Под прицелом
Евгений Аверьянов
ПОД ПРИЦЕЛОМ
Стихи и песни
Москва
Московская городская организация
Союза писателей России.
2005
ISBN
В ПРИЦЕЛЕ БЫТИЯ
«Идеальному обществу» поэзия не нужна, а поэты тем более. Об этом прозорливо говорил ещё в античные времена великий Платон. Впрочем, ныне, после краха европейской коммунистической идеи, весьма затруднительно сформулировать принципы этого идеального общества.
Да и сам термин «идеальное общество», подаренный нам Платоном также весьма сомнителен, как и термин демократия, исторгнутый на свет Божий рабовладельческим строем. Поэтому я и заключаю слова «идеальное общество» в кавычки и открывать их не собираюсь. На сей счёт и без меня мудрецы найдутся.
Но если всё-таки следовать логике Платона, то современный Евросоюз, пародийное подобие рухнувшего СССР, помаленьку обращается в настоящее «идеальное общество», поскольку поэзия в Европе сходит на нет. Исходя из современной реальности, меры человеческой жизни вполне хватит для полного искоренения поэзии, как проявления Божественного духа в Слове. И это не тёмный футурулогический прогноз, а расчисленная грядущая реальность, ибо дети в Западной Европе стихов не пишут. Идеальному обществу не нужны мечтатели, но необходим человек-покупатель. Такое целенаправленное преображение человека творящего в человека производящего и покупающего вряд ли кончится торжеством абсолютного добра. Чем это кончится загадывать трудно, но обращение мононациональных стран Европы в многонациональные уже сейчас ставит такие глобальные вопросы, что тень грядущего порою кажется чёрным солнцем.
Но отстранимся от размышлений о судьбах Европы и смерти поэзии в «идеальном обществе», обратимся к отечественным пределам, где дети пишут стихи, где далеко не все мечтают стать человеко-покупателями. И немудрено, ибо «Поэт в России больше чем поэт…». Эти слова отчеканил великий Белинский аж в 1847 году. И несмотря на то, что их приписал себе пресловутый Евтушенко и вволю, как мародёр, попользовался украденным, они по-прежнему истинны и современны. Вообще-то я был активным противником формулы, «чем больше», поскольку исходя из неё, - подлец в России больше, чем подлец, министр в России больше чем министр, ну и т.п.
Впрочем противиться можно чему угодно, хоть затмению Солнца, хоть образованию чёрных дыр во Вселенной, хоть трамвайному сообщению на острове Ямайка, но объективная реальность от этого ничуть не пострадает. Поэтому нынче в зрелые свои годы слова Белинского полностью приемлю и считаю их великим оружием в борьбе с пресловутым «идеальным обществом», которое упорно мерещится прогрессистам и образованцам на просторах русской равнины, но которого надеюсь не будет никогда, ибо Россия вечна.
Кому-то, наверное, покажется, что я подзатянул своими общими рассуждениями предисловие к книге своего товарища Жени Аверьянова. Ну и пусть! Пусть кому-то упорно что - то кажется! Но я- то хорошо знаю куда иду, предваряя разговор об авторе и его стихах. Нет, не к победе коммунизма в отдельно взятой стране, и не к победе капитализма, а к победе души человеческой, обретающей Божье бессмертие на Земле. И, естественно, я должен в своём предисловии не просто рассуждать о предназначении поэзии в нашем дико цивилизованном отечестве , а предельно кратко, но емко рассказать об авторе книги «Под прицелом» как о человеке и стихотворце. То есть ответить на три вопроса. Кто такой Аверьянов? О чём он пишет? Как он пишет? А уж читатель после меня сам будет отвечать на вопрос: стоит ли ему читать стихи Евгения Аверьянова? Без страха забегаю вперёд и уверенно говорю, что читатель ответит на свой вопрос утвердительно.
Биография Евгения типична для нынешнего поколения сорокалетних, встретивших новые русские времена в расцвете зрелой молодости и сумевших вписаться в так называемую рыночную действительность. А у Евгения Аверьянова помимо крепкого здоровья и владения силовыми видами спорта оказалось ещё два высших образования в придачу. Он не уподобился иным своим сверстникам, которые, будучи выплеснуты из аквариума социализма в капиталистическое море, задохнулись без искуственной подпитки. Аверьянов уверенно состоялся как деловой человек, как организатор и руководитель. ЧОП то есть частное охранное предприятие
/ расшифровываю для непонятливых – Л.К. /, которым ныне руководит Евгений Аверьянов одно из самых успешных в Москве. Казалось бы, флаг тебе в руки дорогой Женя, - и в перёд по Главной улице с оркестром в направление олимпа новых русских – Крылатского.
Но затаённая жажда слова, затаённое томление души выразить себя в отчем слове с юных лет не покидало Аверьянова. Всё, вроде, хорошо у человека, а душа болит. Это ощущение неполноты жизни, неполноты бытия, порой очень тревожное ощущение, в какой-то момент стало почти невыносимым для человека и, обратившись в стихи, вылилось на страницы его первой книги « Патруль жизни».
Эта долгожданная книга подвела итог былым переживаниям, но не стала освобождением души, ибо явно не удовлетворила самого Аверьянова. Мне кажется, что прочитав её отстранённо /если, конечно, можно отстраниться от самого себя – Л.К./ , автор не только не возрадовался позднему обретению себя в Слове, но крепко призадумался. К ощущению неполноты бытия, к ощущению небытия в бытии, прибавилось здоровое ощущение творческого несовершенства.
И это прекрасно! – от души воскликнул я, - Молодец, Женя!
Скольких стихотворцев я знавал и скольких ещё, увы, придётся узнать, которые возрадовавшись своим первым книгам, посчитав себя на век, а не временно совершенными, сгинули в безднах времени, смерти и забвения.
Но отрадно, что ощущение несовершенства не отбросило душу стихотворца Аверьянова в бездну уныния и безнадёжности, а наоборот подвигло на новое единоборство с поэтическим словом.
Но это противостояние, где по словам великого Пушкина, «упоение в бою у бездны мрачной на краю», где «бессмертья, может быть, залог» никогда не разрешается односторонней победой, но даёт человеку творящему больше чем победа. Это противоборство даёт истинное обретение самости личности человеческой, и через Слово приобщает всю сущность человека к непостижимому величию промысла Божьего. И не об этом ли состоянии предельно откровенные строки Аверьянова:
Роман написан, но не ставлю точку.
- Продлись, продлись мгновение! – молю.
Придерживая трепетную строчку,
Я снова водку в свой стакан налью.
И, заедая бренность чёрным хлебом,
И, прогоняя трезвую печаль,
Ловлю часы, дарованные Небом,
Когда себя ни капельки не жаль.
Я вам опять рассказываю сказки,
Хоть не прошёл героя тяжкий путь,
Где не был бит, где ведал много ласки,
Где прозревал чужого мира суть.
О, мой удел, иду напропалую!
Один Господь простит да и поймёт,
Что я нашёл дорогу непрямую,
Но всё прямей она из года в год.
И пусть порой, пишу я неумело,
Мне дорог в этих строчках каждый миг!
Я отвечаю – за мужское дело!
Я отвечаю – за страницы книг!
Вот оно творческое кредо автора. Ясное, яркое, открытое кредо.
Вообще-то мне очень не нравится слово – кредо. Какой-то дурной бухгалтерией от него отдаёт, даже не теневой, а потусторонней. И поэтому без научной и прочей терминологии говорю: мне лично по душе такие стихи и человек их написавший вызывает уважение.
Когда-то я в сердцах обронил в адрес одного стихотворца:
«Вечно ты рвёшься с врагами на бой. Всех обвиняешь в безволии. Нет, не пойду я в разведку с тобой, а в контрразведку тем более!»
Думаю, что с Евгением Аверьяновым можно без страха идти в разведку, чтобы вернуться. И в контрразведку можно спокойно пойти, - с Аверьяновым – выпустят. И понимаешь, что это не бравада и не псевдо-поэтический флёр, а жизнь наша русская, когда читаешь:
Пусть по чьим-то меркам, я - злодей,
Но однако грозы и угрозы
Не мешают мне любить детей
И решать с бандитами вопросы.
Не мешают жить мне на износ,
И смотреть на свет через отстойник,
И порою закрывать вопрос,
Чтобы жил заказанный покойник.
Или:
Железный холод у виска,
Последний в этой жизни выстрел…
И бесконечная тоска -
Та, о которой и не мыслил.
Или:
Без закуски жизнь пьяней,
Тяжелей с закуской.
И жую я тягость дней
Всей душою русской.
…………..
Кто-то крикнет:
- Веры нет! Он неблагородный.
Но и в пьянке я - поэт
Без стихов - народный!
Жестокая современность просто прёт из стихов Евгения Аверьянова, порой захлёстывает самого автора избытком негатива - и неверные ноты берёт муза поэта. Но в данном случае не ставлю это в тяжкую вину автору, ибо лучше жить избытком бытия, чем его недостатком. А то ведь читаешь иного стихотворца, вроде, способности есть и, судя по культуре стиха, образование, а строки вялы и бескровны. Отчего?! Да, как говорится, элементарно Ватсон, - от страха бытия, от жалкого стремления выжить, а не жить.
Я процитировал достаточное количество стихотворений Аверьянова, но перечитав понял: однобоко цитирую, представляя автора.
А поэтому приведу другие строки, нежные, щемящие. Это как бы другой Аверьянов. Потому что настоящий поэт потому и настоящий, что он – не другой:
Не уходи, не покидай,
Не убивай последним взглядом,
Не уноси волшебный рай,
Как яблоко любви, из сада.
Когда уйдешь, то я умру,
И пусть без музыки хоронят.
И пусть хоронят поутру,
И пред тобою гроб уронят.
Или:
С пьяной удалью в ночи
Никакого слада.
Ты со мною не молчи,
Не молчи, не надо.
На заутреню иди,
Только не погостом.
И меня с собой веди
К Богу звёздным мостом!
Думается, комментарии излишни. Но не удержусь и опять воскликну! В России и начальники ЧОП-ов любить умеют! И ещё как умеют!.. И в стихах, и без стихов, наяву, по-мужски. Не случайно стихи на эту тему нравятся многим незамужним, да и замужним женщинам, не говоря уже о девушках. И напрасно Аверьянов с простодушным удивлением говорил мне, почти жалуясь: «И чего хорошего они в них находят? Я ведь для себя сочинял…»
Естественно, я ответил товарищу на вопрос. Нормально ответил. А сейчас добавлю: сделанное для себя всегда лучше сделанного на продажу. И в настоящей поэзии ничего не покупают и не продают, как на фронте.
Итожа свои неловкие рассуждения о судьбе и творчестве Евгения Аверьянова, не буду дополнять их критическими советами и назиданиями. Аверьянов – человек сообразительный и, в отличии от иных туповатых дебютантов, не обольщается достигнутым, а понимает, что покорить высоты русской поэзии ох как нелегко, что истинное совершенство достаётся тяжким трудом, а не малой кровью. И поэтому по-человечески желаю своему младшему товарищу долгого тяжкого труда на ниве отчего слова, ибо поэт в России, вопреки тёмным мифам, должен жить долго. И надеюсь, что убережёт его Господь на страшных, смертоносных сквозняках нашего времени, под прицелом бытия, - и от малой, и от большой крови.
На этом можно было бы закончить предисловие, но оно будет неполным, если я не поделюсь некоторыми своими соображениями, возникшими в процессе написания.
«Ох уж эти ЧОП-ы!» - страдальчески молвил один наш корявый знакомец, прочитав стихи Аверьянова и проведав о его должности.
Согласен с корявым, что словообразование ЧОП не очень благозвучно. По неблагозвучности почти приближается к ненавистным мне словам: кредо, лизинг и этот, как его?, язык сломаешь, марк-к-к-к-кетинг, в рот ему дышло! Не знаю есть ли доброе русское слово, которым можно заменить этот чёртов маркетинг. Но, слава Богу, есть нашенское слово охрана, которым спокойно заменяется пресловутый ЧОП.
«Что за страна?! Каждый второй мужик – охранник!» - опять страдальчески воскликнет на сей счёт вышеупомянутый корявый.
Отвечаю корявому и всем прочим, корявым и некорявым: очень даже хорошо, что каждый второй мужик в России охранник. Во-первых, в стране, где всё всегда плохо лежит, без охраны никак нельзя. Во-вторых, не всю страну, стало быть, разворовали, коль есть, что охранять. И надеюсь не разворуют никогда, ибо Россия вечна. И в третьих, касаемо самой профессии охранник. Да ведь это первая древнейшая профессия на земле, а не та, ну сами понимаете какая. Об этом чеканно говориться аж в самой Библии, в книге Бытие, глава 3, стихи 23-24:
«…И выслал его Господь Бог из сада Едемского, чтобы возделывал землю из которой он взят. И изгнал Адама, и поставил на востоке у сада Едемского херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь, к древу жизни».
Исходя из этого богоданного текста, можно сделать чёткий вывод, что херувим – это не розовощёкий ангелочек с крылышками, как принято думать, а грозный страж, поставленный самим Богом при входе в Рай, владеющий в качестве оружия особым небесным огнём, выходящим из недр земли наподобие блистающего и вращающегося меча.
Эх, как не хватает нынче России сей херувимской стражи!
Явно и тайно не хватает, несмотря на то, что практически каждый второй служит в охране. Велика, велика наша Россия, но отступать дальше некуда…
И ещё… Все мы зачитывались в детстве книгой «Три мушкетёра» Александра Дюма. Многие и по сей день зачитываются. И молодцы! Это намного интересней и полезней, чем чтение всевозможной псевдолитературы типа Акунина и Донцовой. Но кто они такие – эти симпатичные ребята мушкетёры?! Да самые натуральные элитные охранники! А Евгений Аверьянов – самый настоящий современный мушкетёр. Некоторые наши друзья за многочисленные добродетели любовно наградили его кличкой Багор. Я не против Багра, но моему сердцу ближе прозвище Портос, которое вчистую подходит Жене Аверьянову как человеку и как поэту. И завершая, наконец, своё предисловие к стихам Аверьянова, хочу пожелать Портосу московской поэзии новых побед в житейских противоборствах и светлых побед над собой в противоборстве со словом и временем.
Лауреат Международной премии
Святых равноапостальных Кирила и Мефодия,
академик Международной академии
Духовного Единства народов мира, секретарь
Правления Союза писателей России, профессор
Лев Котюков
КОСТРЫ СУДЬБЫ
РАЗДЕЛ I
Россия
Моя Россия велика!
И понимаешь, пролетая:
Не сможет выразить строка
Величие родного края.
Не охватить его вовек,
Великой мерой не измерить.
И знаю я как человек:
В Россию можно только верить!
***
Догорал костёр за речкой,
Тлея из последних сил.
А в реке, мерцая свечкой,
Жёлтый месяц загрустил.
Там, за речкой кто-то плачет,
Голос за душу берёт,
Может про любовь - удачу,
Кто-то искренно поёт.
В этой песне чья-то доля,
Жаль не слышно ни рожна.
А вокруг такая воля,
Что и песня не нужна!
К Богу!
С ветром отгони туман
От сирени пьяной.
Разгони в душе дурман
Жизни окаянной.
С пьяной удалью в ночи
Никакого слада.
Ты со мною не молчи,
Не молчи, не надо.
На заутреню иди,
Только не погостом.
И меня с собой веди
К Богу звёздным мостом!
Заветная берёза
Заповедная страна,
заболоченное счастье…
Ты хмельная - без вина,
ты счастливая - без счастья.
В серой дымке стылый дол,
ты - беда моя и радость.
На пригорке старый дом -
всё, что от отца досталось.
Нити путанных дорог,-
тянутся к тебе сквозь веси…
Вот родимый мой порог,
дым от печки тянет к лесу.
Там в лесу - большой погост,
над которым дым растает,
Где я вижу в полный рост
красоту родного края.
Налитой берёзы сок.
У всего бывают сроки.
Не вернуться я не мог:
без неё я - одинокий.
Каждой почкою дрожит
та береза среди поля…
А вокруг меня лежит
нескончаемая воля.
***
С мягким шелестом вёсел в кувшинках,
На большом и заросшем пруду,
Чуть блестящей в лозе паутинкой,
За закатным лучом я уйду.
И опять приоткроется лето,
И запахнут цветы на лугу.
И мечты, что растрачены где-то,
Я на тёплом закате найду.
И душа, что природой согрета,
Наконец - то поладит с собой…
Я живу с ощущением лета
Даже стылою зимней порой.
***
Как хорошо, как знойно лето!
Зимой я эту пору ждал.
Она давно таилась где-то,
Уже с билетом - на вокзал.
Вновь лето на земле - хозяйкой,
Цветут на грядках огурцы.
А я хожу в саду - зазнайкой
И строю из песка дворцы.
Мечты мои - такая малость:
- Мечтаю чисто, как дитя,
И дорожу всем, что осталось,
Навстречу солнышку летя.
О любви
Твои уста опять немы,
В глазах - исчадие порока!
Давай возьмём любовь взаймы,
В кредит немыслимый - без срока.
Давай заложим скудный быт
И растранжирим всё наславу.
И пусть я буду крепко бит,
Что пил любовную отраву.
И, если нам позволит Бог
Испить любви до исступленья,
Мы подведём с тобой итог,
Где все умрут от изумленья.
***
…..В переулке каждая собака
знает мою легкую походку
Сергей Есенин
Макушка лета, как вихры, - вразлёт,
Стою, пью пиво. Хорошо, но жарко.
А у пивнушки трётся всякий сброд,
И мне ему скупых монет не жалко.
Жара. Июль. Всё в жизни – чередой:
Весь день - работа, вечером - пивная.
А на душе - безоблачный покой,
Фрагмент короткий призрачного рая…
Сады бушуют, яблоки - в налив,
Собаки, разомлевшие от зноя,
Меня сопровождают, не спросив,
И сторожат с любовью - за пивною.
***
Зреет клубника, трава колосится…
Как же привольно по тропкам носиться!
Думать о летнем, тепле, и - в новинку
Пить молоко из подтаявшей крынки.
Сказка недолго порадует сердце:
Погреб захлопнет заветные дверцы.
Ночью прохлада окружит округу,
Лето промчится, как стрелки, по кругу.
Будет зима. Только снова на рынке
Пью молоко из подтаявшей крынки.
Знаю: за городом, спрятавшись где-то,
Вновь меня манит волшебное лето.
Боль детства
Мне зелёнкой мажут раны,
Бабка крестится, молясь.
Из-за печки тараканы
Шевелят усами, злясь.
Я упал с велосипеда,
Всё, что мог - не мог, разбил.
Думал, к дому не доеду,
Думал, что не хватит сил.
Дома - хмурая бабуся
Хлопотать да причитать.
И теперь зелёнкой жгусь я,
Впрочем, что тут вспоминать…
Эта боль уже не душит,
И бабуля умерла,
И не жгу зелёнкой душу,
Чтоб стерильною была.
Вспоминаю часто детство.
А знакомец - таракан
Из-за печки, по соседству,
Зло глядит на мой стакан.
Помяну родных и близких,
Всё прощая и любя.
Знаю, детство, ты так близко, -
Только не вернуть тебя!..
***
Я устал от тревог и побед,
Ничего больше в жизни не надо.
Я люблю тебя тысячу лет,
Ты одна мне и жизнь, и отрада.
Знаю, там, далеко за горой,
Там, за облаком, кто-то Великий
Повенчал нас весенней порой,
А потом уничтожил улики.
Я живу и, всем сердцем любя,
Ничего о любимой не знаю.
В жизни так не хватает тебя!
От разлуки с тобой умираю.
Пью. Хмелею. Трезвею к утру.
Но опять, забывая о лени,
Я глаза воспалённые тру
И тебя ожидаю в томлении.
Летом в деревне
Деревня. Лето. Солнце - к лесу.
И больше нечего желать,
Как в стороне от благ прогресса
Прогресс по матери ругать.
Здесь чинно всё и благородно,
И бьёт набатом - тишина
И чья вина, что жить не модно -
В деревне нашей? Чья вина?
В укладе местном, я - невежда,
Но, словно слыша предков стон,
С неторопливою надеждой
Крещусь на колокольный звон.
И чистым колокольным звоном
Мне память сердце обожжёт,
В краю, где небо над затоном
Знакомый сокол стережёт.
Друг
Мы с ним сегодня убежали:
Москвы не радуют огни.
И чемоданы на вокзале,
Как наши прожитые дни.
Бежим в леса, что в Подмосковье,
Бежим подальше, с глаз долой,
Чтоб насладиться новой новью,
Волшебной, будто неземной,
Где нет надуманного чувства
И мысли не идут вразброд,
Где на душе не будет пусто,
И где понятливей народ
Где, забывая боль и муку…
Но, мыслей оборвав полёт,
Мой верный пёс мне лижет руку
И никогда не продаёт.
***
Петухи зарю пропели.
Поднимаюсь, не спеша.
И поёт в родном пределе
О любви моя душа.
А вокруг – деревня, воля,
Молоко из-под козы.
Эх ты доля, моя доля,
Только б не было грозы!
Хорошо на сердце, чистом:
Знай, ходи себе, гуляй.
Беззаботным анархистом
Край родимый прославляй.
***
Ты на меня не ворожи -
Тобой заворожённого.
Меня целуя, не дрожи,
Лихого да прожжённого.
Мне не уехать, не сбежать,
К тебе одной стремление.
И что мне Божья благодать?
Что мне чужое мнение?
Терзай меня - я не уйду
Прогонишь - не уеду я.
И буду пить свою беду,
Чужой беды не ведая.
Тебя люблю, моя печаль!
Пусть в жизни всё провалится,
Мне ничего уже не жаль,
И ты, даст Бог, не сжалишься.
***
Ты - мой идол, ты - моя печаль,
Послана не Господом, а бесом.
Сколько раз я говорил:
- Прощай!
У меня к тебе нет интереса!
Только снова манит, как магнит,
Глаз твоих загадочное диво.
И душа сама к тебе летит
На колени, падая красиво.
Я ещё держусь, ещё не твой.
Что глядишь, эфирное созданье?
Как хочу расстаться я с тобой,
Исподволь надеясь на свиданье.
И пускай застыла в венах кровь.
Даже у тебя в благоволенье
Я испепелю в себе любовь,
Падая привычно на колени.
***
Не уходи! Не оставляй!
Не покидай в немой обиде.
Я знаю, что со мной - не рай,
Но я надеюсь: ад не выйдет.
Поземка по сердцу легла,
И у меня ошибки были.
А завтра, может, будет мгла,
А мы ещё не долюбили.
Не долюбили эту жизнь,
Хоть мы с тобой хлебнули лиха.
И я прошу тебя: держись,
Не уходи навеки тихо.
Не уходи, не покидай,
Не убивай последним взглядом,
Не уноси волшебный край,
Как яблоко любви, из сада.
Когда уйдешь, то я умру,
И пусть без музыки хоронят.
И пусть хоронят поутру,
И пусть по пьянке не уронят.
Ведь засыхающей душе
Не нужно тлеющее тело.
Любовь была у нас уже -
Обоим, видно, надоела.
Сегодня наш великий рай
Любовь откроет без отмычки…
Не уходи! Не оставляй,
Но полюби, как по привычке.
***
Тихо тлеет сигарета,
Обращая время в пепел...
Знаешь, канет в бездну лето,
Дым его развеет ветер.
Всё на свете – отраженье:
Дальний юг, моря и пальмы.
Ты и я - в одном движеньи
В море иссини - зеркальном.
Наш роман, как та пропажа.
Белой ниткой время сшито,
И в словесном эпатаже
Жизнь - разбитое корыто.
Я уже тебя не вспомню,
А увижу - не растаю.
Почему сегодня томно
Я, как в дивном сне, летаю?
Нет ни адреса, ни факса,
Ни привета, ни ответа…
Неужели было фарсом
То - сжигающее лето?
Ночь перед охотой
Гуси с криком пролетают,
На кормёжку, на зелёнку.
Облака под вечер тают,
Затеняя грани тонко.
Всё укроет тихий вечер.
Угли греют, вечер студит.
Налетая, шалый ветер
В мыслях разное разбудит.
Эта ночь перед охотой!
Разговоры, разговоры,
Еле слышное болото,
Ястребок, летящий к бору.
Дым, упрямо бьющий в ноздри,
Чья-то новая винтовка,
И лисы шальные козни -
Травит зайчиков плутовка.
А охотничья одежда,
Будит завтра - ожиданьем,
Как великая надежда
Перед вечным оправданьем
Охотничье утро
Здесь регалии нам ни к чему.
Запах кофе смешав с перегаром,
Мы свою не ругаем страну,
А считаем её божьим даром.
Этой ночью, не ведая, сна.
До утра замерзали в машине.
Но на сердце светилась весна,
Как на старой чудесной картине,
Где вокруг и трава, и снега,
И слезами налитые почки,
И промёрзшие в стужу стога,
И скатёрка в красивый цветочек.
Где, ломящийся пиршеством стол,
И - таящая силу природа.
Бесконечный с разливами, дол,
И - свобода, свобода, свобода!
Скоротечное время чудес,
Предвкушение скорой охоты…
Затаился приземистый лес.
Хорошо! Даже спать неохота.
Утиная охота
На номера! Каждый знает свой сектор.
Еле заметны зелёные робы.
Птицы парящей загадочный вектор.
Тихий полёт, жёстко прерванный дробью.
Тихая осыпь зарядов по глади.
Крякнув с кувшинок, вспорхнули лягушки...
Думаю снова: чего это ради
Бросил в палатке тугую подушку?
Только опять налетевшая стая
Из равновесия выведет душу.
И, улетает, стремительно тая,
Словно стыдя, что стрелять нужно лучше.
Егерь добычу поделит по - братски,
Тушки по весу разложит за лапы.
Снова затоны затянутся ряской
Грубой, но быстрой зелёной заплатой.
Сердце взгрустнёт, предвкушая бетонность:
Ведь от охоты отходишь не сразу…
Нас по асфальту несут в монотонность
Быстрые джипы с засохшею грязью.
Волк
Опять бурелом и размытая пойма,
Вся роба в поту и пустая обойма.
Какая верста? Но считать их - нет толку:
Мы гоним и гоним матёрого волка.
Он лихо уходит дорожною новью,
Следы оставляя, краплёные кровью.
Охотников запах шибает по ветру.
Спасение близко, и смерть где-то в метре.
Чудес не бывает у дикой природы:
Не ведают волки судьбы - без свободы.
Лишь мёртвому волку свободы не надо.
И я холодею - от волчьего взгляда.
В прыжке молчаливом, с последнею болью,
Он прыгнул на нож, приготовленный к бою...
Волк
Холода - не в холода,
А зима - не в зиму.
Пронеслась моя беда,
Хорошо, что мимо.
Нажимает враг курок,
Метко бьёт, паскуда.
Но не вышел, видно, срок,
Я живой покуда.
А от сглаза и беды
Средства все - без толку.
И куда ведут следы
Одиночки – волка?
Через красные флажки
Три оврага - махом
На охотничьи рожки
Молча или с матом?
Сам с собою не в ладу,
Обагрённый кровью.
Но на снег не упаду
Я с последней болью
Дачное
Диван. Деревня. Телевизор.
Чего ещё могу желать?
Пусть завтра жизнь мне бросит вызов,
Сегодня лучший друг- кровать!
Есть аргумент сегодня веский,
Мне предначертанный в судьбе.
И отзовёт она повестки
И к прокурору, и к судье.
Кому кидаю тихий вызов?
Лежу, не собираясь спать…
Диван. Деревня. Телевизор.
Мне больше нечего желать.
Гусар
Что осталось от гусарства?
Лишь бокал, и тот пустой.
В тридевятом государстве
Я просился на постой.
Я просил воды и хлеба,
Обещал колоть дрова.
Проявило жалость небо-
И открыла мне вдова.
Вроде было всё, как надо,
Даже чёрным был платок,
И вдова была мне рада,
Но пришёл расчётный срок.
Наступил момент расплаты,
За вино и за слова…
Вспоминаю, как когда-то
Целый год колол дрова.
***
Не целуй меня, глупая женщина,
Ты пойми: я сегодня - не твой.
Ты по жизни желаньем отмечена
Я - ничейный - печальный изгой.
Свечи тускло горят. Колыхается
Пламя сотней туманных огней,
Словно жизнь, догорая, кончается
В монотонности суетных дней.
И встаёт, словно пламя, причастие
Между нами великой стеной.
Я нашел в Божьем храме участие,
Я уже - не печальный изгой.
Оправданьем за годы безверия,
Эти свечи горят и горят…
Жизнь не станет великой потерею,
Если нынче я господу рад.
Мой поезд
Снова жду, жду свою электричку,
Кто-то вновь отменил поезда.
И стою я: по старой привычке,
Может, скатиться с неба звезда.
Может, поезд мой - вне расписаний
Разорвёт пелену и туман.
Как дракон из былинных сказаний,
Может, поезд, а может, - обман.
Только старость никто не отменит,
В расписаньях не властен народ.
Кто часы ожиданий отметит,
Остановит истории ход?
Я опять буду ждать этот поезд,
Он придёт, жаль не знаю, когда.
А пока продолжается повесть
И летят в ожиданьях года.
Ветрогон
Я тобой совсем не грежу,
И потерян чувствам счёт.
Ухажёру нынче врежу,
Без раздумий, сразу, влёт.
И цветы его сломаю,
Растопчу его мечты.
Я сегодня твёрдо знаю:
Мне нужна сегодня - ты.
Заколдую, зачарую,
Дверь тихонько затворю.
Я с тобою заночую,
Сладких слов наговорю.
Будет ночь полна веселья!
А наутро не вини -
Будет горькое похмелье,
Не узнаю! Извини!
***
Разбуди меня в полночь,
И спроси, где я был?
Расскажи, что я сволочь,
Что неправильно жил.
От твоей укоризны,
Отмахнусь, как от бед.
Ты навек в этой жизни
Самый страшный мой бред!
Оплаченное счастье
Ты сидишь на коленях моих,
Счёт оплачен и выбор не нужен.
Свечи скорбно горят - для двоих,
Для двоих на столе этот ужин.
Я купил красоту и любовь,
Ты - моя по негласным законам.
Жаль, не бьёт, словно в юности, кровь,
Жаль, не буду я снова влюблённым.
Поцелуи твои проплачу,
Но, пожалуйста, только - не в губы.
- Это, словно привет палачу
С пожеланьем: поменьше быть грубым.
А наутро - похмельный дурман,
И в душе - нескончаемо пусто.
Он прошёл, этот сладкий обман,
Где недавно играли мы - в чувства.
Всё! Оплачены счастья часы!
Ни одной не осталось минуты...
Я уже сомневаюсь, что ты
Подо мной бушевала - салютом!
Шлюшка
А ты прошла по лестнице,
А с кем? Какая разница…
Я знаю, что ты - грешница
От сердца и до задницы.
Ты только в чувства верила,
Не чувствуя ответственность.
Своею меркой мерила
Судьбу, теряя девственность.
В стогах да под амбарами
Ты повидала всякого.
С худыми и амбалами
Любилась одинаково.
И жизнь твоя бедовая
Давно тебе - без разницы.
Проснешься ты – соловая,
И вновь закрутишь - задницей.
***
Ты считала: счастье есть,
И любила лютой болью.
Жаль, давно забыла честь
С греховодною любовью.
Ты - для всех, но ты - ничья,
Не люблю и не ревную.
Как из грязного ручья,
Я срываю поцелуи.
Все желанья подавлю.
А когда наступит вечер,
Я любовь вином залью -
Может, от тебя излечит?
***
Снова серый мокрый вечер.
Как и много лет назад,-
Задувает свечи ветер,
На душе моей - разлад.
Ты в глаза уже не смотришь!
Уходи, моя печаль!
Знаю, время не воротишь.
Не воротишь - и не жаль!
В горках Ленинских
Поэту Николаю Цветоватому
В лесу - берёзовая роща,
Красив наш край со всех сторон!
Лишь тихо ветер в кронах ропщет
И тёплый день, как сладкий сон.
Простой мужик, с запойным взглядом,
Он весь в заботах и делах.
Вот стол накрыт, и где-то рядом
Дымит мангал на всех порах.
В пруду - остывшее спиртное,
Вне расписанья - летний дождь.
Когда-то здесь искал покоя
Великий мавзолейный вождь.
Те времена уже минули
Во мраке судеб, мраке лет.
Но мы открыли суть иную:
Жил вождь!
Теперь живёт - поэт!
Ураган
Поднимаются буруны,
И вот-вот рванёт земля.
Провода гудят, как струны,
Лишь сильнее ветер зля.
Вот парник к чертям взлетает
И трясётся конура.
Бедный пёс беды не чает,
Только рвётся со двора.
Солнце выйдет из-за тучи,
Урагана стихнет ход.
Упадёт на землю лучик,
Успокоится народ.
И в душе проснутся силы.
Снова радость, снова смех,
Снова сердцу всё так мило.
Знать, простил Господь нам грех.
ТРЕВОЖНАЯ
НОВЬ
РАЗДЕЛ II
***
Жизнь моя - то быль, то небыль,
Жизнь моя, моя печаль…
Где я был и где я не был,
Ничего давно не жаль.
И не рвёт тальянка душу:
В сердце пусто и темно.
Я печаль свою нарушу,
И налью себе вино.
Снова пьяный, заплутаю
Между трёх седых берёз.
Снова душу испытаю
В искушеньи новых грёз.
И, вдыхая свежий ветер,
Рву рубаху на себе…
Больно день сегодня светел,
В день такой не быть беде.
***
Не молись чужому Богу,
Даже если завтра - смерть.
В жизни - лишь одна дорога,
Под ногой - земная твердь.
И не жги напрасно свечи,
А чужие не гаси.
Если время не излечит,
Жизнь у Бога не проси.
Не ищи себе кумиров,
Не зови к себе волхвов,
Если кто-то правит миром
И не ведает грехов.
Но с надрывом, но со стоном
Я на помощь не зову.
А живу не по законам,-
Я по совести живу,
Ежедневно, неустанно
Повторяя вновь и вновь:
- В этом мире, очень странном
Вечно властвует любовь.
Не входи два раза в речку,
А вошёл так не дрожи,
Что поставит кто-то свечку
За помин твоей души.
Заблудился
Бреду, ругаясь, на ходу,
Какие тут грибы!
Иду, с собою не в ладу,
В глуши лесной среды.
О, сколько раз я пропадал!
И вот опять воскрес.
Я по лесу брести устал,
Но бесконечен лес.
Иду за солнцем - на закат,
И ускоряю ход,
Ползу за ним, как ренегат,
Чтоб выйти на восход.
Но вот забрезжил вдруг просвет
С крестами в полный рост…
Да, жить и жить мне много лет,
Коль вышел - на погост!
Предгрозье
А первые грозы ещё не гремели,
И первой росой не умылась трава.
Наверное, что-то мы вновь проглядели,
Что дорого нам, превратили в слова.
В пустые слова обратили все чувства,
И сам не пойму, где любовь, где слова.
Вот только весну я предчувствую чутко,
И то потому, что болит голова.
И сердце болит, но всё реже и реже.
В словесном болоте погаснул огонь.
Зато мне слова эти сердце не режут,
И не воскрешают забытую боль.
Как мило и просто давать обещанья,
И клясться навеки в любви неземной.
А пульс шестьдесят - это мера страданья,
А пуль шестьдесят - это вечный покой.
А хочется жить, и молиться, и верить,
И хочется падать, но снова вставать.
И жизнь как не очень большую потерю
С любовью и болью опять принимать.
Под прицелом
Может быть, я в жизни никудышный,
Но зато горазд - писать стихи.
- Извини маманя, так уж вышло,
Только за какие за грехи,
Что я снова там, где мне не светит,
Где который раз я не у дел?
Где меня не любят, не приветят,
Но приветит - снайперский прицел!
***
А в России умирать, как покаяться,
Похоронят – процедура привычная.
А душа? А что душа? Вечно мается.
А душа? А что душа? Дело личное.
Воспитала нас иностранщина,
Кто шпаной был, те стали эстетами.
Поколение такое взращено!
Все - при галстуках и с кастетами.
Позабыли давно законы мы,
И всё больше в чести - понятия.
И не знаем, кого за горло бы,
Не поймём, где братва, где братия.
Рвутся к власти не от безденежья,
Попирают устои Божии,
Обещают:
- Всё будет бережно!
Как им верить, с такими рожами?
Между нами - большая разница,
Мы в России – не Ваньки сирые,
И не смотрим мы Западу - в задницу,
Наши – шире, да и красивее!
Профи
Кто нас ждёт у поворота,
Затаив в кармане нож?
Повезло же мне с работой!
День и ночь - средь мрачных рож!
Сам ищу порою встречи,
Если грустно на душе.
Что, шпана, ещё не вечер?
Что ж мы встретились уже!
Наш базар отнюдь не долог,
Хоть и профи с двух сторон.
Убежал трусливо ворог,
Понеся большой урон!
Натворил я дел немало,
Я бываю, крут порой…
Но зато светлее стало
На земле моей родной.
***
Пусть по чьим-то меркам, я - злодей,
Но однако грозы и угрозы
Не мешают мне любить детей
И решать с бандитами вопросы.
Не мешают жить мне на износ,
И смотреть на свет через отстойник,
И порою закрывать вопрос,
Чтобы жил заказанный покойник.
Шрамы
Не спрашивай меня, не надо, мама,
Откуда у меня такие шрамы?
Ведь в перепутье жизненных сентенций
Всегда их больше у тебя на сердце.
А я уже давно врачую раны,
Не по больницам, а по ресторанам.
И пусть опять сквозят сквозь эти строки
Дела лихие да большие сроки.
Я знаю, не вернётся больше детство,
Хоть там от шрамов осталось средство.
Где постигалась жизнь порою с болью,
Но всё лечилось твоей любовью.
А лишь посплю на стареньком диване,
Забудусь, будто в детстве в тёплой ванне…
Душа болит, но знаю в сердце мамы,
Затянутся болезненные раны.
Боль
Я слушал заумные речи
И пил хороший коньяк.
Он душу, я слышал, лечит,
Лишь боль не пройдет никак.
Мой доктор – не самоучка,
Вот жалко одно: не пьёт.
Зато меня жизни учит,
И в грелке суёт мне лёд.
О, как мне всё надоело!
Душа холоднее льда.
Я грелку откинул «смело»:
Ведь в грелке давно - вода.
Ту боль, что виски сжимает,
Я выдержу: я - железный.
Но доктор о том не знает,
И мне всё твердит: - Болезный.
***
Звенят бокалы празднично - за Русь,
Звенят бокалы – с неизбывной грустью.
Я в одиночку выпью эту грусть,
В душе тоска, наполненная Русью!
Здесь сучьи стаи снова правят бал,
Здесь маскарад, за розовым туманом.
Демонстративно я покину зал:
Где больше не хочу дышать обманом.
Напиться б в доску и уехать в глушь.
Чем дольше жизнь, тем ближе сердце к детству,
Где никогда мне не играли туш,
И лишь собаки выли по соседству.
Там – всё, как прежде: там не надо врать,
Там, где давно любовь меня заждалась.
Там, где друзья меня устали ждать,
На фото, что давно уж затерялось.
***
Высокие материи, надуманный устав,
Наверно, не от Бога, а от беса.
И я от той материи, порядком подустав,
Сбегаю от культурного прогресса
В деревню, где беззлобные бранятся мужики,
В сердцах бранятся лишь от жизни трудной,
Где о «высоком» трезвые гадают дураки,
Где самогон задиристый да мутный.
Там клуб давно загажен и не крутят там кино,
А бытие воспринимают хмуро.
Остались от культуры – самогон да домино.
Какая к чёрту здесь ещё культура?
Возвращение
Постой, водитель, я ещё не сел,
И не готов к серьёзным переменам.
Я жизнь пропил, а может быть, пропел
С последней сотней, выданной в «обменном».
Мой чемодан - забитый барахлом:
Из прошлой жизни - жалкие остатки,
Залитые недопитым вином -
А может, бросить их на полустанке?
Я жизнь начну заправски, но - с нуля,
Срывая кожу, обжигая нервы.
Постой, водитель, не бросай руля,
Не изумляйся: я такой - не первый.
И ты придёшь когда-нибудь к тому,
Что одолеют душу перемены.
И губы не притронутся к вину,
Что зачеркнуло прошлое - изменой.
И снова встретишь новый день, как жизнь,
И, ощущая лучик первозданья,
Ты вновь рванёшься без оглядки в высь!
Не думая о Божьем наказанье!
Мастер смерти
У мастера смерти - свои инструменты,
Они и остры, и тупы, и жестоки.
Пусть в жизни не часты такие моменты,
Я кровью пишу эти скорбные строки.
У мастера смерти - кирка да лопата:
Конечный продукт закопает, как надо.
А если за труд не получит доплаты,
То слова не скажет: работа - отрада.
И взглядом, опять выбирающим жертву,
Пройдётся по спинам мурашками страха.
При нём ты на жизнь, друг любезный, не сетуй:
Чуть пикнешь – и станешь лишь горсткою праха.
Рваный бег
Рваный бег - от смерти в вечность,
Тела мелкая трусца
Нашей жизни человечьей
От рожденья до конца.
В непонятной этой гонке
Ухожу опять в отрыв.
В организме бодром тонко
Зреет яростный порыв.
На последней стометровке,
Всё сметая на пути,
Я лечу по самой бровке,
Над землёй лечу почти.
Мой финал давно известен,
И, прервав мирскую суть,
Под оркестра медь, без песен
Гроб трусцою пронесут.
Голос егеря
Безвременно ушедшему другу Михаилу Лосеву
Через девять дней поминки
По моей лихой судьбе.
Я лежу как на картинке,
И страдаю по тебе.
Знал судьбу свою - до срока,
Знал, что мне недолго жить…
Жаль, родным со мной морока-
Горюшко до дна испить.
А у нас на пойме зори-
Красивее не сыскать.
О моей мужицкой доле
Зря не надо горевать.
Я у Бога не в обиде,
Егеря и там - в цене.
На земле я много видел,
Не сгубил себя в вине.
Что успел я, то поправил,
Всё продумав наперёд.
Сыну я ружьё оставил,
Дел живых - невпроворот.
Пронесли меня деревней,
Дня на свете горше нет…
Кто не знал меня, наверно,
Думал: он - авторитет.
Гроб проплыл, качаясь, - лодкой
Над деревней, над толпой.
Нынче выпьют море водки!
Жаль, я больше - не живой.
Монумент воздвигнут славный,
Добрым словом помянут…
Иль я был - по жизни - главный,
Если так меня несут?
Патологоанатом
Словно анатом, вскрываю обшивки,
Как формалин, разливаюсь над грязью.
И пациенты прощают ошибки:
В мёртвых найду я причинные связи.
Груды грудин, черепные коробки,
Чьи-то желудки с остатками пищи.
Я не садист, но и парень не робкий -
Главный, кто в смерти бессмертное ищет.
Этот - без мозга, а этот - без сердца,
Третий был съеден своим же желудком.
Этот - красавец, заправленный перцем,
Видно, считал, что вся жизнь - это шутка.
Не отзовутся убитые мысли,
В этих телах больше жизни не будет.
Все из земного когда-то мы вышли,
Только Господь за дела нас осудит.
С миром уйдём мы негромко и чинно.
Нам ли помпезной скандальности слава?...
Кто там поэту рецептом старинным
Тихо мешает в мензурке отраву?
***
Мы нальём - по кругу - водки,
Чёрный хлеб на закусь есть.
И маханём-ка, брат, по сотке,
Нам по двести - это честь!
Повторим ещё по разу,
Перемоем кости всем.
Если водка нам - без мазы,
Пива выпьем - без проблем.
И чего с бутылки будет?
Веселее только жить!
Нас общественность осудит?
Пили, пьём, и будем пить!
***
В буфете ЦДЛ прохладно!
Полёт Пегаса ощущая,
Мне здесь приятно и отрадно
Топить лимон в стакане чая.
Среди прозаиков, поэтов
Меня совсем никто не знает.
Там на дворе бушует - лето,
А здесь табачный дым летает.
Сижу дубиной стоеросовой,
И здешний воздух мне не вреден…
Эх, был бы я в рубашке розовой,
Наверно, сразу б был заметен.
Альтернатива
Разбавляю водку пивом,
А любовь глушу тоской.
Изучаю позитивы
Прошлой жизни непростой.
Там, под старые мотивы,
Отразила плёнки гладь
Для меня альтернативу:
Водку с пивом - не мешать.
***
Жизнь была растрачена мной по пустякам:
Звёзды за окошечком. На столе «Агдам».
Годы отошедшие не вернуть теперь:
К вам быльём завалена потайная дверь.
Жизнь, теперь унылая, лодочкой плывёт,
Даже смерть постылая глянет - отойдёт.
Золота не нажито. Разве в этом суть,
Коль в гробу, да мраморном, дурака несут?
Краски жизни выцвели. В суматохе лет.
Те года оставили ржавый пистолет…
Снова выпью лишнего, но не стану злей.
На знакомой улице нет меня хмельней.
Вокалист
Не маши пустым бокалом,
В душу флагманом не лезь.
Я всегда живу с вокалом:
У меня таланты есть!
Волчьей хватки не имею,
Но вцеплюсь - так не сипи!
Я иду - и псы немеют
У забора на цепи.
Жаль, душа давно пустынна,
Словно с трещиной - бокал.
Не ищу утех невинных,
А от винных так устал!
Хоть порою жил я с болью,
Да до смерти не был бит.
Сыт по горло нелюбовью,
И любовью тоже сыт.
Нынче тяжело с вокалом
В мире горечи и зла.
Не маши пустым бокалом,
Пьём сегодня - из горла!
Последний выстрел
Допить последнюю зарю,
И выпить всё, что мне досталось...
Я вновь судьбу благодарю
За эту крохотную малость.
Последний бой, он впереди.
И жизнь негаданно, нежданно
Я попрошу: не уходи,
Ведь этим утром ты желанна.
Он был последний – марш-бросок,
Пот застилал тугую вечность.
Солёный человечий сок
И чей-то крик нечеловечий.
Потом - походный медсанбат,
И две культи - два приговора,
И пьяный, с орденом, комбат,
И инвалидная контора,
Железный холод у виска,
Последний в этой жизни выстрел…
И - бесконечная тоска,
Та, о которой и не мыслил.
Начало
Без закуски жизнь пьяней,
Тяжелей с закуской.
И жую я тягость дней
Всей душою русской.
Снова пьяная душа
Ульями роится.
Знаю, плохо без гроша:
Не опохмелиться!
Помятую, где занять.
-Дайте в долг, ребята!
Обещаю всем отдать:
-Нынче, до заката.
Кто-то крикнет:
- Веры нет!
Он - неблагородный!
Знаю, в пьянке я - поэт!
А в стихах - народный.
***
Не сложилось! Значит, не сложилось.
И не то, что нам не повезло:
Мы ведь жили, и неплохо жили,
Ну, а может, жили всем назло.
Жизнь люблю, и в этом нет сомненья!
И зачем закрашивать виски?
Вспоминаю каждое мгновенье:
Только сердце рвётся от тоски.
Я немного полежу и встану,
И, давно забыв про иноходь,
Побреду к ближайшему бурьяну,
Обретая суть свою и плоть.
***
Роман написан, но не ставлю точку:
- Продлись, продлись мгновение! – Молю.
Придерживая трепетную строчку,
Я снова водку в свой стакан налью.
И, заедая бренность чёрным хлебом,
И, прогоняя трезвую печаль,
Ловлю часы, дарованные небом,
Когда себя ни капельки не жаль.
Я вам опять рассказываю сказки,
Хоть не прошёл героя тяжкий путь,
Где не был бит, где ведал много ласки,
Где прозревал чужого мира суть.
О, мой удел - иду напропалую:
Один Господь простит да и поймёт,
Что я нашёл дорогу - непрямую,
Но всё прямей она из года в год.
И пусть порой, пишу я слишком смело,
Мне дорог в этих строчках каждый миг!
Я отвечаю – за мужское дело,
Я отвечаю – за страницы книг.
Муза
А на моё усталое окно
Опять туман спустился ожиданья.
Пролито недопитое вино,
Как божий дар божественной Лозаньи.
А за окном - огромная страна.
Задую свечи и открою шторы…
Ещё немного терпкого вина -
И я дождусь, возьму тебя измором.
О, жажда постоянных перемен!
Твоя награда не со мною рядом.
И наша жизнь - последующий тлен,
Но я живу: кому-то это надо.
И я дышу, наверное, назло,
Ругаю время, Бога и пророков.
Бывало, временами не везло -
И я просил иных хороших сроков.
Я не смогу тебя не полюбить,
Твой образ часто снится мне ночами.
А может, надо просто жить и жить,
Не засоряя эту жизнь стихами,
Не маяться с открытою душой,
И не трепать измученные нервы,
И говорить: всё очень хорошо!
Я у тебя такой уже не первый.
И я живу с надеждой и молчу,
Когда пройдёшь, когда меня заметишь.
И подведёшь любовно к палачу,
И напоследок что-нибудь ответишь.
***
Вроде, исповедь - не к месту:
Знаю, жизнь моя грешна.
Я не крал чужой невесты,
Хоть на улице весна.
Пусть буянил я, убогий,
Был к другим не в меру строг,
Но не крал чужой дороги,
Той, что напрямик - в острог.
***
Не ври, кукушка: столько не живут,
Задаром не хочу чужого срока.
Меня уже друзья мои зовут,
Ушедшие по воле злого рока.
И не сули мне лишние года:
Итак на сердце горечь и тревога.
Мы в жизни все шагаем в никуда,
И в никуда ведёт меня дорога.
Но не хочу у Господа просить
Хотя б ещё чуть-чуть убогой жизни.
Молиться буду, но не голосить -
И он простит меня без укоризны.
И примет в свой неведомый чертог,
И суть во мне откроется иная….
И что мне горечь нынешних тревог,
Коль впереди - дорога неземная!
Жажда
Меня уже предупредили:
Не каркай, если хочешь жить.
Ведь скольких вас таких убили,
Готовых правду говорить.
И Господа не трогай всуе,
Да и пощады не проси.
И если нож меж рёбер сунут,
Не бейся и не голоси.
И верь: Господь тебе поможет,
Ты обретёшь покой и твердь,
И от больничной койки, может,
Вдруг отойдёт старуха – смерть.
А там - тихонько поднимайся:
Работы много на Руси,
И новой силы набирайся,
Врагов у Господа проси.
***
Жизнь мотала по свету меня,
А мечты приходили во тьме.
Я, в плену безысходного дня,
Жаждал ночи на этой земле.
Тьма вставала великой стеной,
И тогда мне хотелось на свет,
И бродил я ночною порой
В безысходности прожитых лет.
Ночь прогонит назойливый день,
Мне же светят в тумане годов:
То - вольфрамовый свет деревень,
То - неоновый свет городов.
Звёздная пыль
Звёздной пыли наглотавшись,
Закручинишься порой.
Тот - военный, этот - штатский,
Я, выходит, - никакой.
Вроде, раньше не болело,
Но уже на склоне лет
Говорю, что будет дело,
Веря в то, что я - поэт.
Я войду в литературу
Скромно, тихо, поклонясь.
Такова моя натура,
Просто русский! Жаль - не князь.
***
Господи, ужель опять я пьян
Господи, с какого же причастья?
Может, понапрасну дар мне дан,
Дар писать - в предчувствии несчастья?
Я пишу, канонам вопреки.
Те, кто знал меня, ещё не верят.
Ведь не всем дано писать стихи,
Ощущая радость, и потерю.
Господи, неведома мне суть,
Лишь опять бессонны мои ночи.
Ведь поэтом быть – нелёгкий путь,
Но за всё тебе спасибо, Отче!
ТРУДНАЯ ВЕРА
РАЗДЕЛ III
***
И хоть время былое жалею,
Оптимизмом себя не лечу.
Никогда не носил я ливрею
И топор не точил палачу.
Так вот жил и живу, как придётся,
Не герой, не последний дурак.
Только сердце тревожно так бьётся:
Что-то в жизни, наверно, не так.
И живу я с любимой хандрою,
И сияет небесная высь …
Может, я и копейки не стою,
Но попробуй купи мою жизнь!
***
В немой обыденности дней
Сужу о вечности спокойно.
Налей! Пожалуйста, налей!
Так на душе сегодня знойно!
Свинцовой тяжестью туман
Меня от зноя не закроет.
Болит душа, когда не пьян,
А хмель шальной ту боль утроит.
Чем дольше жизнь, тем больше жар,
Жар предстоящего ответа.
За нелюбовь, за перегар,
За каждый день шального лета.
***
Мне фотограф скромно предложил
Родинки мои убрать и шрамы.
Только я ведь с ними жизнь прожил,
Мне достались родинки от мамы.
Наши шрамы - это наша жизнь,
Не всегда пропитанная мёдом.
И сквозь зубы я кричу:
- Держись!
Заливая раны жгучим йодом.
Оставляю шрамы навсегда:
Шрамы у мужчины - это гордость!
Я не уберу их никогда -
Даже те, что сделала мне подлость.
Плаха
Льву Котюкову
Иду к учителю со страхом,
Иду с высоким покаяньем.
Всю жизнь свою, считая крахом,
Иду с угрюмым ожиданьем.
Он в этот раз немногословен,
Меня, ругая нецензурно,
Даёт понять, что мир условен
И не всегда в нём всё ажурно.
Он сам не сразу стал великим
И жил, как все, но с большей болью,
И мир жестокий и безликий
Душил его своей «любовью».
Вновь этот мир поэтов душит,
И требует тройную плату…
Всяк в жизни свой бокал осушит,
Но кто пойдёт со мной …на плаху?
.
Мастер ближнего боя
Щербань Виталию
С рук сдирая покровы кожные,
Но, ломая кирпич на части,
Думал:
- Сбудется невозможное!
Я вдруг стану таким, как Мастер.
Он смотрел на меня с ухмылкой,
На отбитые напрочь кости,
Говорил: - Ты пока лишь пылкий,
Попотей, остальное - после.
Макивару разбил в мочало,
Заливался солёным потом.
Он сказал:
- Это лишь начало! ...
И в раздумье застыл глубоком.
Мои друзья
Мои друзья шампанское не любят,
Они по жизни просто - мужики.
Вино из уважения пригубят,
А бренди – иногда, с большой тоски.
Мои друзья пьют водку под огурчик,
И, матерясь, ругают чью-то мать,
И дамам целовать не будут ручки:
Привыкли сразу в губы целовать.
А поутру - рассол воспоминаний
И жизнь - крутым обрывом у реки
С виною от нечаянных признаний…
Наверно, в этом все мы - мужики.
И наше братство - вовсе не эстетство,
Сермяжное и потное оно.
Гусарство - наше вечное наследство,
Которое пропить не суждено.
***
Я теперь скупее стал в желаньях…
Сергей Есенин
Я скупее нынче стал в желаньях,
Стал скупее в чувствах и словах:
Не нужны обманные признанья
И чужие помыслы - в делах.
Пусть Господь мне слово в душу вложит:
Я пишу, как кровью, по судьбе.
И немалый срок как будто прожит -
Не прожить бы лучшее в себе,
Не растратить жизнь - на обещанья,
Не раздать любовь - по пустякам.
Я скупей с годами - на признанья
Даже для любезных сердцу дам.
Принимай меня без укоризны,
Не таи обид к скупым словам...
Лучшее растратив в этой жизни,
Я любовь лишь Господу отдам.
***
Я свободу изумлённо пил
До пределов неземного края.
Ну а кто-то рядом просто жил,
О полёте яростном не зная.
Может, я свободу окрылил,
Может, окрылилась мной свобода.
Но на землю рухнул вдруг без сил,
Не найдя в высоком небе брода.
Ну а кто-то в белом - вроде врач,
Собирая тело по кусочкам,
Говорил:
- Летаешь, так не плачь!
Ведь другие плачут - в одиночках.
О главном
Мир закрашивать не нужно:
Он то ярок, то угрюм.
Нам бы жить под Богом дружно
И не лезть в крысиный трюм.
Жаль, что бесы правят миром,
И, случись какой запор,
Вас спасёт медбрат с клистиром -
Грязный пьяница и вор.
Говорят, что все болезни
Нам даны от головы.
А туда ли Вы полезли?
Впрочем, может, Вы правы ...
И, пройдя все бездны ада,
Жизнь мотая, как кино,
Понял: гланды лечат - с зада:
Так у нас заведено.
* * *
Не говори, что мы живём:
Мы все заложники у смерти.
Мы так живём и так поём,
Что в страхе ангелы и черти.
Нам не отмыть печать греха,
Печать великого порока.
А жизнь - тоскливая река -
Несёт нас волей злого рока.
Чужих не чувствуя потерь,
Живём в кредит у этой жизни.
И смерть нас ждёт, как лютый зверь,
Всегда готовый к чёрной тризне.
Безбожье наше как беда.
Молиться?… Думаю, напрасно!
Ведь ты мне снова скажешь: - Да! ...
А продолжение – ужасно!
***
На нашей Родине отцов
Не слышно проповеди Божьей.
Зачем вы бьёте мне - в лицо?
По сердцу бейте: так надёжней.
Безбожье наше - вот беда,
Нам той беды казалось мало.
И только времени вода
Несет нас к Божьему причалу.
Россия - вечная печаль,
Сегодня мы – твои сироты.
Наш путь: развенчанная даль
И - непочатый край работы.
***
Веры нет! Без веры - туго,
А грехов не перечесть.
И стихи пишу с натугой:
Воля есть и тяга есть.
Но ведёт меня неверье,
Гложет душу нелюбовь.
Как последнюю потерю
Я себя теряю вновь.
Алой кровью не отмоешь
Все грехи, что совершишь.
Жизнь моя, чего ты стонешь?
Не по мне ли голосишь?
Изгой
Я не буду больше молодым…
Сергей Есенин
Я сегодня забыт и заброшен,
Яблонь белых не радует дым,
Словно лютик литовкою, скошен:
Я не буду уже молодым.
И не будет ни веры, ни счастья,
И любви, что сжигает дотла.
Каждый день для меня как ненастье,
Каждый день – белый дым и зола.
Я - изгой маскарадного мира,
Всех я вижу такими, как есть.
Где любовь словоблудье эфира,
Где давно не в чести слово – честь!
Где не нужно открытого чувства:
Лишь жеманство приносит успех...
А на сердце тревожно и пусто
От бездушных последних утех.
Случайный собеседник
Случайный друг и собеседник,
Ты так назойливо ретив!
Ты, как настойчивый посредник,
Чужой души речитатив.
Но мне не пой обманных песен
И не сули худой молвы.
Мне этот мир неинтересен,
И в этом нет твоей вины.
Ведь что бы в жизни я ни делал,
Я грешен, непокорен был.
Мне всё сегодня надоело,
Я понял: Господа забыл.
И я сегодня - в покаянье:
Слова - пустая мишура.
Я тоже жажду пониманья.
Прости, мне к Господу пора.
***
Жизнь идёт. Ни друзей, ни врагов.
Одиночество хуже молчанья.
Я - в стране недосбывшихся снов
И забытых пустых обещаний.
Я беречься давно перестал,
Жизнь свою не считаю бесценной.
Я, наверно, немного устал
От навязчивой несыти бренной.
Не пугает меня пустота:
В одиночестве сила и горечь…
Может, нынче погода не та?
Может, просто замучила совесть?
Должник
Убивая своё, я - хранитель чужого.
Это - чьё-то жнивьё, это - чья то корова,
Это - чей-то лесок, и большая поляна,
Это - чей то поэт, что стоит полупьяный.
А наутро - рассол и холодные взгляды…
Не ругайте меня, я прошу вас, не надо.
Мне не надо добра, я не вижу в нём толка,
Я долги отдаю с чувством лютого долга!
Очерёдность
Забыв про этот мир, без пистолета
Я взялся целовать нательный крест.
Была жара, мозги свербили лето
И фейерверк неправедных побед.
Я и не знал, что правила едины
И зло родит всегда другое зло,
Что жизнь убийцы не бывает длинной,
Но кто-то говорит – не повезло.
Но шаток мир. Убийцу ждёт убийца.
Лишь вечен тлен, и тот не навсегда.
Своих врагов запоминаю лица,
Считаю дни их, месяцы, года.
Но час пробьёт - сегодня или завтра.
Подтянет враг надежнее глушак -
И грянет смерть, снимающая жатву,
И за тебя решит:
- Да будет так!
Он подойдёт, неведомый и жуткий,
И выстрелом, прервёт мои мечты.
Я упаду, конечно, не для шутки.
Сегодня - Я! А завтра? Завтра - Ты!
***
Всё больше хочется покоя,
В спокойной суетности дней.
Пиджак старинного покроя
Трещит от бренности моей.
Жизнь подо мной ломает стулья,
Скрипит видавший виды стол.
А я пишу, судьбу сутуля,
Кидаю, комкая, на пол.
Рву на клочки бумаги – мысли,
Там, где порою был неправ.
Чтоб золотые строчки вышли,
Не зря бумагу измарав.
И пусть я в пиджаке немодном,
И пусть не верят дураки…
Поэтом буду я народным,
В душе врачуя синяки
Есенинская грусть
Вот и я! Откройте двери! Здрасьте!
Иль не признаёте? Ну и пусть!
Мне не нужно быть козырной масти,
Чтобы пить есенинскую грусть,
Чтобы напиваться и скандалить,
Да ходить под носом у ментов.
Но опять мне ворот что-то давит,
Как в тот чёрный вечер, без понтов.
Я отпел по городам и весям,
Каждый раз, наверное, за край.
Родина, прости меня, повесу,
И глоточек воздуха мне дай!
Убивайте, суки, убивайте!
Смерть приму я, словно Божий дар.
Выживайте суки, выживайте,
Заглушив рассолом перегар.
Жаль порой, поэтов век не долог,
Но в моей обыденной судьбе:
Мне Есенин по-мужицки дорог,
Навсегда распятый на трубе.
Господи, а может, дашь мне время,
Дашь немного слов и светлых чувств.
Я несу есенинское бремя
Я пою есенинскую грусть.
Заочный ангел
Нет у меня нужды,
Нет у меня богатства.
Больше, мне не важны
Узы земного братства.
Я в небесах - чужой,
И на земле - не агнец.
Чужд мне земной покой,
В небе - спокоен ангел.
Господи, успокой
И не кори, не надо.
Я же не твой изгой
С тёмной душою ада.
Может, последний миг,
Может, ещё полвека…
С губ не сорвётся крик
Странного человека.
Где я сейчас парю?
В даль неземное тянет…
Вихрем влечу в зарю,
Если грехи оставят.
В небо взлетает век
Птицей большой и мощной.
Может ли человек,
Ангелом быть заочно?
***
Телефон замолчал навсегда,
Кто-то властно прервал разговоры.
Это злая, наверно, судьба,
Засекла нас в свои мониторы.
Нас заснимут навек в неглиже,
Влезут в череп, а может, и в душу,
И я в этом уверен уже:
Если надо, найдут и задушат.
Нас боятся за то, что живём,
Те, кто стал - не к добру - всех богаче,
Но мы горькие слёзы не льём
И от жизни не требуем сдачи.
И пускай мы сегодня молчим,
Нам трепаться впустую не надо…
Но рождаются строчки в ночи
Посильнее ножа и приклада.
Вандал
Бьют поэта коллективно-
По приказу или без,
То за слог его активный,
То за чуждый интерес.
Значит, всё ж кому-то нужен!
Не свинец же в глотку льют…
Для меня гораздо хуже,
Если в морду мне не бьют.
И плевать, что скалят зубы,
В графоманстве обвиня,
И пускают пену губы
Говорящих про меня.
И пускай зовут вандалом,
Говоря, что не поэт.
И живу я со скандалом
Много зим и много лет.
Может быть, судьба такая?
Снова громче всех пою,
И врагам стихи читаю,
Как удары раздаю.
***
В России не было и нет
Ни джентльменов и ни леди.
Кроваво плещется рассвет,
Суля суровое наследье.
Безверье наше - наш предел,
Где жизнь – разменная монета.
За нами - много чёрных дел,
Тех, что уйдут навеки в лету.
Церквей российских перезвон
Нам не сулит великий праздник.
Всё чаще слышим предков стон
И ощущаем лютость казней.
Корни
Соседу по даче Ласаро Франсиско Аулан Рохо
Ох, намешала мать – природа,
С кем в этой жизни я не пил?
Он сын китайского народа,
А говорит: кубинцем был.
В роду есть негры – эфиопы,
Что отразились на свой лад,
И, может быть сама Европа
Дала ему открытый взгляд.
Пьём с ним вино и не мешаем
Не с бренди и не с коньяком.
И полных рюмок не считаем,
И хвалим наш российский дом.
Где пашем в Подмосковье землю,
Сорняк изводим в свой черёд.
А где там корни мои дремлют?
И чья там кровь во мне течёт?
***
Мне первым быть не суждено,
Последним не получится.
И, может, кем-то решено:
- Пристрелим, чтоб не мучился!
Не окажу им эту честь,
В себя и Бога веруя.
И, если время ещё есть,
Врагам отвечу первым я!
***
Обнеси меня дарами,
Приготовь худой удел.
Заплутай меня дворами,
Чтоб к молитве не успел.
Не скажу худого слова:
Мужику ли голосить?
На земле давно не ново-
Жизнь у Господа просить.
Как на исповеди вечной,
Буду каяться и ждать,
Чтоб душе моей навстречу
Вышла Божья благодать
Солдат поэзии
Под чёрный хлеб - прекрасна водка,
Хотя, наверно, не для всех.
Здесь люди - главная находка:
Коль есть талант, придёт успех.
И остаюсь я сам собою,
Хоть часто сам себе не рад.
Теперь ни от кого не скрою,
Что я – поэзии солдат.
Мои стихи подобны грому,
В них часто молнии - меж строк.
И к церкви как к родному дому
Ведёт меня спаситель - Бог.
ПЕСНИ
РАЗДЕЛ IV
Весенняя песня
Знаю, сладит весна с метелями,
Разольёт их водой неистово.
Я её ожидал неделями,
И боялся: ужель не выстою?
И в тепле я, как в стужу лютую,
Ощущал всю, её, холодную.
А она зазывала лютнями,
И пугала меня, голодная.
Волчьим следом манила, глупая,
Не мирясь со своей кончиною.
И по следу носился тупо я,
Чтоб сцепиться мне с тем волчиною.
След растаял с водою талою,
И собак уж натравлять бессмысленно.
Снова лодки вяжу устало я,
Чтобы с берега их не вынесло.
Ногу сводит сапог резиновый,
И одежду кляну промокшую,
И бегу, провожая зиму, я,
А весна атакует мошками.
Не ругаю природу дикую,
Хоть пора аж до боли кислая…
Только время всё перетикает,
И омоет водою чистою.
Раннее утро
Раннее утро, умытое серым дождём,
Визг тормозов и летящая в сумраке вечность.
Что мы ещё от судьбы этой яростной ждём,
В рёве моторов растратив навек человечность?
Серый подъезд и открытое настежь окно,
Тусклый фонарь двор качает угрюмо - уныло.
Мы ведь допили густое хмельное вино,
Душу не греет оно, если сердце остыло.
Тесный автобус, несущий опять в никуда,
Грубый кондуктор, как жизни хозяин на время…
Нас поглотили с тобой навсегда города,
Кто-то нам дал это хмурое, тяжкое бремя.
Брезжит рассвет, только, видно, уже никогда,
В толщу бетонную он всё равно не прольётся.
Нас поглотили с тобой навсегда города,
Я же наивно надеюсь, что лучик пробьётся.
Первая любовь
Я буду тихо красться вдоль забора,
Я буду провожать твой каждый шаг.
Лететь вослед в мечтах тропинкой к бору
Наверно, Бог решил: пусть будет так.
Не подойду с немой, печальной болью,
А за калиткой молча постою.
Ты захватила жизнь мою и волю,
И я любви великой не таю.
Я не таю любви очарованья,
Весенних грёз несбывшийся мираж.
Я был готов все выполнить желанья,
У ног уснув, как верный чуткий страж.
Но годы лечат, хоть болезнь осталась,
И в душу мне пахнуло сентябрём.
Хочу любви, хочу хотя бы малость,
Хочу на миг остаться с ней вдвоём.
Наверно, рано, а скорее, поздно,
Я понял, чувство навсегда тая:
Суровый муж подёрнет плечи грозно,
Ты с ним уйдешь навек любовь моя!
Романс
Я как школяр, сегодня ждал,
Когда погасят в доме свечи.
Я о тебе всю жизнь мечтал,
О как тянулся этот вечер.
Я жизнь тебе готов отдать
Пусть кровоточат в сердце раны.
Как рассказать, как передать,
Что выхожу я из тумана.
Я был объят туманом лет,
Но я в тумане не растаял.
Меня мой друг, в том прошлом нет,
Пусть на меня враги не ставят.
Я жизнь отдам тебе в залог,
В залог любви, пускай мгновенной.
И ты - единственный итог
Моей судьбы обыкновенной.
Последняя премьера
Бременем лягут слова, обращённые в ночь,
Горечью тягостной, невосполнимой утратой.
Мысли гоню и гоню непутёвые прочь,
Но возникают и снова уходят куда-то.
Боль расставаний - больнее, когда навсегда
Руки отпущены и не нужны обещанья.
И никогда, ты пойми, никогда, никогда,
Больше не будет, не будет вовеки прощанья.
Двор озаряет знакомый до боли фонарь,
Слёзы сливаются с тёмной промокшею мглою,
Душно на сердце, в душе непроглядная гарь,
Где не могу без тебя, не могу и с тобою.
Мрак растворяет огни на попутном такси,
Время ушедшее вновь никогда не вернётся.
В жизни, как в музыке Фа не меняют на Си,
Даже когда вдруг в полете струна оборвётся.
Мы не играли, но наша окончена роль,
Морфием ночи уже не облегчишь страданья.
Бьётся в окошко душа, как промокшая моль,
И бесполезны пустые слова оправданья.
В комнате тихий, неяркий, пришторенный свет.
Ствол револьвера, пора мне проститься с премьерой!
Мы убивали с тобою любовь много лет,
Только Господь нас хранит и хранит своей верой
В ресторане «Невка»
Поэту Борису Курочкину
Вечерами мне бывает грустно,
И, уставший от духовных ран,
Чтобы больше не было так пусто,
Я иду в знакомый ресторан.
В ресторане музыка играет,
В ресторане некуда спешить.
Время незаметно пролетает
И не хочет плакать и грустить.
Всех бы дам я пригласил на танец,
И летел бы в лёгком вальсе лет.
Я сегодня кроткий, словно агнец,
И несчастий в жизни больше нет.
Пусть в потоке музыки кружится
Череда нелёгких наших дней.
Здесь не обязательно напиться,
Чтоб изведать долю королей.
А когда погаснут эти свечи,
До утра застынет этот мир,
Ты поймёшь, что время всё же лечит,
Жаль закончен наш весёлый пир..
Припев:
А в ресторане у дяди Бори
Мы забываем людское горе.
И пусть судьба нас порою дразнит
Давай сегодня устроим праздник.
Три аккорда
Три аккорда забытой гитары
Нас уносят в прошедшие дни.
И задумчиво кружится пара,
И волшебно сияют огни.
В этих звуках, простых и понятных,
Мы уносимся в юность свою.
Пусть поёт гитарист чуть невнятно,
Я слова эти вновь узнаю.
Припев:
Ваши белые плечи
Обниму осторожно.
Говорят, время лечит
Даже болью острожной.
К чёрту сладкие речи
За года расставанья.
Говорят, время лечит,
Только не расстояньем
И звенят потемневшие струны,
И звенит позабытый аккорд.
И до ночи, до звёздной и лунной
Кружит нас, толи Бог толи чёрт.
И неважно, что жизнь пролетела
И неважно, что кончиться бал
И летят над землёю два тела
Превративших вселенную в зал.
Припев:
Ваши белые плечи
Обниму осторожно.
Говорят, время лечит
Даже болью острожной.
К чёрту сладкие речи
За года расставанья.
Говорят, время лечит,
Только не расстояньем.
Признание
Мы с тобою - в вечном споре,
Я, поверь, того не стою.
Не нужны таланты красноречья.
Я живу своею болью
И не знаюсь я с любовью,
По пустому душу не калеча.
Вслед тебе гляжу привычно,
Жизнь опять идёт обычно,
И травой зарос наш старый дворик.
Только, будто паутинка,
Под окно твоё - тропинка,
Но о ней не знает даже дворник.
И когда всё спит на свете,
Ты, конечно, не заметишь:
До утра горит моё оконце.
И тебе совсем неважно,
Что влюблён я был однажды.
С той любовью я встречаю солнце.
Не могу тебе признаться,
Что дурманит цвет акаций
И по сердцу бьёт туманной болью.
И пишу ночами песни,
Чтоб с тобою петь их вместе,
Петь дуэтом со своей любовью.
Припев:
Бьют шальной гитары струны,
Льётся песня ночью лунной,
Песня недосказанного лета.
Под окном твоим брожу я
И весь двор перебужу я,
А тебя, наверно, дома нету.
Песня погибшей роты
Золотом вышит рассвет за порогом,
Где по сигналу разверзнется мир,
В схватке последней и с матом и с Богом
Первым шагнет за черту командир.
Бой не бывает ни честным, ни правым,
Словно бы жизнь дразнит лютую смерть.
Снова бросок и опять переправа,
И берегов неспокойная твердь.
Может быть, в небо ушла наша рота,
Где-то за облаком сделав привал,
И командир нам сказал: - Обормоты,
Я за собой никого вас не звал.
Сколько в России безвестных героев,
И командиров, без страха в душе.
Только тоскливо бывает порою,
Жаль, что таких нету рядом уже.
Припев:
Вырастут цветы, на могилах наших.
В небе голубом птицы пролетят.
А земли моей нет на свете краше,
Здесь и умирать любо мне сто крат.
Скорые года
Жизнь моя напрасная, и чья затея
Что живу на свете уже много лет?
Бороду седую с мыльной пеной брею,
Словно бы из мрака выхожу на свет.
А наутро старая пропрёт щетина,
Взглядом изподлобья я на жизнь гляжу,
Радует одно лишь: то, что я мужчина,
Больше в жизни я ничем не дорожу.
А года уносятся аллюром скорым,
Опоздать боимся, а спешим куда?
Я уже смиряю непокорный норов,
Тормозить пытаюсь скорые года.
И моя любовь - одна, вторая, третья,
И давно потерян тот любовный счёт,
Пулей пролетело почти полстолетья,
Но опять за поворотом кто-то ждёт.
Ждёт меня судьба, играя чёрной мастью,
И пускай проходит жизнь моя быстрей,
Тормозить наверно Бог не дал мне власти,
И лечу по жизни, всё скорей, скорей.
И неважно где дорога оборвётся,
И неважно по прямой или на круг.
Если кто-то вдруг в дороге улыбнётся,
И замашет вслед цветным платочком вдруг.
Припев:
За седые, бестолковые года,
Пью, жалея: не впервой нам расставаться.
Знаю, завтра мне ответит снова: - Да!
Та, с которой не хотелось бы прощаться.
Запретная зона
Запретная зона, запретом манила,
От слова нельзя: даже сердце застыло.
За гранью закона - запретная зона,
Граница судьбы, а за нею - лишь стоны,
А где-то за стоном - запретная зона.
Запретная зона - за гранью закона.
А здесь осторожность, не кажется вздором,
Здесь каждый твой шаг засекут монитором
Основа закона - запретная зона.
Вновь строгий конвой автоматы ощерит,
Мы, видно, дружили не так и не с теми.
Запретная зона - основа закона.
Но мы прорываемся ставкою - жизни,
Мы - словно враги у своей же Отчизны.
Нам рамки закона - запретная зона.
А кто-то в погонах бумажною новью
Напишет закон и ответим мы кровью.
Запретная зона, запретная зона, запретная зона!
Горечь
Мы с тобой уже простились,
Не познав любви.
Только горечи напились
Наши соловьи.
А любовь? Она случилась,
А, быть может, нет.
Может быть, и ты приснилась
Мне на склоне лет!
И, когда, растают тучи,
Будет ясный день.
Наша жизнь, наверно, случай,
Или просто тень.
О, какая сердцу мука,-
Боль в словах твоих.
Это будет нам наука -
Горечь на двоих.
Ведь любовь не получилась,
Ни по чьей вине.
Ты, наверно, всё ж приснилась
Мне в нелепом сне.
И не нужно обещаний,
Что любовь придёт…
В нашем замке из желаний
Чувство не живёт
Припев:
Горечь, горечь – боль потери,
Твой последний взгляд.
Я не верю, я не верю,
Что вернусь назад.
Возвратиться невозможно,
И тебя простив,
Ухожу я осторожно
Двери затворив.
Исповедь
Жизнь убога и проста!
Пью судьбу бедовую,
И не ведаю поста,
И грехи всё новые.
Мне б на исповедь пойти,
Мне б навек покаяться.
Замело мои пути,
На роду мне - маяться.
Не хочу гореть в аду,
Прибавляя копоти.
Наземь глухо упаду.
Где ты, где ты, Господи?
По ночам пишу стихи
Про любовь про первую…
Господи, прости грехи,
Господи, я верую!
СОДЕРЖАНИЕ
Раздел I КОСТРЫ СУДЬБЫ . . . . 7
Раздел II ТРЕВОЖНАЯ НОВЬ . . . . 10
Раздел III ТРУДНАЯ ВЕРА . . . . . 78
Раздел VI ПЕСНИ . . . . . . . . 106
Свидетельство о публикации №105121001354
Курышева Людмила Владимировна 23.10.2008 21:57 Заявить о нарушении
Евгений Аверьянов 23.10.2008 23:19 Заявить о нарушении