На прииске

 

Я помню глубокие снеги,
В зимовье – высокий порог.
По цвету начищенной меди
Алел на востоке восход.

Бадья поднималась с породой,
Дымился костёр на снегу.
С ручья отведённые воды
В лотках промывали слюду.

Остатки я черпал совками,
Кварциты крушил молотком
И перетирая руками
Весь шлих промывал над лотком.

И блёски играли на солнце.
И падал в осадок металл,
А что оставалось на донце,
Я в банку жестяную клал.

А ночью по звёздному небу
Я мерил дорогу домой
И ноги упрямо по следу
Вели на тропу за рекой.

И там же, вдали, за распадком
Курил Кадыкчан меж огней,
Где маялись жизнью несладкой
С полтысячи разных людей…

Три сотни домов и бараков.
На площади – каменный Вождь.
И два неуютных продмага,
Да лужа и в сухость и в дождь.

Столовая с бочкою пива
И с пеною в кружке на треть.
И лапы подняв горделиво,
При входе, у пальмы – медведь.

Бутылки с парящим оленем
Несут по веленью руки.
И миску душистых пельменей,
И хариуса из реки…

А мы, постепенно хмелея,
От спирта и сытной еды,
Дарили стихи, не жалея
И пели без третьей струны…

 И нам улыбалась Фортуна
В прожилках кварцитовых скал.
Горел в отражении лунном
В горячих ладонях металл.

Горел, как в созвездии Вега
В запутанных звёздных Мирах,
В кругу Кадыкчанского снега,
На бурундуковых холмах.


 1980 г.