История болезни

Две тысячи пятый год – самая необычная дата, какую можно представить. Нет, это не фантазия Кира Булычёва, Лема, Стругацких или Стенли Кубрика, это самая настоящая реальность. Моя реальность. Реальность одного из последних настоящих лирических поэтов. О, тут вы можете возразить: а как же Немиров, Никонов, они же говорили тоже самое? И вообще, дотошный читатель обнаружит некое сходство повествования с предисловием «Техники Быстрого Письма». Что ж, я рад, что обнаружит – значит не прошёл мимо этот настоящий памятник современной поэзии. Собственно, о поэзии постараюсь сейчас поговорить. Я пишу уже десять лет, а в одном самиздатовском журнале двадцать первого века меня обвиняют то в пошлости, то в грязи. Мол, и живя по уши в дерьме, можно писать красиво. А что, хороший приём: тебя имеют, а ты пишешь об этом как об акте прекрасной вселенской любви! Всем хорошо, все рады. Главное те, кто тебя имеют. Мол, чуваку нравится, а ну-ка, засажу я ему поглубже, может ещё чего хорошее напишет. На чём и глаз отдохнёт и мозги. Но, собственно, я не о том. Кто-то говорит, что у меня в стихах куча негатива. «Что, у вас всё так плохо?». Да нет, наоборот, но… Китайцы говорили, что настоящее искусство должно быть печальным. А, прикиньте, нафигачу я сто тысяч стихов о том, что всё хорошо, весна-лето-тепло и… весь набор, короче… Меня прочитают и О! О! Как хорошо, только чего об этом кричать, ибо мы… (выбери сам продолжение, по ситуации, так сказать) а) по уши в дерьме, а он тут выёбывается, что ему хорошо, б) нам итак хорошо, чего писать о том, что зелёное это зелёное, мы итак видим, чего он выёбывается? Итог один. Даже рифмуя о любви, не стоит забывать, что рифмой к слову «любовь» часто является слово «Кровь»! Мы восхищаемся «Последним днём Помпеи», но не думаем, что через каких-то полчаса все герои картины будут мертвы, мы превозносим Достоевского, но такого количества мрачных безумцев как у него, нету ни у кого в отечественной классике. Так получилось, что своими стихами я постарался вписаться в рок-музыку. Я имею ввиду форму и их выражение. Кто-то ненавидит мою эмоциональность. Мол, нехуй истерики на сцене разводить. А хули вешаться-то? Ты бы ещё вены порезал! Никонов, ты читаешь стихи словно Никонов! Вернее, так же орёшь их со сцены, вас отличает лишь то, что ты не режешь на сцене вены! Хотите, порежу? Да, иногда я срываю голос. Это случилось как-то на концерте в «Манхэттене», когда впервые во время нашего выступления кто-то шумел в зале. На самом деле хотелось кинуть гранату, взорвать шум и возвести на престол её величество тишину. На моём сайте меня как-то спросили, какую траву я курю, что пишу такие стихи. Я не спорю, что мои стихи являются частью подсознательного, но какого чёрта думать, что если я говорю о том, о чём предпочтительнее молчать, то, значит, я курю, пью и т.п.? Да что он возомнил о себе? У него мания величия? Так вы думаете, мой терпеливый читатель? А что, признайте меня сумасшедшим и простите всё. Только не думайте, что вам станет легче. Всё, о чём я пишу, происходит вокруг нас: и коммерция съела друзей, и менты шмонают лишь тех, кто на лицо не такой, как они, и реальности, в сущности, нет, и затыкать друг другу рты липким подобием поцелуя… Собственно, текст был об этом.
Святослав КОРОВИН
12 ноября 2005