Сокол и соловей

Грохотала земля под копытом коня.
День нагайкою месяца ночь погонял.
Царь спешил на охоте отвлечься от дел,
И на правой руке его сокол сидел.

За спиною царя полыхала заря,
Освещая весь мир впереди у царя,
Но была в этом мире дубрава одна
Никому среди прочих дубрав не видна.

В вековых там деревьях на ветке своей
По веленью души песни пел соловей.
Жаль что мир, заблудившись во зле и добре,
Редко слушал его соловьиную трель.

Над душой человеческой царствовал прок,
А для прока привычней охотничий рог,
Оглушительный топот копыт по земле
Да убитая вольная дичь на столе.

Царский сокол, посаженный возле плеча,
Всю свою соколиную жизнь промолчал.
Он послушно сидел на могучей руке
Со спокойной душой, с головой в колпаке.

Вдоволь мясом кормил повелитель его.
Он печали не знал, не любил ничего
Кроме лая охотничьих царских собак,
Когда с глаз ненадолго снимали колпак.

И тогда его взор устремлялся вперед,
И срывался отпущенный сокол в полет,
На добычу направленный дланью царя,
И был путь его безукоризненно прям.

Смертоносной стрелой он над миром летел,
И скользила за жертвой зловещая тень,
А когда настигала ее, в этот миг
Жертвы стон завершал победителя крик.

Только - миг, и опять - под колпак голова!
Никогда сокол волю себе не давал, -
Ни затейливым песням, ни гордым речам.
Потому и кормили его, что молчал.

А в дубраве дремучей, меж тем, соловей
Добывал из земли для прокорма червей,
Шелушил с голодухи горох и репей,
И себе для души песни звонкие пел.

Громко пел о великом творенье небес,
Давших звезды и солнце, и воду, и лес,
Ежедневное утро в сиянье лучей
И дорогу пробивший сквозь камни ручей.

Песни пел о свободе, - о том, что она
Всем живущим созданьям с рожденья дана
Для того, чтобы жить по веленью души
Только там, где свободно и радостно жить.

Пел о том, что над миром пылает заря
Одинаковым светом рабам и царям,
И о том как прекрасен свободный полет,
Когда звездами манит ночной небосвод.

Пел о том, что живому дано выбирать, -
Говорить иль молчать, отдавать или брать;
Ни единой душе не дано середин:
Или раб ты в душе или ты - господин.

Пел о том, что несносных страданий и бед
В его славной дубраве, по сути, и нет,
Если крылья даруют возможность лететь,
А свободному голосу хочется петь.

Петь рулады о вечном стремленье души
Посмотреть каковы изнутри миражи,
Разглядеть - что иным и совсем не дано,
И найти у бездонного озера дно.

Где, в безудержном царстве фантазии, прок
Не способен царить, как дремучий порок,
И рождается мир пузырями идей,
Поднимающихся в непроглядной воде.

Где без этих воздушных пустых пузырей
Нечем было бы миру дышать на заре,
Невозможно свободно скакать на коне
И какой-либо прок видеть в завтрашнем дне.

Так в дубраве своей песню пел соловей
Да искал на земле между делом червей,
Ну а ветер неистово, что было сил,
Одинокую песню вокруг разносил.

Наградила удачей охота царя, -
Значит, день завершившийся прожит не зря.
Много дичи ему верный сокол добыл
По полям и долам, - царь доволен им был.

На сырую он землю спустился с коня
Отдохнуть от похода и пищу принять,
И в тенистой дубраве, в прохладной тени,
Свою царскую голову он приклонил.

Его острый, прямой как у сокола, взор
Утомил убегающий вдаль горизонт,
Ослепил беспросветно сияющий свет, -
Царь устал от охоты, устал от побед.

И рукою провел над собою он так,
Словно снял затмевающий светом колпак,
И дубрава, которую он стороной
Проезжал много раз, мир явила иной.

Там, вблизи от него в невысокой траве,
Нес тяжелую ношу свою муравей;
Крупной каплей свисал дня прошедшего пот,
Отражая в себе весь земной небосвод.

Царь придвинулся ближе и зренье напряг,
И внутри этой капли увидел… царя!
Своим взором в него царь уставился тот,
И во взгляде его тоже был небосвод.

А на том небосводе был тоже свой царь,
Был свой царь и во взгляде второго лица, -
Друг за другом послушно цари встали в ряд,
И казалось, что не было счету царям.

В бесконечность небес уходили цари,
Как всплывают в прозрачной воде  пузыри.
Царь с травинки стряхнул наважденье скорей,
Капля вниз сорвалась…, и не стало царей.

Вместе с каплею канул в траву муравей,
Но в дубраве дремучей запел соловей,
И на душу легла соловьиная трель, -
Слушал царь соловья, словно в душу смотрел.

И предстала безводной пустыней она.
Нет в душе ничего – бесконечно бедна;
Только - мелкая пыль да горячий песок
Со следами веками топтавшихся ног.

Он бежит по пустыне один, как зверек,
И не знает куда, – нет в пустыне дорог!
Над его головой хищный сокол кружит,
А вокруг - ничего, лишь одни миражи.

Смертоносной стрелой сокол вдруг полетел,
Побежала за жертвой зловещая тень
И настигла ее, и слились в этот миг
Побежденного и победителя крик.

Вскрикнул царь и проснулся в холодном поту.
Пока спал он, закат отгорел и потух.
Наступала бессонная звездная ночь –
Неизбежность, которую не превозмочь.

И рассыпалась по небу звездная дичь, -
Ни стрела и ни сокол не смогут достичь, -
Но летела в далекие эти края
Между звезд одинокая песнь соловья.