Часть четвёртая. Посрамление

Ждут священника крестьяне,
в душном храме суета:
иль уснул в горячей бане,
или нет на нем креста,
иль худое приключилось,
неча шляться по ночам,
Евдокимка, сделай милость,
почитай Писанье нам
Угрожает ливнем небо,
в поле колос наливной,
коль останемся без хлеба
сдохнем с голоду зимой.
По селу к Востоку задом
ехал батюшка лихой,
ребятня бежала рядом,
бабы гнали их домой.
повезло еще родимый,
что в болоте не увяз,
не сломал в чащобе спину,
не подбил о ветку глаз.
и шумит на всю округу,
как прорвавшийся поток,
к счастью, лопнула подпруга,
завалился голубь в бок.
и, ударившись пребольно,
слово бранное изрек,
обротясь котищем черным
конь пустился наутек.
Забубнил дьячок пискляво:
"Со святыми упокой"
и осекся, эко право...
поп в дверях стоит, босой:
жирный, грязный, мешковатый,
без порток и без креста,
и, похоже пьяноватый,
не смущает нагота.
попадья завыла в голос:
- Опозорил, осрамил,
ой! в зеленой тине волос
и добавила - Убил!!!
а Евлампий очумелый
заглянуть хотел в алтарь,
мужики сдержали тело,
грозовая виснет хмарь.
спал священник долго, сладко,
как младенец на груди.
пробрало его порядком,
приумаялся в пути...
сход на площади собрался
и судачат и орут:
ой, растряс Евлампий сальце,
ну а сальца - десять пуд.
добуянился, допился,
с жиру разум потерял,
а вчера звонарь свалился-
два ребра себе сломал.
распустились, обнаглели,
по колено море им.
ни постились, ни говели.
эй, смотрите, валит дым!

продолжение следует.