, да стоим,
Даже если стоим вины.
Я свои отпускаю чувства,
И в себе открываю любовь.
Эй, кого там нашли в капусте?
У кого там белая кровь?
Если двинуть меня по носу,
Брызнет алая, алая кровь.
Словно вспыхнут по травам розы.
Вот такая моя любовь.
Прилетаю ранней порою,
Поскорее давайте трап.
Я поэт и от вас не скрою,
Что Россию люблю и - баб.
Монолог
Как в жизни просто всё и сложно,
И как чугунно - грациозно.
Хоть внешне взбалмашно-элитно,
Но по-крестьянски монолитно.
Вся наша жизнь - одно мгновенье,
Вся наша жизнь – одно сомненье.
Восторженно - надменны лица,
Ребёнок в каждом и - убийца.
Люблю я жизнь во всех явленьях,
Но в каждом есть свои сомненья.
Живу и от восторга таю,
Что сам пишу и сам читаю.
Стукач.
Меня привычно продадут,
Случайно, будто ненароком.
И я готов в нелегкий этот путь
Судьбой отмерянным мне сроком.
Пока не настучат друзья,
Пока не обкрадут подруги.
Мы в мире все - одна семья,
И пол - семьи, увы, на стуке.
Но человек не может так,
Наверно это обезьянье.
Что кто-то вдруг за просто так
Узнает вдруг судьбу заранее.
И, понимая, что неправ,
Стучит налево и направо,
Свободу чью-то растоптав,
По милицейскому уставу.
И вот живет такой милок,
Для многих ставший черным роком,
В стране раздолбанных дорог,
В стране ужасно длинных сроков.
И в лихорадочном огне
Он карандаш слюняво лижет.
И, памятуя обо мне,
Опять упорно что-то пишет.
Порыв.
Больной души немой порыв!
Ведь все что было – это бред.
Я для себя давно открыл
Суровой жизни нашей бренд.
Любовь,- фатальная игра,
Та, что приводит ни к чему.
И то, что нравилось вчера,
Не пожелаю никому.
Любовь - физический контакт,
Соитья мимолетных ласк.
Не камасутровский трактат
Про нескончаемый оргазм.
Но я с невинною душой
Иду по жизни, не спеша,
Не замечая за собой,
Что жгу мосты, дома круша.
Любовь вскрываю, как нарыв
Нарыв измученной души…
Нечаянный любви порыв
Агонизирует в тиши.
Мой путь.
Хорошо придворным быть поэтом,
И писать о власти и любви,
Пусть не от души твои сонеты,
Но напишешь, черт тебя возьми!
Я же выбираю путь кандальный,
Если даже власти вопреки,
Буду хулиганить и скандалить,
В ад меня, Господь не обреки!
Буду говорить о том, что знаю,
И о чем сейчас душа болит.
Скажут: надо мной контроль теряют,
Он же здесь такое натворит.
И творю ночами без оглядки,
Невзирая, чей задену чин.
Не одна исписана тетрадка,
Их ведь много, я пока один.
И иду я в бой, и вновь не спится,
Исполняю свой гражданский долг,
И плюю в знакомые всем лица,
Хоть и смутно вижу в этом толк.
***
Не уговаривай меня, не надо сдачи!
Ведь эта жизнь - налаженный бардак,
И к финишу приходят чаще клячи.
А я не дотащусь к нему никак.
Не надо! И не пой слащавых песен,
Ведь я же знаю все свои грехи.
Я встретил в этой жизни много весен.
И боль моя, быть может, от сохи.
Плевать мне на восторги рукоблудов,
Когда пришла Вселенская тоска.
Я был, я есть, и я, наверно, буду,
Вновь пулю вынимая из виска.
Вся жизнь - борьба, то с кем-то, то за что-то,
Сегодня я - пророк, а завтра - вор.
И жизнь как жизнь - моя штрафная рота,
И револьвер отброшен на ковер.
Я не такой.
Ты знаешь, я не такой, как обо мне говорят.
Ты знаешь, звезды сияют, а бревна горят.
Одни уйдут, а другие сгорят под утро.
А на окошке моем догорела свеча,
А за окном - большой город, грохоча и урча
И в жизни все удивительно мудро.
И я, откинув полы широких гардин,
Остаюсь с этим городом один на один,
Над ним сияет солнце и дарит любовь и ласку.
Так будет завтра и через тысячу лет,
И понимаешь плохо, когда города нет,
И видишь сумрачный город в розовых красках.
Вот так и надо сиять, отдавая тепло,
И чтоб по жизни тебя как по небу несло.
А по другому и скучно, да и не нужно.
И чтобы в доме моем, сколько выпадет лет,
Было всегда тепло, и был всегда свет,
И даже в солнечный день не было б в нем душно.
Я по жизни привычно взлетаю ввысь
И до щепки хочу дожечь свою жизнь.
И что поделать, но нету со мною сладу.
И золотою волной любви и тепла,
Если буду гореть, то гореть дотла,
А вот блеска холодных звезд мне и даром не надо.
Монолог опера.
На закате, но всё чаще - ночью
Ищем жизни криминальной дно.
Цепкий взгляд и беглый, быстрый почерк -
И кому-то вновь не повезло.
И порой всю ночь, без перерыва
Охраняем чей - то мы покой.
Пистолет да мусорская ксива
И опять рабочий - выходной.
Агентура, сводки и запросы,
И большой людской водоворот.
И в ларьке, - со скидкой папиросы,
А порою и без папирос.
Для бандитов хуже геморроя,
Если я чего-нибудь нашел.
Я, как крот, всё время, что-то рою,
А зовут в народе - легашом.
Мастер смерти.
У мастера смерти свои инструменты,
Они и остры, и тупы, и жестоки.
Пусть в жизни не часты такие моменты -
Я кровью пишу эти скорбные строки.
У мастера смерти - кирка да лопата,
Конечный продукт закопает, как надо.
А если за труд не получит доплаты,
То слова не скажет: работа - отрада.
И взглядом опять выбирающим жертву,
Пройдется по спинам мурашками страха.
При нем ты на жизнь, друг любезный, не сетуй:
Чуть пикнешь – и станешь лишь горсткою праха.
Магадан
По ночам это тихий и сумрачный город.
По ночам никого: ни людей, ни зверья…
Вспоминаю тебя, ты, как, прежде мне дорог.
Магадан - это зрелая юность моя.
По заснеженной трассе заборы да вышки,
А метели метут – в ста шагах не видать.
Это чья-то судьба, хорошо, хоть не вышка:
В этой жизни кому-то приходится ждать.
Я проеду по делу в служебной машине,
Две недели - не срок с ресторанной едой.
Я за что-то люблю Магадан и поныне,
Вспоминаю его самой стылой порой.
Верю я, что пройдут наши черные сроки,
И когда-то людей перестанут сажать.
Я ведь знаю по жизни, что люди - не волки,
Но волков не впервой для меня убивать.
Стая.
Когда во всем разлад по воле свыше,
И отвернулся разом белый свет,
Задача есть у нас не жить, а выжить,
И так из года в год, и сотни лет.
Мы не живем, не пишем и не дышим,
Хоть вольностей у нас теперь не счесть.
Мы то, что нужно, отовсюду слышим,
И мнение у нас как будто есть.
Живем одной большою дружной стаей,
И совесть мы имеем, даже честь,
Но вот друзей своих порой сжираем:
Кого-то надо в этой жизни есть.
Всё хорошо! И если урожайно,
Из наших кто-то дольше проживет.
Такая человеческая стая,
И в ней живу уже который год.
***
Поразвалены нынче избенки и кров,
На коттеджи кивать мне не надо.
В деревнях не осталось уже стариков,
По утрам не сгоняется стадо.
Сельсовет продает, что осталось продать.
Гастробайтеров дикие стаи.
Мне Россию сегодня никак не понять:
Может, все мы нерусскими стали?
И, наверное, где-то в Московской глуши
Я навеки все чувства оставил.
Затерялись все корни российской души,
Будто снег, что сегодня растаял.
Спасатель.
А по листку бежит строка,
И не корите понапрасну,
Что я живой, живой пока,
И не такой уж и несчастный.
Склонюсь седою головой
Пред тем, что было и что будет.
Где ты, неведомый покой,
Средь череды летящих буден?
Уехать к черту на рога,
Забыться в сладостной истоме.
Но не уеду никуда,
И телефон в кармане звонит.
Опять зовет куда то в путь,
Как Чип и Дейл, лечу по свету,
Всегда в пути - вот смысл и суть-
Ну а исхода, видно, нету.
Черпаю ведрами беду,
Все больше не свою чужую.
И коль друзей я подведу,
Лишь их презренье завоюю.
Зачем тогда весь этот мир,
Погрязший, в боли и пороках?
И позывной летит в эфир,
И надо уложиться в сроки.
И каждый раз себя корю,
Когда душа и тело ноют…
Всё на судьбу свою валю,
Хотя она того не стоит.
Мастер.
Веселый мастер, посмотрел с прищуром -
Знаток великой двигателя тайны.
А я не спорил, и не гнал аллюром:
Я не технарь, я в тех вопросах - крайний.
Была проблема. Факты искажая,
Я рассказал, как мог её в деталях.
Он зашаманил, всё преображая,
Он закружил напрягшеюся сталью.
И после часа колдовских движений
Ключ повернул и - сотворилось чудо.
Движок, чихнув, оправился от лени
И ожил вдруг так просто и прилюдно.
А мастер прикурил бычок умело,
Пустил дымок, и стало вдруг спокойно
Ведь если подойти со знаньем дела,
То и последний оживет покойник.
Я тоже мастер странной ремеслухи,
И может быть, по-своему волшебник.
Спасать людей от верной заказухи -
Ну, что на свете может быть целебней.
Решать сполна смертельные вопросы,
Не отступать, когда уже нет мочи.
Вот жаль, что не курю я папиросы,
И я устал! Но это - между строчек.
Между строчек.
…и опять, как в наважденьи, я пишу и днем и ночью,
Только каждое творенье мне диктуют между строчек.
Это вроде плагиата. И мучительно и стыдно,
А рукою кто-то водит, только жаль, его не видно.
О соавторстве - ни слова: добросовестно и честно,
И награду не попросит, и не нужен отзыв лестный.
Я пишу – душа диктует и стихи, и даже - повесть,
Я живу, пока живешь ты, между строчек моя совесть.
Охранное агенство.
По Нижней Масловке давненько не хожу,
По Нижней Масловке я низенько летаю.
За планку крайнюю спидометр я кладу,
И каждый крен, и поворот я каждый знаю.
Потом посадка на Расковой и подъезд,
Привычный офис и привычная работа.
А за окном тихонько движется прогресс
И мне домой сквозь эти пробки неохота.
Как хорошо, что впереди - рабочий день,
Попьем чайку, а в праздник - кой- чего покрепче.
Когда на улице полуденная тень,
И сон не клонит, и душе немного легче.
Бумаги, грозные мобильные звонки,
На происшествия мгновенно выезжаем.
Неровным почерком в поспешности строки,
За эту жизнь бессрочно отвечаем.
Живем без вывесок, но знают нас и так,
И мы работаем, порядочно и честно.
Пусть в этой жизни криминал есть и бардак,
Но мы поможем: мы - охранное агентство.
***
Не сложилось! Значит, не сложилось.
И не то, что нам не повезло:
Мы ведь жили и неплохо жили,
Ну, а может, жили всем назло.
А теперь смотрю уставшим взглядом
Загнанного до смерти коня.
Раз- загнали! Знать, кому- то надо
Сдохнуть, не любя и не виня.
Жизнь люблю, и в этом нет сомненья,
И зачем закрашивать виски?
Вспоминаю каждое мгновенье -
Только сердце рвется от тоски.
Я немного полежу и встану,
И, давно забыв про иноходь,
Побреду к ближайшему бурьяну,
Обретая суть свою и плоть.
Аномалии.
Эквивалентны понятия - чувствам,
Да ведь понятия к чувствам не тянет.
Это как в статуе плотское буйство.
Только теплее тот камень не станет.
По аналогии - разные свойства,
А заключений мы сделаем массу.
Только ошибочных мнений не бойся!
Прав лишь философ, снимающий кассу.
Мысль достоверного суть постигала,
Жизнь постигая логично и просто,
Нет, не ищите во всем криминала:
Лишь доказательство - истины остов.
Сколько приходится думать и драться,
Скольких убить из-за разности мнений.
Кто-то до истины хочет добраться
Страшной ценой, неживых поколений.
И, запрягая причинные сани,
Я понимаю, зачем я напился...
Жаль, - аномален лишь только Сусанин:
Он ведь, и вправду, в лесу заблудился
Ошибки.
Я критику люблю, когда я критикую,
А вот, когда меня, то что-то я тоскую.
Впадаю в тихий транс, когда меня ругают.
Они ж меня ещё, великого, не знают.
Не знают о моих ночах, таких бессонных,
Не знают о глазах, тоскливых и влюбленных.
Себе, конечно, льщу порою для забавы,
И говорю врачу, что я всё время правый.
Я - лучший гражданин, я - лучший авиатор,
А врач мне говорит: - Вам нужен психиатр.
И нос сегодня свой не выставляйте шибко, -
Нормальный человек не может без ошибки.
В ошибках - наша жизнь, мы учимся, хоть плачем,
Ведь так заведено, не может быть иначе.
А я ему в ответ не уступаю в споре:
-Ах, доктор дорогой, а как же быть саперам?
Но доктор - монолит, и настоящий профи:
В саперы не ходи куда тебя не просят,
Нет базы у тебя, со знаниями жидко,
Ты - просто человек, и сделаешь ошибку.
Кивнул, конечно, док, не хочется по краю…
Но как скажи ещё ошибку я узнаю?
Познания пути порою очень хлипки,
И где-то впереди нас вечно ждут ошибки.
Под флагом петуха.
Я – русский, в этом и беда,
В России русским нету счастья.
И не уехать никуда:
Я всюду - чуждый с русской мастью.
А, может, жизнь не так плоха,
В разрезе сумрачных столетий?
Но год проходит петуха,
Не петухам, как встарь, не светит.
И я опять впадаю в транс,
Костюмчик поменять бы к лету.
Похитили Нефтеюганск,
А у меня и счета нету.
О нет, конечно же, я вру,
Вру для себя и вру бесцельно
За то что я попал в дыру,
Ведь я попал в нее прицельно.
И наша жизнь не так плоха,
И этот год начала века
Встаёт под флагом петуха,
Жаль, не под флагом человека.
В строю.
У страны серьезные проблемы:
Вымирает русский наш народ.
Для любого мытаря - дилемма,
А с кого же деньги он возьмет?
Вся страна, как дом для престарелых,
Голодранно-нищая страна.
И уже, конечно, наболело,
И, наверно, чья-то есть вина.
Ведь сегодня совесть – хмель и солод,
Я же вспоминаю, как во сне,
Что недавно был красив и молод,
Поднимал рождаемость в стране.
И сейчас могу, коль поднапрячься,
Позабыв про призрачный покой.
У меня одно осталось счастье -
Счастье, если снова встану в строй.
Неправильный фрагмент.
Велика моя Россея,
Не объехать не обнять.
Кто у нас умеет сеять,
У рожденных воевать?
В нашем мире не жестоком
Каждый третий нынче - труп.
Эх, вернуться бы к истокам,
Разорвав порочный круг.
Тянет нынче, как и присно
И вовеки и совсем,
В априори коммунизма,
Только не пойму зачем?
Все мы делали ошибки,
Но за всё пора платить.
Вы меня не бейте шибко,
Дайте плохо, но пожить.
Я ведь жил, как мог, и верил
Перепутьям всех дорог.
И великая потеря
Как пожизненный острог.
Старой Родины не стало,
Для кого-то новой нет.
Но милей мне карты старой,
Тот неправильный фрагмент.
Группа риска.
Сколько нам вина осталось,
Сколько смеха, сколько женщин!
Может крохотная малость,
Ибо мир земной не вечен.
Пейте пиво, пейте водку,
Ведь от жизни нет спасенья.
Где та экстренная сводка,
Как погиб Сергей Есенин.
И незримо эполеты
Предъявляют снова иски.
Вновь относятся поэты
Почему- то к группе риска.
Каждый день, тяжелым вздохом,
Позабыв про сигарету,
Перед обществом и Богом
Снова умирать поэту.
Письмо Ленину.
Товарищ Ленин, где же Вы теперь?
Отныне мавзолей - теперь исчадье ада,
Истории закрывшаяся дверь
А, может, лучше, если так и надо?
.
Я не партийный, там не мой устав.
Живу себе без лишних заморочек.
А те, кто нашу Родину, прожрал,
Все учат нас, и всё не ставят точек.
.
Я сам сегодня вроде, как буржуй:
Есть «иномарка», дача и квартира.
Да только, словно вы, я не лежу
Апофеозом призрачного мира.
А пионером всё- таки я был,
И помнится был пионервожатым.
Я Вам, товарищ Ленин, всё б простил,
Чтоб хоть на час попасть туда когда-то.
Боль.
В отечестве своем мы не в чести,
И наши жизни - это чьи-то боли,
Ведь русского мы поля колоски,
Безверия и самой скверной доли.
У нас сегодня русским не житьё,
Хотя другим, наверное, не лучше.
А над полями кружит вороньё,
И над страною - траурные тучи.
По расписанью вражеских спецслужб
Нас продадут свои же охламоны.
Придатком будем мы для чьих то нужд,
И будут бить нас нашим же ОМОНом.
И не сбежать в правительственный лес:
Они ребята крепкого замеса.
У них в России - личный интерес,
А вся Россия им без интереса.
Случай в парке.
Мы сидели с гитарой в парке,
Пели песни - такая мода.
Пили воду: ведь было жарко-
«Пир» прервала нам чья-то морда.
Потасовка была недолгой,
От урода я спас гитару,
А потом ментовская «волга»,
Обезьянник с дружком на пару.
В полночь кто-то, видать, с дежурки,
Мне сказал, не скрывая лени:
-Ты чего ж промолчал, придурок,
Что сегодня твой день рожденья.
Вышел дядя - костюм с иголки,
Без пагонов, зато при ксиве.
И сказал мне: - Живи оболтус,
В день рожденья тебя простили.
Подзатыльник отвесил мощный,
Я ответил уж, как умею.
И меня избивали долго,
И упорно били по шее.
Я проснулся холодным утром,
В синяках и рубахе рваной.
А домой позвонили, будто
Я буянил ужасно пьяный.
Вот сижу и врачую раны,
Много лет, как вчера, всё помню.
Говорят, что он - в ветеранах,
Говорят, что уже - полковник.
И однажды его я встретил
На дороге, что к лесу уже,
И прошел я - себе заметив,
Что он больше мне век не нужен.
Он косил боязливо глазом,
Шел прямой и смешной, как турка.
Ведь за эти годы ни разу
Он не понял, что я – не урка.
Мой край.
Без вины виноватые канут в дни эти зимние
И спасибо что кончились, и опять по весне
Будут ночи бессонные, ну а дни будут длинные,
И раскроются почки на новой ветле.
Ну, а мною уж встречено этих весен немеренно,
И считаю я издавна, да не знаю свой срок.
Не бывает случайностей, и весной преднамеренно
Кровь бушует, как в юности - неуёмный исток.
Жду я белые яблони, что пробьются морозами,
И люблю на рассвете я тех цветов купола.
Золотые, да в красные, обожженные грозами,
Лес зеленый - околицей, да земля, как зола.
Я иду бездорожием, увязая в болотине,
Не просохла земля еще, и отходит с трудом…
Если даже чиновники назовут это Родиной,
Это просто любимый край, где когда-то умрем.
Тоска.
Я улыбаюсь этой жизни
Страну жалея и себя
Моя убогая отчизна,
Кого вскормила ты, любя.
Откуда роскошь и помпезность?
Откуда взялся светский шарм?
Скажи, а в ком осталась честность?
Я им немного денег дам.
Пусть похмелятся за Россию,
Пусть тихо скатиться слеза.
Глядишь, явившийся «мессия»
Откроет мутные глаза.
Глаза откроет и укажет
Один - неведомый нам путь.
И слово верное нам скажет,
Или…пошлет куда-нибудь.
***
Наступающая весна
Отрывает запоры с мясом.
Я неделю уже без сна,
И грядущее мне не ясно.
Я постылою той зимой
Вспоминал буйство яблонь белых,
Вспоминал их ночной порой,
Забывая порой про дело.
И буянят сады в цвету,
И алеют вдали рассветы.
Но подобную красоту
Вижу только в преддверьи лета.
И, купаясь в лучах весны,
Отражаюсь в вечерних лужах,
Забываю порой про сны:
Зиму прожили - значит сдюжим.
3 РАЗДЕЛ
Тексты для песен
***
Я, может, в жизни сто раз неправый!
Сижу сегодня, пишу заяву,
Что хулиганы опять весь вечер,
Вновь под окошком проводят встречи.
А я бы тоже в угаре пьяном,
Я мог, да мог быть, тем хулиганом.
Орать полночи в толпе с гитарой.
Да, видно, поздно: для них я - старый.
Эх, мне бы ветер, эх, мне бы водки,
Прижать скорее к груди молодку,
В угаре диком. А кони к яру,
А я на кухне, пишу заяву.
Иной взгляд.
Ночная жизнь, московская отрава,
Ночные клубы, фейерверк огней…
Здесь кто-то зарабатывает славу,
А я хочу уехать поскорей.
Чужая жизнь аляписто и ново
Ни в сердце, ни в душе не улеглась.
Уеду в глухомань, в деревню снова,
Наверно, по судьбе такая масть.
Другой уклад, и скорости, и сроки,
Другая жизнь, хоть уровень не тот.
Здесь по весне березы тянут соки,
И более понятный здесь народ.
И не беда, что ветерок - с навозом,
Зато синее неба не сыскать.
А если самогона примешь дозу,
То очень даже хочется мечтать.
Мечтать о городах за дымкой сизой,
Сияющих гирляндами огней...
Хотя, возможно, это и капризы,
Но из деревни всё-таки видней.
В весеннем тумане.
Упадет туман на плечи,
Эх, года, мои года!
Я ведь знаю: время лечит,
Да не всё, и не всегда.
И когда порою стылой
На задворках у души
Я хочу весенней силы,
Затаившейся в тиши.
А на улице - все стужа,
Коль не бело, то грязно.
Никому я, знать, не нужен,
Никому! Не повезло.
Серой дымкой плачет дождик,
И по полю вдоль реки,
Я иду с размытой рожей,
Перепачкав башмаки.
За недружною весною,
Где на пухлых почках снег,
Я иду, как за тобою,
Чтоб опять услышать: нет!
Не гоните зиму - в стужу,
А весну - на вираже.
Да и мне не это нужно:
Просто зябко на душе.
А хотелось разворота,
Так хотелось, как во сне!
И бреду я вдоль болота,
Размечтавшись о весне.
Тихая окраина.
Тихая окраина фонари качала,
Чуть пришпорил дождик серой жизни боль.
Возвращался поздно, уж луна упала-
В подворотне трое, бритые под ноль.
Я вздохнул угрюмо, посмотрел уныло,
И, конечно, первый начал как всегда.
Я лупил их долго, молча и красиво,
За мои, по жизни, битые года.
А потом сирена - долгая погоня.
Лишь боялся: спустят с поводка собак.
Знаю, через годы то, что не догонят,
Но тогда казалось: всё, каюк, табак!
В ночь они умчались с нецензурной бранью,
И собачьим лаем разрывалась ночь.
Я домой вернулся только утром ранним,
И спросила мама: чем тебе помочь?
Как всегда, сослался на последний поезд,
Что не подфартило, брел домой пешком.
Так вот потихоньку и слагалась повесть,
Чем она закончилась? – Расскажу потом.
Кукушка.
Не грузи меня судьбой кукушка,
И по нервам мне не бей приметой.
Льются слезы не в мою подушку,
А мои исчезли, этим летом.
Я по жизни плакал только в детстве.
И пускай судьба с плеча рубила,
Закалилась воля с малолетства,
И теперь могучей стала силой.
Не кукуй. Не проживу я столько:
Мне не надо лет бездумно лишних,
Нагадаешь, но не будет толку:
Такова, наверно, воля свыше.
Я не знаю, сколько будет вёсен,
Сколько песен мне подарит лира?
Но, пока живой, я буду весел,
Ну а ты лети, кукушка, с миром.
Заколоченное сердце.
Заколоченное сердце! Это модно и смешно!
Дайте ключик мне от дверцы, пусть откроется оно.
Но чужого сердца мало! Пусть стучит себе без сна.
Дайте ключик от подвала, я налью себе вина.
Я напьюсь, забыв обиды, не ругая белый свет.
Пусть все двери приоткрыты. Знаю: счастья в мире нет.
А за дальней жидкой дверцей и другого не дано…
Где чужое билось сердце, лишь открытое окно.
Спецназ.
А военная доля -
Разве только приказ?
Это вольному - воля,
В ночь уходит спецназ
И без излишних прощаний,
И слезинки долой.
Не давай обещаний,
Что вернешься живой!
Всяко в жизни бывает,
Но, наверное, есть
То, что все называют-
Офицерская честь.
Но опять по приказу
Нам туда, где война.
На могилах спецназа-
Имена, имена…
Привычным руслом.
Не разбрасывая чувства,
Жизнь течёт привычным руслом,
Хоть колбасит не по делу и качает.
И штормит меня, как прежде,
Только даже в безнадежье
То прихватит, то немного отпускает.
Я свои не знаю сроки,
У нее беру уроки.
А она со мною, кажется, играет.
Подойдет походкой ленной,
С милицейскою сиреной
И меня опять, куда то забирает.
Ну а если завтра будет,
То, конечно же, осудят.
Понимаешь, я другого и не чаю.
Пожурят меня прилюдно
И пошлют туда, где трудно,
Где деревья даже ветром не качает.
Там подъемы и отбои
Разлучат нас, блин, с тобою,
И на вышках часовые с автоматом.
И пронизанный весь болью
Полюблю навек я волю
Как одну невосполнимую утрату.
Только сроки все проходят,
За колючкой счастье бродит:
Не загнуться же на лагерной баланде.
Подождать осталось - малость…
Знаешь, жизнь еще осталась!
Это лучше, чем зарубка на прикладе.
Так идет от века к веку,
Преграждает кто-то реку,
И мелеет русло под водою тихо.
И выводится порода,
Где в почете – несвобода,
И где норма - это боль тоска и лихо.
***
Кто-то бредит роком, кто-то - в панках.
Не по мне тех утлых мыслей бред…
Снова выбираю хулиганку:
Мне без хулиганки жизни нет.
Я - любитель уличных баталий,
Я - не пьяный кухонный баклан.
Кулаки мои потверже стали,
И, на всякий случай, есть наган.
Я люблю ночную жизнь столицы,
И бескрайний этот беспредел.
Встречи отражаются на лицах:
Кто ловчее, кто кого угрел.
Надо жить и жизни не бояться ,
И не надо писаться в трусы.
Мне ещё не раз придется драться,
Сплюну, и скажу себе: «Не ссы».
Дорога жизни.
Закружила метель по дорогам и весям,
И мотает меня сквозь пургу и мороз,
Где слова ничего ровно в жизни не весят,
Где-то путаясь в кронах дорожных берез.
А машину заносит в ретивом разгоне:
Не судьба, я привычно вхожу в колею.
По дороге такой лучше было бы дома,
Но по зимнику снова я газу даю.
Снежный ветер опять подпевает мотору
Пролетают поля чистым снежным листом.
Забываю все беды, грехи и раздоры,
У меня есть дорога, и жизнь - на потом.
Километры летят незаметно, накатом,
В репродукторе голос, знакомый до слез.
И не верю уже, что приеду куда-то,
Что до места доставлю тяжелый свой воз.
Но, когда полусонный присяду на лавку,
И когда вдруг пойму: дальше некуда гнать,
Мне дорога останется вечною ставкой,
Без которой ни жить, ни любить, ни дышать.
В кабаке.
Я тихо сяду. Мне не надо сигарет,
Не надо водки. Закажу стаканчик сока.
Я здесь чужой, ведь у меня талантов нет,
И не мотал по жизни я огромных сроков.
Поет блондинка - и прокуренный фальцет
Летит неспешно. И, уверенно лабая,
Играет бойко на рояле бывший мент,
Про красоту неведомого края.
Про лагеря, которых в жизни не видал,
И про красивых, но, увы, неверных женщин,
И про холодный, страшный Магадан,
С которым, якобы, он навсегда обвенчан.
Дымок табачный вперемешку с анашой,
Хмельные лица и косящиеся взгляды,
Я понимаю: нынче праздник здесь не мой,
И мне по жизни ничего от них не надо.
Память.
Заколоти моё окно,
Закрой плотней стальные двери.
Сегодня пью один вино,
Не за находку - за потерю.
Сегодня не нужны друзья,
Сегодня лишние - подруги.
Сегодня никому нельзя,
Мне предлагать свои услуги.
С друзьями праздник и успех,
А для меня сегодня память.
Не пессимист я, не из тех,
Кто критиканством вечно занят.
Раздумий грустная пора,
Сжигает пламенною болью
С бокалом красного вина,
С неразделенною любовью.
Шансон.
Блатная музыка души,
Как инсталляция свободы.
Её немного приглуши,
Хотя она - на пике моды.
Мы дышим так и так живем,
В порыве, дико, вакханально.
И, может быть, не так поём,
Не как другие, не нахально.
Душой пройдя неверный путь,
Опять ошибочно стремимся.
Чтоб увидать когда-нибудь
Людей восторженные лица.
Но мы должны поймать свой фарт,
Рискуя, падая, страдая.
И мы поймаем, это факт!
Какой ценой? Увы, не знаю.
А мир несется в никуда.
Ушли стальные идеалы,
И забубенная душа,
Как неприкаянная стала.
По жизни просто рисковать,
И умирать бывает просто.
Но сладко сердцу вспоминать,
Шансон как чудной жизни остров.
Песня частной охраны.
Неспокойно в стране и в Москве неспокойно.
Не вводить же теперь комендантский режим.
Безопасность незрима для жизни достойной,
Пусть о нас говорят, что мы зря сторожим.
Не закроют Москву! Люди в звездных погонах,
Мы уже обжигались, увы, и не раз.
И незримых врагов, просто так не прогонишь,
И лежит заготовленный где-то фугас.
А Московские будни - суровое время,
Хоть и кажется тихим спокойный уклад.
Даже в мирное время несем мы потери,
Ежедневно охрана уходит в наряд.
Где доверено нам, держим должный порядок,
Наша честь, боль и совесть, вот наш лучший устав.
Мы всегда на посту, мы всегда с Вами рядом.
Хоть у частной охраны, право, мало так прав!
Только новые ветры всё в жизни меняют,
Москвичам ведь защита нужна - не слова.
Всё на место своё жизнь и время поставят,
Все хорошие наши с тобою дела.
И тогда отойдут криминальные «крыши»,
Наши дети забудут даже слово «теракт».
И на улицах станет намного потише:.
Мы ведь рядом всегда, если что-то не так.
И пускай выходные всё реже и реже,
А звонки телефона порой, как набат.
Полной грудью вдыхая московскую свежесть,
Я сегодня иду на знакомый Арбат.
Пароход.
Пароходный гудок растает
По каналу легко и звучно.
Смех по палубе твой летает,
Продлевая мне жизнь научно.
Твоё платье, как флаг на рее,
Твои губы кораллов ярче.
Я хотел быть с тобой мудрее,
Оказалось, что просто старше.
С ветром вырваны междометья,
Поцелуя огнем горящим.
Я сегодня за полстолетья,
Наконец - то стал настоящим.
Пролетает канал упруго,
Пролетает под крики чаек,
Ты сегодня - моя подруга,
Нас недаром волна качает.
Я всегда жил вперед смотрящим,
Обходя и предвидя беды.
Не всегда я был настоящим,
А вернее, им вовсе не был.
В настоящем ведь не тоскуют,
А живут, говорят и любят.
Я сегодня тебя целую!
Всё равно, что нам скажут люди.
Уходящая песня.
Я допью уходящую осень,
Что вино нам разбавит дождем.
Пусть оно нас согреет не очень,
Ничего мы чуть-чуть подождем.
На опушке хмелеет рябина,
Лучик солнца пробился из туч.
И от солнца в глазах зарябило,
И рванулся по венам тот луч.
Припев:
Вином крепленым одарит осень.
С дождем иль солнцем? Она не спросит.
А мы, хмельные, за птичьей стаей
С тобою вместе не улетаем.
И бредем через синие лужи,
И уходим от моря тоски,
А октябрь в тихом вальсе все кружит
Облетевшие эти листки,
Разбросав их узором бесценным
И мазок приложивши к холсту,
Как художник, традициям верный,
Желто-красную эту тоску.
Припев;
Вином крепленым одарит осень.
С дождем иль солнцем? Она не спросит.
А мы хмельные, за птичьей стаей
С тобою вместе не улетаем.
Пусть я прожил на свете немало,
Только осень хмелит без вина.
Но налей, если что-то осталось,
Мы допьём свою долю до дна.
Допоем до конца и долюбим,
Всех кого долюбить не смогли.
И ругать эту осень не будем,
Что тепло её не сберегли.
***
Вы не узнали наверно меня,
Я Вас, и вправду, почти не заметил.
А ведь когда-то, у Бога моля,
Жаждал хотя бы коротенькой встречи.
Жаль, не сложились и жизнь, и мечты:
Мы не приблизились даже к роману.
Выпадет решка - но это, не ты,
Если орел - значит, ты, без обмана.
Звякнув, монета легла на ребро,
Мы повстречались без чувства утраты.
Понял: с тобою мне не повезло,
Давняя грусть – невысокая плата.
Витиеватая вычурность фраз,
Томные взгляды холодной Венеры.
Я ведь когда – то готов был за Вас
Рушить мосты и вскрывать свои вены.
Драться готов был я и умирать,
А не смирять безутешно натуру…
А вот сегодня не помню, как звать
Эту красивую, умную дуру.
Свидетельство о публикации №105121001722
Да, завтра в СП буду иметь честь увидеть самого С.П.
Евгений Аверьянов 25.01.2006 22:26 Заявить о нарушении