Чайка

    по мотивам повести Р. Баха
    «Чайка по имени Джонатан Ливингстон»


Постой, сын мой, немного отдохнем.
Покой необходим как хлеб и воздух;
Избив о камни ноги, в нем
И был, пожалуй, разум создан.

Как быстрая в пути вода
Стремится к озеру рекою,
Так наши мысли иногда
Нуждаются в покое.

Присядем, лес нас защитит.
Заметил я давно, что есть среди народа
Особый род людей,  - не знаю, видел ты, -
Глаза косят, а уши! – нет длинней в природе.
Когда-то был я молод, - не скупясь
Мой юный ум пульсировал, томимый жаждой
Познать природы внутреннюю связь
В цепи вещей, событий…  И однажды
Попался в руки мне старинный манускрипт,
Написанный неведомой рукою.
Я, искушенный тайной, года три
Над ним сидел пока за тайною строкою
Не понял смысла. Там была одна глава…
А впрочем, расскажу все по порядку.
Будь добр, подбрось в огонь еще дрова, -
За час наш разговор мы кончим вряд ли.

Послушай от начала до конца
Сказание о чайке Джонатане.
Пусть прах не потревожит мудреца
В устах моих его история простая.


            1

Свет солнечный, сквозь облака проникнув,
Скользнул лучом в волну морскую,
Упал на дно и разбудил меж галек блики,
Ночную разгоняя скуку.

Над волнами кружась, кричали чайки
И зорко всматривались в танец света;
Бросались камнем вниз, когда случайно
Добычу посчастливится заметить.

На берегу, что над водой навис стеною,
Они садились отдохнуть и вновь взлетали,
Кружась, охотясь над волною...
Здесь век от века обитает Стая.

И здесь в круженье над водой, как близнецы,
Проходят день за днем и год за годом,
И, брошенные в этот вечный цикл,
Приходят чайки и уходят – род за родом.

Так жили все, так будут жить потом,
Так велено Природой – богом чаек,
И кто из чаек усомнится в том,
Что нет у круга ни конца и ни начала?


             2

Призывный крик доносится из уст
Одной из чаек – вестовой от Круга,
И вмиг стал воздух над водою пуст, –
Все сели на Утес и облепили каждый угол.

А в центре Круга, тяжело дыша,
Раскинув крылья, раненая птица
Лежит, - в ней еле теплится душа,
На камень с клюва кровь сочится.

Склонившись до земли, с несчастным вровень,
Седая безутешно плачет мать.
Чуть в стороне отец глядит сурово, –
Так слезы ему легче удержать.

Одна из старых чаек, еле-еле,
Тряся от исступленья головой,
К ним выползла из полутемной щели, –
Она имела в Круге голос свой.

В почтенье голову склонив,
Стояли круг за кругом чайки
Как волны на воде, – они
Молчанием старейшину встречали.

«Братья и сестры, вам судить
Проступок чайки Джонатана.
Возможно ли его простить,
О том пусть скажет Стая.

Вместо того чтобы как все
Кружить, отыскивая пищу
В волне морской, упрямец сей
Ее в заоблачных высотах ищет.

Я говорю: там пустота! -
Там холод, мрак, и нет опоры крыльям.
Летать мы можем лишь по кругу, – так
Нам наши предки говорили.

Издревле Круг священный наказал
Всем чайкам выше не летать Утеса...»
Джонатан тяжело поднял глаза:
«Еще скажите – выше собственного носа.

Предания о том, что было раньше,
От наших мудрецов не раз я слышал.
А все-таки, та чайка видит дальше,
Которая летает выше!»

«Какая дерзость! Это выше моих сил, -
Воскликнул старец, - будешь ты наказан!».
«Какая дерзость! Мать бы пощадил!» -
Заговорила стая разом.

И чайки, будто не было друзей,
Волной единой колыхнулись;
От старца - круг за кругом - все
К нему спиною повернулись.

Взлетела брызгами волна,
Разбившись о глухие камни.
Круг осудил - Джонатан знал -
Его на вечное изгнанье.

Но гордо вскинул головой
Упрямый Джонатан, –
Он не желает слушать вой
Всеобщего суда.

Он крылья подобрал к груди,
Сложил и через боль
С земли поднялся в миг один,
И овладел собой.


           3

За горизонтом Солнце село,
Лучи упрятав с глаз долой.
Легла Луна, как на постели,
На волнах золотой пилой.

И, успокоенный Луной,
В прибое птичий гомон тает...
Глубоким забываясь сном,
На камнях замирает Стая.

Забылся сном и Джонатан.
Сегодня день был неудачен, –
Не покорилась высота,
Но он попробует иначе.

Он жаждал – ввысь, и эта страсть
Была сильней всего на свете,
Была сильней, чем страх упасть,
Была сильнее смерти.


            4

Он спит... И странный снится сон ему.
Как будто бы из тучи выйдя,
Поднялся выше Неба он и тьму,
Усыпанную звездами, увидел.
Джонатан растерялся, - как удав
Грудную клетку страх сдавил;
Уверенность пропала без следа
Перед величием светил.

А Млечный путь висел над ним
Мечом в руках у палача,
Готовый острием своим
Его убить. Он закричал,
Он вниз рванулся, что есть сил, -
Как бритвой резал воздух клюв, -
Но вдруг дорогу вниз забыл
И сделал в воздухе петлю.

И снова меч в глазах сверкнул,
И снова ужас кинул вниз,
И снова путь в петлю согнул
Упрямый рок. «Остановись!» -
Вдруг слышит он, когда уж сил
Едва ли может быть на круг
Ему хватило бы, открыл
Глаза... и одолел испуг.

А рядом с ним, крылом к крылу,
Летела, серебром горя,
Другая чайка, - через мглу
Лежал их путь, и путь был прям.


           5

Услышав вырвавшийся крик,
Над ним склонились мать с отцом;
В знакомый вглядываясь лик,
Не узнавали сына в нем.

Откуда эта страсть взялась? -
На Небе нет ни скал ни пищи.
Какая на него нашла напасть?
Что он в своих полетах ищет?

Пусть лучше не летал бы никогда
И был всегда с родными рядом.
А небо? - вот же, без вреда
Оно и так подвластно взгляду…


            6

«О, радость взмаха крыльев!
О, торжество полета!
Слепцы, миг счастья - вот он! -
В уверенности, в силе, -
Когда незримый воздух
Становится опорой,
А ты есть тот, который
Для Неба лишь и создан!

Когда твой мускул каждый
Единой собран волей,
А взмах крыла наполнен
Полета жаждой!»

Джонатан летел. Воздух утренний, свежий,
Лучами косыми едва лишь разбужен,
Врывался иголками в легкие прежде,
Чем вырваться криком восторга наружу!

Тем возгласом счастья, которому чуждо
Желание, чтобы его оценили,
Который возник из пьянящего чувства
Единства и равенства Неба и Крыльев!

Знакомые камни, знакомые скалы,
Сквозь дымку от волн отделяясь неясно,
С такой высоты оказались так малы,
Что, вспомнив про Круг, Джонатан рассмеялся.

Какая нелепость хранить как святыню
Законченность формы. О, старые чайки!
На ваших недвижимых, немощных спинах
Покоится Круг – без конца, без начала.

Джонатан был горд, что на веру не принял
Единственность Круга как формы всей жизни,
Что понял где выход, – в возможностях крыльев! -
И только свободный полет был им признан.

Джонатан летел высоко над Утесом,
Над морем лазурным, над всею планетой, -
Туда, где во мгле недоступные звезды
Сияют и манят серебряным светом...


             ***

Предание закончено, сын мой.
Я рассказал тебе, как вспомнил,
Все, что за тайною строкой
Увидеть было суждено мне.

Мир изменился за прошедший час,
Он - в вечном поиске и вечно юный -
Стремится к новому, затрагивая в нас
Какие-то неведомые струны.

У Солнца опустел колчан горячих стрел.
Ему пора спешить навстречу Богу.
Ну а у нас давно погас огонь в костре,
И нам с тобой опять пора в дорогу.