Тягота русальная

Храбримся мы и весело, и шумно,
так весело, чтоб насмерть задушить
боязнь кончины, ропот полоумный,
что не даёт нам тихо - всласть пожить.
Куражимся на оживлённой трассе,
идя гурьбой по центру полотна,
и верим, глупые, что нас обезопасит
тот факт, что мы – согласная братва,
что несть числа нам, и как соберёмся,
да пивом запасёмся на века,
да двинем все турусы на колесах,
как цельный бронированный таран,
не остановишь, прошибем любые стены,
леса раздавим, горы в пыль сотрём,
птиц перебьём, ощиплем и супец отменный
на всю ватагу сварим – ох, гульнём!..
ну-ка, скажи хоть слово, кто там против!..
да мы любого!.. с нами не шути!..
рискнёт кто прекословить при народе –
извольте, принародно и казним...

Когда-то бунт наш был смирён подковой
великокняжеского зверя-жеребца,
владевшего и мерой и основой
под тяжестью Верховного Жреца.
Румяный князь, он был бы впрямь пророком,
когда сумел бы силой навязать
не новоседа, а русального нам Бога
в Отцы, или МокОшь – в едину Божью Мать.
Искрятся и теперь ещё цветы вдоль русла
купАвым, рОсным и живительным огнём,
в прибрежных травах, молодой и русый,
резвится Хорс по-прежнему - живьём.

Мы – капли, замурованные в лёд,
пригреет Солнце – и прольёмся в реки,
впадающие в Море, и – в поход
из Оста в Норд, из Норда – в греки,
а там по кругу – снова в Норд.
Широким, медленным, внушительным потоком
всю муть и грязь сгребаем по пути,
паркОм возносимся к языческому Богу,
Ярило-батюшка, мол, ты хоть помози
толпой шагать и весело, и шумно
по краю самому, по кромке бытия,
перехитрить страх смерти полоумный,
переорать злорадность воронья.