Currency Exchange

Знаешь, а у Него тоже очень красивые глаза. Может быть, даже чем-то похожие на Твои. Сегодня я смотрела в них весь вечер, пытаясь понять, почему Ты не пошел за мной тогда. Ведь это было так просто – просто выйти за дверь, выйти просто за дверь…Я смотрела в Его глаза и понимала: они врут, притворяясь, что ничего не знают об этом. Не могут Твои глаза не знать ничего, даже если они принадлежат Ему. Но они тихо и упрямо врали.
Музыканты… Несмотря на то, что вы до самого высокого флажолета на струне «ми» стремитесь отличаться друг от друга, у всех вас одинаковые руки. Одинаково нежные руки по отношению ко мне. Сегодня, когда одной Он держал меня за руку, а другой гладил по щеке, мне казалось, что это делаешь Ты. Ты ведь тоже так делал…раньше…до того как я ушла… Почему все получилось именно так? Я не знаю, я хотела спросить у Его рук, но они тоже делали вид, что не замечают ничего кроме моего уставшего и такого желанного Им тела. Но я должна была найти ответ, все равно как, главное – найти. Тогда я решила спросить у губ. Твои губы никогда не врали мне. Вот и Его, пусть совсем не похожие на Твои, губы должны были сказать мне правду. Я терзала их своими вопросами в долгих сочных поцелуях. Долгих, наверное, потому, что вопросов было слишком много, а сочных – потому, что они, к счастливому сожалению, были не Твои, а все-таки Его.
Он милый, очень милый. И у Него потрясающе честные губы. Они рассказали мне все. И теперь, стоя здесь, на улице, под мелким противным дождем, и кутаясь в тонкую куртку от холодного ветра, я мучаюсь только одним оставшимся без ответа вопросом – где моя гигиеническая помада?

P.S. Надеюсь, губы пианистки Машки не смогут рассказать тебе ТАК много.